Притяжению вопреки

=23.

С минуту оба просто смотрели друг на друга, без единого слова. Но в такие моменты взгляды красноречивее и откровеннее любых слов. Да и невозможно столько всего высказать, сколько Анита увидела в глазах Эйса: и негодование, и облегчение, и разочарованное «как ты могла?», и болезненно-жгучее «люблю». И столько же всего без слов сказала ему сама…

Внизу хлопнула подъездная дверь, разорвав этот их молчаливый разговор. Анита отступила и распахнула дверь пошире, приглашая его войти.

Эйс разулся в просторной прихожей, снял куртку, водрузил на плечики. Делал он всё это неспешно, как будто намеренно оттягивал неприятный разговор или же давал себе время немного успокоиться. Впрочем, он и так с виду не особо нервничал. Не то что Анита. Её буквально потряхивало изнутри. Даже пришлось спрятать в карманы халата руки и сжать в кулаки, чтобы он не заметил, как они дрожат.

— Значит, это твой настоящий дом, — первое, что произнёс Эйс, проходя следом за ней в гостиную.

Анита отметила про себя, как он выделил слово «настоящий». Поставил в противовес всему, что знал и думал о ней до, всему фальшивому.

Он с любопытством озирался по сторонам, оглядывал её вещи, мебель, корешки книг на полках, картины на стенах.

— Уютно, — отметил он, улыбнувшись. Только улыбка вышла кривоватой.

Аните так много хотелось ему рассказать, столько всего объяснить, но, как назло, на неё накатил дурацкий ступор. Никак не могла собраться с мыслями, не знала, с чего начать. А глядя на него, такого одновременно близкого и далёкого, и вовсе терялась, захлёбываясь в чувствах. Сердце хаотично прыгало в груди — то ли от нежданной радости, то ли от стыда и горечи.

— Как ты меня нашёл? — вымолвила она наконец, хоть и совсем не то, что хотела сказать.

Он обернулся на неё, удивлённо взметнул бровь, как если бы она спросила, умеет ли он читать или писать.

— Отследил твоё вчерашнее сообщение, — ответил всё-таки.

Анита кивнула, будто поняла его. Снова повисла тягостная пауза. Для неё — тягостная, а он вроде никакого дискомфорта не ощущал. Подошёл к полкам с книгами и молча рассматривал. Потом вдруг с усмешкой прочитал название одной из книг:

— Джозефина Тей «Мистификация». Символично, да?

Щёки её полыхали.

— Послушай, — облизнув пересохшие губы, произнесла Анита, — то, что я тебе написала в сообщении — это правда. Я очень не хотела тебя предавать. Будь у меня выбор, я бы ни за что… Но у меня не было выбора, мне пришлось это сделать. Поверь… Ты просто многого не знаешь…

Эйс повернулся к ней, неторопливо подошёл ближе. И не сводя взгляда, произнёс:

— Думаю, что знаю. Нет, я понимаю, что ты не по личной инициативе разыграла весь этот спектакль. Понимаю, что тебя уговорили, вынудили, заставили. И даже догадываюсь, кто именно. Звонил мне один шепелявый тип пару раз. Незадолго до твоего появления… на моём горизонте.

— Рассохин, — поняла Анита. Безопасник у Лившица и впрямь говорил с шипящим присвистом.

— Он хоть и скрыл номер, но, в принципе, с тем же успехом мог и не скрывать. Да он ещё и угрожал, дурак.

— Угрожал? — холодея, переспросила Анита.

Эйс отошёл к окну, встал спиной к ней, заложив руки в карманы. Разглядывая что-то во дворе, продолжал говорить.

— Финансовый холдинг «Капитал Групп», главный конкурент моего заказчика. Очевидно, бывший главный конкурент. Гендиректор и держатель основного пакета акций — Лившиц Марк Аркадьевич, на которого ты и работаешь. Два года.

Повернувшись, Эйс посмотрел на неё с таким опустошающим разочарованием, словно он молился на неё, как на святую, а она оказалась, мерзкой мошенницей, лживой самозванкой. В общем-то, так оно и есть. И она заслужила подобное отношение. Но всё равно от этого взгляда сделалось так нестерпимо больно, что Анита в порыве подалась к нему, поймала его запястье, сжала так, будто тонет.

— Я знаю, как ужасно с тобой поступила. И, наверное, не смогла бы на твоём месте вынести такое. Но, честное слово, я не хотела тебя предавать. Только не тебя, но так получилось, мне пришлось… Меня действительно вынудили…

— Ну да, я понимаю, что тут ничего личного. Просто работа. Меня тебе просто заказали, так? Увлечь, приручить, войти в доверие, ну а потом… А потом всё получилось так, как получилось.

Анита кивнула.

— Только это не просто работа. Говорю ведь — меня заставили. Угрожали. И мне, и брату моему, его не выпускали… И я не врала, когда сказала, что люблю тебя… Поверь, пожалуйста…

— Всё может быть.

— Не может быть, а так и есть! Для меня наши отношения были настоящими. Я бы не писала тебе вчера, если бы не любила тебя.

— Любила, но не доверяла? Разве так бывает? Я могу понять, что тебя заставили, многое могу понять и простить. Но не могу понять, почему ты мне об этом не рассказала. Почему не доверилась? Знаешь, я ведь до тебя был убеждённым одиночкой по жизни. То есть я мог нормально общаться с кем угодно. Компании, друзья, подруги, всё было и есть. В общем, я не социофоб какой-нибудь. Но даже с кучей друзей я всё равно оставался один. Это был мой осознанный выбор. Я никого к себе не подпускал. Гульнуть там, провести задорно время — это одно, но вот такие близкие доверительные отношения, чтобы прямо душу наизнанку, всё время вместе, твои боль и радость — мои боль и радость, ну и так далее — такого ни с кем никогда… Любые отношения я пресекал на корню. Наверное, интуитивно знал, что ничем хорошим такое кончиться не может. А тебя пустил… даже не то что близко… в душу пустил, привязался… И для меня доверие и вот это всё неотделимо. Без доверия можно… ну не знаю… переспать разок-другой, отжечь где-то, ну там ещё что-то, но не быть вместе. Так что не было у нас с тобой настоящих отношений. Ничего у нас не было.

Анита отёрла ладонью лицо. Мокрое от слёз. Когда успела заплакать — сама не заметила.

— А была всего лишь иллюзия отношений, — продолжал Эйс. — Ну а цена таким иллюзиям — ломаный грош.

— Ты, конечно, можешь, считать так, — глухо произнесла Анита, выпуская его запястье. — Но для меня наши отношения всё же были настоящими. И бесценными…

— Айя? — услышала она за спиной.

Оглянулась — на пороге гостиной, прильнув одним боком к дверному косяку и слегка покачиваясь, стоял Ваня. Он явно только что встал. Не оделся даже. Как спал в боксёрах, так и вышел, снова шокируя её своим истерзанным и истощённым телом, на котором места живого не было. Хоть она вчера и видела все эти жуткие огромные багрово-синюшные ссадины, а всё равно непроизвольно содрогнулась.

— Ваня, вернись в кровать, — справившись с собой, велела Анита. — Тебе сказали — лежать.

— Яуале… — прогундосил он. Половину звуков он ещё не выговаривал.

— Подожди, пожалуйста, — попросила она Эйса, заметив, как разительно изменилось его лицо. — Я сейчас.

— Идём, Ваня, я тебя провожу, а потом сразу в постель, — она обхватила брата вокруг талии и осторожно довела до туалета. Затем так же проводила его обратно до кровати.

— Кто это? — спросил Эйс, когда Анита вернулась в комнату.

— Ваня. Мой младший брат. Я тебе про него рассказывала…

— Тот самый? А что с ним? Почему он такой весь…?

— А это, Артём, цена моего предательства. Всё это время его держали… не знаю… в каком-то подвале, наверное. Били, голодом морили, ну ты сам видишь. В общем, сказали, что отпустят только тогда, когда я принесу им твой ноутбук. А если кому-нибудь расскажу, то вообще его больше не увижу живым. С тобой тоже бы расправились, если бы я тебе проговорилась, так сказал Рассохин…

Эйс с минуту просто молчал, пытаясь переварить услышанное.

— Беспредел какой-то, — пробормотал он. — В полицию надо, пусть прижучат их. Тут статей на десятку.

— Не всё так просто. Ваня сам виноват. Связался с дурной компанией, мелкими воришками. А они, узнав, что я работаю на Лившица, подбили его на кражу. Им нужна была какая-то ценная вещь. Ваня не хотел, но его тоже заставили, — горько усмехнулась она. — Он, дурачок, залез к нему в дом и попался. К тому же, там у Лившица камеры всюду. Ничего украсть он не успел, но по записи этого не видно. Зато видно, как он разбил Лившицу голову и сбежал. И теперь, если я выступлю против Марка Аркадьевича, он даст ход той записи. И, сам понимаешь, Лившиц-то откупится, а Ваню-то упекут по полной. Такие вот дела.

— А где та запись у него?

— На компьютере.

— А мой ноут он к нему не подключал?

— Подключал, но не ноут, а жёсткий диск из ноута. И не сам, конечно, — программистов своих вызвал.

— Ну, ясно, что не сам.

— Но, как я поняла, там у них какая-то загвоздка возникла. На мониторе был просто чёрный экран и больше ничего. А, ну ещё реквием Моцарта заиграл. Потом я ушла, не знаю, как они там дальше…

— Тогда можешь дышать спокойно — записи этой больше нет.

— Почему? Откуда ты знаешь?

— Потому что там вообще больше ничего нет. Ни на компьютере Лившица, ни на других устройствах в его локальной сети.

— Как это?

— Ну, приложение там у меня стояло такое — кроссплатформенный вирус. Как бы тебе объяснить? Ну, это вирусная прога. Уничтожала безвозвратно абсолютно все данные. Я сам её написал интереса ради, ну и на случай, если кто-то вот так ко мне сунется… Лившиц твой ведь не первый, хотя такой наглый — первый. В общем, вирус этот как бы спит, бездействует, но любая попытка взлома сразу его автоматически активирует. Ну а когда ваш Рассохин вышел на меня и даже типа припугнул, я немного апгрейдил приложение. Сделал вирус кроссплатформенным. Ну то есть обычно же как? Вирусы затачивают под определённую какую-то уязвимость в системе. А этот заточен сразу под несколько платформ, так что он расползётся по всей локальной сети. Войдёт во все доступные устройства, которые подключены к его сети, и везде уничтожит данные. А реквием… ну это так, прикола ради прикрутил. Ну и, опять же, символично.

Анита растерянно таращилась на него, силясь поверить в то, что услышала. Сморгнув, повторила:

— Ты уничтожил всё-всё на компьютере Лившица? И на всех устройствах, которые есть у него дома?

Эйс достал из кармана упаковку Орбита, зажевал одну подушечку и только потом ответил, обдав мятой.

— Не я. Я же не просил воровать мой ноут, — пожав плечами, резонно заметил он, а затем, вдруг просияв, добавил: — Но вообще — да. Уничтожил. Всё-всё.

— С ума сойти… — обескураженно пробормотала Анита. — Я знала, что ты в этом профи, но такое даже представить не могла. Как ты мог всё предусмотреть? Только он же тебя теперь сживёт.

— Не думаю, — беспечно ответил Эйс.

— Зря ты так. Ты, конечно, очень крут, но Лившиц опасен. А в гневе он не просто опасен, а… неуправляем просто. Может, что угодно сделать.



— Пока человеку есть, что терять, он очень даже управляем, — всё с той же беззаботной уверенностью возразил Эйс.

Затем подошёл к ней, положил руки на плечи, посмотрел в глаза.

Анита ждала, что он её поцелует, ждала и хотела этого. Поцелуй, казалось ей, поможет преодолеть то, что их разделяло сейчас. Смягчит боль от её предательства, даст надежду на то, что всё ещё возможно вернуть. Хотя бы надежду. На большее она и не рассчитывала.

Однако первой поцеловать его не осмеливалась, а он и не пытался. Он просто смотрел в её глаза, очень внимательно, будто пытался прочесть её мысли? Нет. Будто старался запомнить.

Так и есть, осенило Аниту. Он запоминал, он с ней прощался…

— Что ты собираешься делать? — сглотнув, спросила она и застыла в напряжении.

— Домой пока поеду. Вечером поезд. В шесть сорок. Ну а там рвану куда-нибудь. В Новую Зеландию, например. Я там ещё не был. Погреюсь после ваших холодов.

Она отвела взгляд. Не выдержала. Собственно, какого ответа она могла ещё ждать? После того, что она ему сделала… Спасибо, что хоть увиделись перед тем, как расстаться насовсем, и спасибо, что объяснились.

Всё правильно. Так и должно быть. А всё равно глаза предательски защипало.

— Прости меня, — прошептала она. Голос подвёл. И в горле дрожало, а расплакаться перед ним нельзя. Не надо, чтобы он запомнил её слабой, ноющей, жалкой. — Я знаю, такое не прощается. Но… прости меня.

Эйс провёл ладонью по её волосам, отчего шею и плечи осыпало мурашками. Затем, вздохнув, он опустил руки.

— Знаешь, а я всё равно не жалею, что встретил тебя. Это определённо были самые яркие и впечатляющие месяцы в моей жизни. Никогда это время не забуду. И тебя тоже… Ах да, кстати, ты же хотела познакомиться с Моцартом? Ну вот, пожалуйста.

— В смысле? Как познакомиться? — озадачилась Анита. Подняла на него покрасневшие глаза, сморгнула подступившие слезинки. Даже рвущийся наружу плач утих.

Эйс молчал, только краешки губ подрагивали, словно он хотел спрятать улыбку.

— Это ты? — пронзила её внезапная догадка. — Моцарт — это и есть ты? Но как?

— Ну вот так, — пожал он плечами. — Раньше я не смешивал работу и баловство. Под тем ником — чисто работа была. Ну, пока не влез, куда не следует.

— Куда же? В базу ФСБ?

— Ну, типа того. В принципе, это дело такое, ничего из ряда вон, только в тот раз я не успел зачистить все следы своего пребывания. Так уж получилось. Потом, задним числом, зачистил, конечно, как мог, но с Моцартом пришлось распрощаться. Палевно стало.

— Жаль… — вымолвила Анита, хотя жалела она совсем о другом. О том, что не сбылось…

Она пока старалась не думать, что будет, когда он уйдёт. Не просто уйдёт, а исчезнет из её жизни. Этот ад ей предстояло пережить потом. Хотя сердце уже сейчас болезненно сжималось.

— Может, чаю? — спохватилась она, когда Эйс направился в прихожую, в отчаянной надежде задержать его хоть на несколько минут.

— Да нет, спасибо. Пойду я, пожалуй. Долгие проводы — лишние слезы. А Лившицу твоему я скоро ещё один презент приготовлю. Тогда уж ему точно будет не до тебя. Но если вдруг что — пиши, звони…

Как же хотелось попросить: не уходи! Но горло перехватило спазмом. Да и имела ли она право его о чём-то просить? И потом, если б он хотел — остался бы. Даже вот хотя бы на чай. Но он отказался.

Она кивнула и отвернулась. Смежила веки, зажмурилась на мгновение. Опять душили слёзы, и никак с ними было не совладать.

— Останься… — всё же сорвалось с губ в последний момент. Несколько секунд Эйс молчал, потом качнул головой.

— Не могу. Я всё понимаю, тебя понимаю, не держу обиды там какой-то или зла, но не могу. Просто, наверное, я не такой железобетонный, как думал, как хотелось бы… Прости…

Но не успел он протянуть руку к замку, как раздался звонок, долгий, требовательный. И тут же следом в дверь постучали.

Эйс вопросительно посмотрел на неё. Анита растерянно кивнула. Он отомкнул замок. В прихожую вошёл Рассохин.

