Притяжению вопреки

=2.

Всю дорогу, пока мчалась в такси домой, Анита лихорадочно перебирала в уме всевозможные напасти, которые могли приключиться с её бестолковым братом. Но того, что он на самом деле вытворил, она и в страшном сне представить не могла.

— Мне конец, — хныкал Ваня, подтирая рукавом нос. — Мне точно конец. Этот твой Лившиц… он ведь меня из-под земли достанет, да? Говорят, он зверь… и падла редкая… Что делать, а? Он же убьёт меня. Или посадит. Это ещё хуже… Тогда уж лучше сразу в петлю или с моста…

— Давай, Ваня, вперёд, действуй, — с горечью воскликнула Анита. — Прыгай, вешайся, что ещё? Все проблемы разом решишь.

Он уставился на неё ошарашенно, потом подбородок его снова затрясся, и Ваня разрыдался ещё горше.

Анита отвернулась, зажмурила глаза, закусила до боли губу.

Ведь это действительно конец. Всё, к чему она долго и упорно шла, всё, чего она достигла с таким трудом — рухнуло в одночасье. Бессонные ночи, вечная зубрёжка в универе, красный диплом, работа эта на износ — всё зря. Потому что Ваня, глупый, эгоистичный, дурной младший брат, всё разрушил.

— Да, уж точно, — снова загундосил сквозь слёзы Ваня. — Не будет меня — не будет проблем. Я всегда всем мешал. Кому я нужен…

Эти жалобы на судьбу Анита слышала всякий раз, когда Ваня во что-нибудь влипал, а влипал он с завидным постоянством. И ведь она прекрасно понимала, что брат ею манипулирует, а всё равно жалела.

А как не жалеть? Пацан же ещё совсем. Вот только недавно восемнадцать исполнилось.

Да и доля правды в его словах есть. Матери он уж точно никогда не был нужен. А кто его отец — и сама мать не знала. Кто-то из многочисленных собутыльников.

Аните повезло немногим больше. Отец у неё имелся, правда, давно ушёл от матери и обзавёлся другой семьёй, другими детьми. И для Аниты стал совсем чужим человеком. Но у неё хотя бы был когда-то кусочек нормального детства. А Ваньку и того лишили.

Анита навсегда запомнила тот страшный момент, когда вернулась из языкового лагеря домой. Это её, тогда ещё шестиклассницу, за первое место в областной олимпиаде по английскому языку наградили путёвкой в этот немыслимо престижный лагерь, где вожатыми были настоящие американцы.

Целых две недели насыщенной и яркой жизни в комфорте, без скандалов, без мерзких пьяных дружков матери и без самой матери — разве могла она отказаться?

Эти две недели показались ей счастьем, но пролетели так быстро, что и опомниться не успела. До тошноты не хотелось возвращаться домой, в эту их ужасную квартиру-двушку, которую мать превратила в клоаку.

А когда вернулась, обнаружила маленького Ваню на грязном полу, без чувств, посеревшего, измождённого голодом и долгим плачем. Мать заперла его в дальней комнате, чтобы не лез, не доставал своим нытьём «кушать хочу», не мешал «отдыхать», и, видимо, забыла.

Анита до сих пор помнила этот цепенящий ужас, который пробрал до самых костей, когда она пыталась растормошить пятилетнего брата, но его истощённое тельце лишь безвольно обвисало в её руках. Помнила, как в панике побежала к соседям, как те вызвали скорую, как потом она рыдала в коридоре больницы и исступлённо молилась каким ни на есть богам, чтобы Ваня выжил. И клялась, что больше никогда-никогда его не оставит. Потому что не только страх за него рвал её сердце, но и вина, острая, жгучая, беспощадная. Пока она там в тепле и уюте играла, веселилась, вкусно ела и сладко спала, её младший братик терпел побои, мёрз и голодал. А она даже не вспоминала про него.

Тогда Ваню спасли и выходили. И это было настоящим чудом. Обезвоженный, изголодавшийся, с тупыми ушибами живота и головы, он был буквально на волосок от смерти.

Мать тогда судили, отправили в колонию и лишили родительских прав. Встал вопрос, куда их пристроить.

Её отец хоть и не горел желанием, но всё-таки не возражал взять в свою новую семью Аниту, но без Вани. Куда ему этот Ваня? У него и так двое детей подрастало, объяснял он. Квартира тесная, не повернуться. И жена категорически против. Анита — дочь, родная кровь, не отвертишься. И взрослая уже, могла бы стать помощницей. А вот Ваня… нет, Ваню они не потянут.

Их хотели уже определить в детский дом, но неожиданно объявилась тётка, отцовская двоюродная сестра, одинокая и бездетная. Она обоих и взяла к себе.

Тётка была странная, очень религиозная и очень строгая, но после матери всё — рай. Однако Ваня, став чуть постарше, на тёткины запреты отвечал отчаянным непослушанием. И чем больше та на него давила, тем сильнее он куролесил и шёл в разнос.