Принц в наследство

Глава 21, в которой вассал заслужил награду

— Вассал во всем подчиняется своей королеве, он заслужил награду, — прошептал Леон и прижал меня к себе.

Волны и радуги… Я приподнялась на цыпочки и громко поцеловала его в лоб.

— Для оммажа не хватает меча, и я должен встать на колени, моя королева, — тихо засмеялся он, поднимая меня на руки.

— Для чего?

— Оммаж — это ритуал посвящения в рыцари… У меня снова закружилась голова, я обхватила руками шею Леона и нарочито отстраненно поинтересовалась:

— Мы так и пойдем запирать лошадь?

— И только так, моя королева, отныне и навеки! — Он торжественно понес меня в кромешный мрак сарая. — Подождите, здесь где-то должны быть весла.

— А свет здесь не зажигается?

Но он не успел ответить, как что-то загрохотало у него под ногами, где-то зафыркала невидимая Кузина, а в следующее мгновение мы почему-то оказались на сене. Все так же прижимая меня к себе, Леон встревоженно спросил:

— Ты цела, Катрин?

Впервые он сказал мне “ты” и назвал по имени! Что я могла ответить?

— Да, Леон, да!

И я в полной темноте прижалась к нему еще крепче, хотела сказать, что с ним я цела, как никогда прежде, но почувствовала на своих губах его губы, и облака, радуга, цветы все сразу захлестнуло меня, словно не в силах больше ждать ни одного мгновения. Я не видела ни его глаз, ни губ, ни рук, но они были и радугой, и облаками, и цветами, и не знаю еще чем, что уносило, растворяло, обжигало и обнимало прохладой. Я чувствовала, как соединяюсь, растворяясь в нем, исчезаю сама или исчезает весь мир. Я даже открывала глаза, но в этой кромешной темноте действительно не существовало ничего, кроме нашего дыхания и потока счастья, который уносил нас в неведомые таинственные галактики или превращал в одну из них, а вся вселенная существовала и летела только ради нас, заботливо укутывая бархатной темнотой, чтобы никто не посягнул украсть ни одной искорки принадлежащего только нам небесного света.

Мы заснули или исчезли в бескрайней вселенной счастья, не размыкая ни губ, ни рук, не осознавая ни жизни, ни смерти, словно наша единая душа на самом деле взлетела, милостиво давая отдых нашим беспомощным телам, так и не сумевшим подобно душам, остаться единым целым.