Черный Змей, спотыкаясь, вышел из-за скалы.
Спасения не было.
Джеси попятилась, держа в горсти за спиной истолченные в порошок семена — но как же их высыпать в бутылку? Ее Черный Змей держал в руке, и там на дне еще плескалось немного виски.
Он жадно оглядел Джеси с головы до ног и облизал губы.
— Я не хотел учить язык белого человека, — сказал он, — но теперь я рад, что смогу объяснить тебе, как мне лучше угодить. — Он поставил бутылку на плоский выступ скалы и скомандовал: — Раздевайся!
Джеси в ужасе смотрела на него.
Черный Змей схватил ее за горло.
— Выполняй, что велено, не то я сделаю тебе так больно, как тебе и не снилось.
Джеси с трудом прошептала:
— Не надо, пожалей меня.
Его черные глаза тлели тяжелой ненавистью.
— Пожалеть? — угрожающе переспросил он. — А белые когда-нибудь жалели мой парод?
Он дернул ее к себе, взял за волосы и оттянул ее голову назад. Взгляд Джеси упал на едва заживший красный шрам, который шел поперек его щеки, и она содрогнулась от отвращения.
Черный Змей дал ей пощечину.
— Что, тебе не нравится мое лицо? Тебе противно смотреть на мой шрам? Может, тебе хочется заиметь такой же? Тогда ты поймешь, каково это.
Удар отбросил Джеси, но Черный Змей опять схватил ее и стукнул головой о скалу. Ее пронзила резкая боль, и она чуть не потеряла сознание. Черный Змей угрожающе занес над ней нож. Джеси зажмурила глаза: еще секунда, и острая сталь рассечет ей лицо! «Боже, спаси меня!» — взмолилась она.
— Отвечай! — крикнул Черный Змей. — Хочешь, чтобы я располосовал тебе лицо? Тогда не будешь считать меня таким уж безобразным.
Джеси открыла один глаз и, набравшись смелости, насмешливо крикнула:
— Ты безобразен и без шрама!
Ее храбрость позабавила его, и он сунул нож за пояс.
— Ничего подобного. Ты поймешь, что Черный Змей — самый красивый воин изо всех команчей, как считали девушки, которые каждую ночь прокрадывались в мой вигвам. Они многому меня научили, а я научу тебя. А нравится тебе мое лицо или нет — это не имеет значения. Ты будешь глядеть не на лицо, а на мое сильное и прекрасное тело. А я буду глядеть на тебя. Голую.
Прижатая к скале рука Джеси страшно болела, но она не выпускала из горсти порошок, все еще надеясь, что алкоголь свалит Черного Змея. Глаза его заволокло, и ему явно с трудом удавалось держаться на ногах.
— Значит, хочешь, чтобы я укротил тебя, маленькая волчица? — насмешливо выговорил он. — Хочешь? Мне ничего не стоит взять тебя силой, а на твои крики никто не обратит внимания…
Тут он замолчал, вдруг почувствовав, что не может справиться с давлением в мочевом пузыре. Надо сначала справить нужду, а потом уж заняться белой женщиной.
Черный Змей повернулся и, шатаясь, направился к кустам, поднимая на ходу набедренную повязку.
Вот она — единственная возможность, поняла Джеси. Она схватила бутылку и высыпала в нее порошок. Встряхнув ее хорошенько, она вытерла горлышко и поставила бутылку на место.
Черный Змей уже шел обратно.
Черт, какая тяжелая голова, думал он, как хочется спать! Еще глотнуть огненной воды — может, полегчает? А где бутылка? В глазах у него все кружилось. Потом он увидел бутылку и с наслаждением приложился к ней.
Джеси с надеждой смотрела, как он пьет.
Черный Змей уронил пустую бутылку на камни.
— А теперь я овладею тобой, — сказал он и забарабанил по голой груди кулаками.
Он бросился к Джеси. Она попыталась проскочить у него под рукой, но это ей не удалось. Черный Змей схватил ее за волосы и дернул назад, но она нарочно упала ему под ноги. Он потерял равновесие и свалился на землю вместе с ней. Схватив ее за кисти рук, он перекатился на нее.
— Ты еще будешь молить о смерти, стерва! — поклялся он. — И больше никогда не посмеешь мне отказать.
Он рвал с нее одежду, железные пальцы хватали, мяли, впивались… Джеси кричала: каждое прикосновение его жестоких рук обжигало ее ужасом. Она сумела высвободить одну руку и ногтями расцарапала ему щеку. Черный Змей выругался и выхватил нож. Приставив его к горлу Джеси, он угрожающе прорычал:
— Будешь сопротивляться, убью и попользуюсь твоим мертвым телом.
Джеси затихла. Она бросила в бутылку сильную дозу яда, но не знала, когда он начнет действовать. В сочетании с виски, он, может быть, подействует быстрее, с надеждой подумала она. И угадала.
У Черного Змея вдруг закатились глаза. Он выронил нож и, заскулив, схватился сначала за горло, а потом за живот. Скатившись с Джеси, он упал лицом вниз.
Джеси не стала терять времени. Она схватила свою сумку, подобрала нож Черного Змея и помчалась по проходу между скалами. Миновав мертвецки пьяных индейцев, она оказалась на тропинке, по которой они приехали.
Джеси направилась к стреноженным лошадям, выбрала пегую лошадку, которая казалась посвежее остальных, отвела ее в сторону и набросила ей на спину одеяло. Потом, привязав сумку, повела лошадь подальше от стоянки и только там на нее вскочила.
Солнце стояло высоко в безоблачном небе и расплывалось в бесформенное золотое пламя которое тянулось до гор на горизонте. Прикрыв глаза ладошкой, Джеси пыталась сообразить, где она. Тринити-Ривер течет с северо-запада на юго-восток. Это сказал ей Телвах, когда они остановились на берегу реки на ночевку. Почему ей понадобилось про это спрашивать, она и сама не знала — просто с тех пор, как она ушла из дома, у нее все время была потребность хоть примерно представлять себе, где она находится. Тогда ей было не так страшно в непрерывно сменяющейся обстановке.
После того как похитившие ее индейцы перешли вброд реку, они примерно час ехали до тенистого оврага. Там она, правда, задремала, но, по ее расчетам, до лагеря они ехали тоже около часа. По дороге Джеси несколько раз просыпалась и смотрела на небо, чтобы определить направление по Полярной звезде; овраг, судя по всему, шел параллельно реке. Видимо, индейцы опасались оказаться в окрестностях форта Уэрт — а именно туда она и хотела попасть.
В животе у нее бурчало от голода — в последний раз Джеси ела еще в форту. Она ослабела и страшно устала, но упорно ехала дальше, понимая: когда индейцы проснутся и увидят, что их предводитель отравлен и еле жив, они бросятся за ней в погоню. Надо было как можно быстрее добраться до белого поселения. Если индейцы ее догонят, ей несдобровать.
В Джорджии уже стоит осень, подумала Джеси, холмы и перелески расцвечены в оранжево-желто-красные прощальные тона. А здесь над землей дрожит знойное марево, солнце безжалостно жжет кожу, насквозь пропотевшее платье прилипло к телу, а волосы повисли влажными прядями.
Джеси старалась не думать о еде, но ее беспокоила мысль, что голодная она не долго протянет. Слабость все больше одолевала ее. Моментами она начинала соскальзывать с лошади, но успевала схватиться за гриву и выпрямиться.
Чтобы отвлечься от мыслей о еде, жаре и своем отчаянном положении, она стала думать о Майкле: может быть, надо было поделиться с ним своими планами? Нет! Джеси покачала головой. Она поступила правильно. Но все же какой защищенной она себя чувствовала в объятиях Майкла, как приятны ей были его поцелуи, и каким утешением служили его клятвы, что, став его женой, она до конца своих дней ни в чем не будет нуждаться. Он возьмет на себя все заботы о ней. Все для нее сделает, так что ей не придется ни над чем ломать свою хорошенькую головку, говорил он со смехом, — миссис Блейк будет жить в холе и неге.
Джеси невольно засмеялась. Что бы подумал Майкл, если бы сейчас ее увидел? Проделать огромный путь от Джорджии до Техаса с шаманом-чероки и тут же оказаться в лапах индейца-команчи, угрожавшего ей изнасилованием и смертью. А теперь она совсем ослабела от голода и усталости и, кажется, безнадежно заблудилась. Но она еще жива, ее дух не сломлен, и она не собирается поддаваться отчаянию. Как мало она похожа сейчас на изнеженную жену плантатора, всю в кружевах и оборках. Майкл потерял бы дар речи от изумления. Но неужели его не поразило бы ее мужество? Оно даже ее саму поражало. Когда закончится вся эта эпопея, она все ему подробно расскажет. Тогда он поймет, что имеет дело с сильной женщиной, и станет не только любить ее, но и уважать.
У Джеси начала клониться голова, все труднее было удерживаться в седле. Лошадь шла очень медленно, и Джеси не осмеливалась ее подгонять: тогда уж она точно на ней не удержится. Она увидела вдали зеленые деревья. Надо доехать до них и сделать там привал. Если ей это удастся, она хоть немного отдохнет. И вдруг Джеси почувствовала, что падает с лошади. На этот раз ей не удалось ухватиться за гриву, и она без сознания рухнула на землю.
Когда Люк увидел вдали форт, он сразу понял: там что-то случилось. В широко распахнутые ворота въезжал конный отряд, навстречу ему выезжал другой. Внутри форта явно царило возбуждение. Он кожей почувствовал напряжение в воздухе.
Люк подъехал к отъезжающему патрулю и, узнав старшего сержанта Уорда Стэкхауса, крикнул ему:
— Что случилось?
— Проклятые индейцы проделали лаз в заборе и украли из арсенала уйму оружия. И патронов тоже.
Люк стиснул зубы. Он понимал, что это значит.
— А из какого племени были эти индейцы, не знаешь?
— Команчи, — коротко ответил Стэкхаус, заметив, что его солдаты косо поглядывают на Люка. Они, конечно, знают, что он хороший разведчик, но все равно не доверяют ему, особенно после ночных событий.
— Откуда ты это знаешь?
— Черт возьми, Люк, да неужели я не способен узнать команчи? Мы поймали одного, который не успел удрать.
— Он жив?
— Нет. Пришлось его застрелить. Он отказывался сдаваться и все время размахивал томагавком. Да команчи он, в этом нет сомнения. Дело не ограничилось кражей оружия. Они убили одного солдата. Ножом.
Люк повернул лошадь в сторону форта, а Стэкхаус крикнул ему вслед:
— Может, с памп поедешь — поможешь выследить этих дьяволов?
— Вы их все равно не найдете, а у меня дело в форту.
Стэкхаус хотел добавить, что команчи также похитили белую женщину, но Люк уже уехал.
Он поспешил в форт, надеясь, что мертвого индейца не успели еще похоронить. Так и оказалось, и подозрения Люка подтвердились: он сразу узнал в индейце одного из молодых парней, которые уехали из становища с Черным Змеем. Теперь ему было точно известно, кто виновник случившейся беды.
Услышав о приезде Люка, капитан Логан послал за ним и предложил ему возглавить следующий патруль.
— Ты лучше всех знаешь этих мерзавцев. Они из твоего собственного племени. Вот и найди их.
Люк нахмурился. Если он уедет с патрулем, то не сможет следить за белой женщиной. Может быть, нападение индейцев напугало ее, и она собирается уехать?
— Я слышал, что у вас в форту появилась женщина, которая думает, что ее мать живет у команчей.
Логан побледнел. Мало того, что форт, которым он командовал, подвергся ограблению, индейцы к тому же еще похитили девушку. Нет уж, перевод на восток ему теперь не светит — скорее всего его сошлют в самое гиблое место. А то и в звании понизят. Логану не хотелось про это думать. Уж он постарается как-нибудь выгородить себя. Но не хватало только обсуждать это с индейцем!
— Это тебя не касается. Выходишь со следующим патрулем.
Люк заметил, что капитану не по себе.
— Я хочу знать, что вы собираетесь с ней делать. Вы поможете ей искать мать?
— Нет уж! — свирепо гаркнул Логан. И решил испробовать на Люке легенду, которую придумал, чтобы скрыть служебную свою оплошность. — Команчи сами решили ей помочь. Она ушла с ними вчера ночью по доброй воле.
Логан знал, что так быть не могло, но он хватался за соломинку.
Люк понимал это, но сообщение, что женщина в руках Черного Змея, подействовало на него, как удар кулаком в солнечное сплетение.
— Как ее зовут? — сквозь зубы выговорил он.
Логану не понравился бешеный блеск в черных глазах разведчика, но на его вопрос он решил ответить — может, индеец тогда уйдет? Да и зачем скрывать ее имя?
— Ее зовут мисс Джеси Кэлхоун.
— Но зачем это ей по доброй воле уйти с команчами?
— Да кто ее знает. Во всяком случае, она не кричала и не звала на помощь. Никто ничего не слышал, пока не вскрикнул солдат, в которого воткнули нож. Но тебя все это совершенно не касается. Ступай. Приказ тебе известен.
— Вы вовсе не считаете, что она ушла с ними по доброй воле, — холодно сказал Люк. И при этом подумал, что девушка, возможно, приняла Черного Змея за него самого. Но этого Логан знать не мог. Он просто пытался себя выгородить.
Люк повернулся и вышел. Логан не стал его окликать: капитану, конечно, хотелось, чтобы Люк повел патруль, но выражение лица индейца не сулило ничего доброго.
Пусть катится ко всем чертям!