По пути домой мы с Сашкой молчали. Каждый из нас настолько ушел в себя, что за полтора часа не произнес ни единого слова. Но это не была гнетущая, неловкая тишина, которую хочется разрядить. Я практически ее не замечала, и, если брат решил бы ко мне обратиться, я бы его не услышала — монолог в голове звучал куда громче, чем любые звуки внешнего мира.
Осеннее солнце иногда выглядывало из-за кучевых облаков, а потом снова скрывалось в ослепительно-белой вате, напоминавшей о больнице. Я не могла смотреть наверх и молила о проливном дожде, но прогноз не обещал сегодня ничего подобного. Только в кино погода соответствовала настроению героя, и в самый печальный момент он промокал до нитки. В жизни солнце смеялось надо мной, прячась за желтеющими листьями деревьев, и не обращало внимания на тех несчастных, кому оказалось не суждено встретить очередной рассвет.
Мы — просто капли в безбрежном океане вселенной. Каждую минуту на нашей планете рождаются и умирают сотни людей, но она продолжает крутиться, потому что человеческая жизнь — лишь мгновение по сравнению с жизнью небесных тел.
Всю дорогу у меня не получалось отделаться от мысли, что на месте Оксаны могла быть я. Сама давно мечтала прокатиться на мотоцикле навстречу ветру. Даже иногда представляла перед сном, как прижимаюсь к широкой спине Егора, в ушах шумит, а ночные огни сливаются в яркие цветные полосы.
Я очень хотела почувствовать скорость. Но моей мечте оказалось не суждено воплотиться в реальность, потому что так и не хватило смелости попросить меня покатать.
Еще вчера я ревновала Егора и завидовала Оксане. Она могла крепко обнимать его за талию, сидя на пассажирском месте. Могла кричать от восторга, чувствуя, как пьянящий коктейль из феромонов и адреналина струится по венам. Но именно ее жизнь остановилась у меня на глазах. Произошедшего с ней я не пожелала бы и злейшему врагу.
Сашка наверняка тоже думал о погибшей. Я в этом не сомневалась, хотя не умела читать мысли. Брат шел как будто по инерции, низко опустив голову. Его лицо выглядело изможденным. Брови — сдвинуты к переносице, а руки — крепко сжаты в кулаки. Когда на дороге попадались мелкие камешки, он пинал их в бессильной злобе. Я никогда не видела его таким раньше.
Мы с братом еще не подходили к черте между миром живых и миром мертвых настолько близко. По крайней мере, в сознательном возрасте. Когда мне было пять лет, а Сашке — семь, после долгой болезни умер наш дедушка. Но я мало помнила те времена и не разговаривала о них с братом.
А сейчас смерть вновь напомнила о себе. Она сделала это без всякого предупреждения, словно ураган, появившийся из ниоткуда и сметающий все на своем пути. И те, кого затянуло в эпицентр бури, оказались вынуждены собирать обломки прошлой жизни.
Наша квартира тоже лежала в руинах, как будто здесь устраивали не вечеринку, а испытания ядерного оружия. Переступив порог и сняв кроссовки, я попыталась оценить масштаб катастрофы. Кто-то пролил на ковер пиво и щедро рассыпал конфетти вокруг валявшихся на полу стульев. Частично сорванные шторы подметали пол. Бутылки и пачки из-под чипсов громоздились на столе, а под ним блестели осколки стекла. Воздух в кухне-гостиной был настолько тяжелым, что я даже удивилась, как утром мы здесь не задохнулись.
Стараясь ни на что не наступить, я осторожно подошла к окну и открыла его. Свежий порыв ветра, ворвавшийся в квартиру, тут же наполнил легкие. Я сделала глубокий вдох и обернулась на брата, который стоял посреди комнаты.
— Когда приедут родители? — спросила я.
— В три, — мрачно ответил Сашка, поднимая один из стульев.
— То есть у нас… два часа?
Нам требовалось вернуть квартире жилой вид, а времени осталось катастрофически мало. Мама будет в шоке, если увидит, во что превратился дом. Будучи дизайнером интерьеров, она собственноручно выбирала каждую вещь, стараясь найти идеальное сочетание цветов, фактур и материалов, и жестко контролировала рабочих, чтобы все выглядело как на 3D-рендерах в ее ноутбуке.
Я взяла мусорный пакет и решительно начала складывать в него бутылки и бумажки. Сашка молча последовал моему примеру. Было удивительно видеть его таким — обычно он не позволял никому собой командовать.
Вдвоем уборка шла в разы быстрее, чем я ожидала. А еще она позволяла отвлечься от тяжелых мыслей. Хотя бы на время перестать думать, как там Егор.
К счастью, большинство разрушений оказались легко поправимы. Мы надеялись, что сможем объяснить родителям, куда исчезли пять бокалов, почему шатается ножка одного из стульев и зачем нам внезапно понадобилось стирать ковер.
Спустя полтора часа комната выглядела практически так же, как и до вечеринки. По крайней мере, на первый взгляд. Когда брат пошел выносить мусор, я как раз закончила вытаскивать посуду из посудомойки и решила еще раз придирчиво оглядеть квартиру. Оставались мелочи: поправить покосившуюся картину и вернуть на тумбочку любимую мамину лампу с плафоном из витражного стекла. Вчера я специально спрятала ее от гостей в своей комнате, а сейчас снова взяла в руки. Только совсем забыла про порожек в гостиной.
Тяжелая лампа выскользнула из моих рук. А в следующую секунду я полетела на пол вслед за ней. Плафон разлетелся по комнате разноцветными осколками.
— Черт, черт, черт! — не сдержалась я.
Поморщившись, я привстала с пола и потерла ладонью пострадавшее колено. На нем красовалось большое красное пятно. Теперь будет синяк. Но мелкие кусочки стекла, к счастью, в меня не попали.
— Аня!
Я услышала за спиной голос Сашки и обернулась. Не снимая кроссовок, брат тут же бросился ко мне.
— Как ты? Не поранилась? — Он присел на корточки рядом.
— Нет, только коленку ушибла.
Брат протянул мне руку, помогая подняться.
— Мелкая, и почему ты такая неуклюжая?
— Не знаю…
— Тебе надо жить в комнате с мягкими стенами.
— Оппа!
Не в силах сдержать возмущение, я слегка стукнула его по руке. Но ответа не последовало, потому что нашу перепалку прервал скрип входной двери.
— Дети, мы дома! — донесся из коридора голос мамы.
Я и Сашка как вкопанные застыли на месте преступления.