14 апреля
В тринадцать лет меня впервые приглашают на свидание. И это не мальчишка с улицы, а один из одноклассников Гордеева. Он высокий, выше меня на две головы, но худощавый. У него очаровательные ямочки на щеках во время улыбки и прикольная майка с эмблемой группы Линкин Парк.
Он пожимает мою руку, называя свое имя. Максим. Звучит классно. И ладонь у него теплая, приятная, словно он пользуется специальным кремом, чтобы не было грубоватости на коже. Вообще я не планировала до восемнадцати общаться с мальчиками, но этот так мил, и у него смешные шутки. Поэтому я решаю после тренировки пойти не отдыхать как обычно, а идти с ним гулять.
Но мое решение не нравится тебе.
Ты подлавливаешь меня в коридоре, перегораживаешь дорогу и строго смотришь. Мы все-таки на линии войны, наверное, не будь мамы на моей стороне, ты мог бы учудить что-то ужасное.
— Не смей лезть к моим друзьям, — грубо приказываешь, смотря прямо мне в глаза.
— Твой друг сам меня пригласил, не ты, — бурчу я. — Поэтому, отойди.
— Дашка, — раньше ты никогда не обращался ко мне по имени, обычно “тыкал” или говорил “эй”. Для меня это что-то новенькое. — Предупреждаю. Иначе будешь жалеть о последствиях.
Я ничего не отвечаю, лишь задираю носик и обхожу тебя дугой. Мне наплевать на твои слова, как и тебе на мои. Я искренне не понимаю, почему ты так эгоистично себя ведешь: хватаешь меня за запястье, и наши взгляды в этот момент пересекаются. Твой глубокий и мрачный, словно ночь перед бурей. В твоих глазах такая решимость, нескрываемая сила и уверенность, что я интуитивно вся сжимаюсь.
— Глеб, — только и могу выдать, стараясь отвести взгляд первой. А ты лишь сильнее сжимаешь мое запястье так, будто вот-вот сломаешь мне руку.
— Когда ты уже перестанешь быть такой дурой?
— Сам такой! — взрываюсь я и дергаю руку.
Ухожу, нет, убегаю. И наплевать, что со стороны мой побег, вероятно, выглядит трусливо. Лучше держаться от тебя на расстоянии, нежели пытаться подружиться. Ты уже дал понять — семьей нам не стать. Я навсегда чужачка в твоем сердце. Рядом со мной тень твоей ненависти.
Но несмотря на этот разговор, я все равно принимаю решение идти на свидание с Максимом в следующую субботу в семь часов вечера. Впервые вру маме, иначе она бы не отпустила. Для нее наличие друзей, когда есть балет — табу. Мне неприятно ее обманывать, и при разговоре я слишком открыто тереблю края плиссированной юбки.
— Ты не заболела случаем? — уточняет она. — Сейчас не время. Отлежаться не выйдет, не под конец полугодия.
— Нет, просто хочу сходить в книжный.
— Ладно, — мама машет рукой, жестом намекая, чтобы я уходила. И я ухожу, еще не представляя, чем закончится мое первое в жизни свидание.
Поход в кино отменяется — Максим заболел. Правда, он просит приехать к нему в гости на дачу, где его бабуля пытается лечить всякими народными способами. И я соглашаюсь, без всякой задней мысли. Надеваю кораллового цвета сарафан, он тонкий и легкий, самое то для мая. Материал струится по телу, создавая ощущение свободы. Я кружусь в нем перед зеркалом, улыбаюсь сама себе и даже грущу, что у меня нет косметики. Золотистого цвета волосы, которые в ту пору у меня по плечи, распускаю, и они каскадом струятся по спине.
Я слишком худая. Это бросается в глаза, если носить джинсы. Поэтому мама не разрешает их добавлять в мой гардероб. Платья, юбки — это для меня идеально, по ее словам. И я верю маме, ведь она — мой свет. Моя гордость.
Лодочки белого цвета с маленьким каблучком идеально вписываются в образ. Несмотря на возраст, у меня всегда обувь с подъемом, опять же это выбор мамы, не мой. Но я нравлюсь себе, кажусь настоящим лебедем, и мне думается, Максим тоже это заметит.
До его дачи меня довозит личный водитель. Там встречает молодая девушка в одежде горничной и странно поглядывает, хотя вслух ничего не говорит. Она ведет меня по широкому коридору в комнату, где ждет Максим. В томительном ожидании я крепче сжимаю сумочку, лямка от которой перекинута через плечо. А на пороге и вовсе топчусь, отчего-то волнуясь. Затем все же стучу и вхожу в спальню.
Вот только... такого гостепреимства я не ожидала.