Призрачный рассвет. Прикоснуться к тебе

Глава 8

Понедельник оказался таким же ясным и теплым, как предыдущие три дня. Я надела темные очки, чтобы по дороге в университет яркий свет не бил по глазам, все еще воспаленным от вчерашних рыданий.

Прошлую ночь я спала урывками и несколько раз просыпалась в мокрой от пота постели. Хотя благодаря разговору с Дарой мне действительно стало легче, после ее ухода мгла сгустилась вновь. Сразу после аварии еще не верилось в случившееся. Однако теперь я больше не могла ничего отрицать. Егор сильно пострадал, его пассажирка погибла, а водитель бросил авто и скрылся. Это была моя жизнь. Моя реальность.

Тревожные мысли устроили в голове бесконечный хоровод, не давая уснуть. Я лежала на боку в своей кровати, наблюдая, как по полу скользит тускло-голубой квадратик лунного света. А когда мои опухшие веки закрывались от усталости, я в очередной раз оказывалась в том самом сне — практически в полной темноте на берегу ревущего моря, где мы с Егором мучительно ждали рассвета.

Я осторожно поправляла его короткие волосы и стирала со лба кровь, сквозь шум ветра шепча на ухо что-то ободряющее. Мой голос казался спокойным и ласковым, хотя на самом деле я отчаянно пыталась не падать духом и не забывать, что ночь не вечна.

Во сне и наяву мне оставалось только одно — верить в него. Я мечтала о том, чтобы он поскорее к нам вернулся. Некоторые люди отделывались одними царапинами, упав с высоты девятиэтажного дома. Другие выживали после удара молнии. Если случались подобные чудеса, Егор тем более имел шансы выздороветь.

«Даже когда нельзя надеяться, всегда есть какая-то надежда, вопреки любой безнадежности, даже самое невозможное иногда может оказаться возможным», — говорил известный австрийский психолог Виктор Франкл.

Когда-то мне в руки попала его книга[1], в которой он рассказал о том, как прошел через концентрационный лагерь в годы Второй мировой войны. Его жена и родители погибли в таких же лагерях, в то время как сам он выжил и помог выжить другим заключенным. Книга Франкла настолько меня поразила, что я захотела тоже стать психологом. Его слова и цитаты из книг, которые я помнила наизусть, сейчас они придавали мне сил.

С этими мыслями я толкнула тяжелую дверь университета и вошла в холл. Студенты во весь голос смеялись, спеша на занятия. Жизнь шла своим чередом. Все выглядело так же, как и в пятницу. Почти так же. Но одного человека здесь не было. От воспоминаний о нем сердце кольнуло, и я сняла очки, чтобы смахнуть слезинку, против воли выступившую на глаза.

Неожиданно в кармане куртки завибрировал телефон. Я вытащила его, зашла в мессенджер и обнаружила сообщение. От Ники.

«При) Я тут заболела, сегодня не жди. Постараюсь прийти в форму», — писала она.

«Привет, выздоравливай скорее!» — набрала я, стараясь не порезаться о разбитый экран.

Ответ пришел незамедлительно.

«Спс) Ты же поделишься со мной конспектами?»

«Конечно».

«Ты — лучшая!)» — коротко напечатала она и вышла из сети.

Что ж… Оказывается, у Ники выходные тоже прошли плохо.

Я спрятала телефон обратно в карман и побрела к лестнице. Сейчас я точно знала, куда идти, хотя еще не успела выучить расположение аудиторий. Первой парой стояла «Общая психология», которую вел Владимир Сергеевич Коновалов, тот самый грозный мужчина, на лекцию которого мы с Никой опоздали в пятницу. Нужно было больше его не злить.

На третьем этаже меня окликнул высокий голос:

— О, Астафьева!

Я обернулась и обнаружила у себя за спиной рыжую девушку с россыпью веснушек на щеках, в которой узнала Марьяну, еще одну свою одногруппницу. В первый день учебы ее единогласно выбрали старостой группы, потому что других желающих занять эту должность не нашлось.

— Привет, — пробормотала я себе под нос.

Кажется, от Марьяны не укрылся мой апатичный тон. Она поправила большие круглые очки, оглядывая меня сверху вниз.

— Выглядишь как вампир, — покачала головой одногруппница.

Сегодня у меня действительно не было сил на то, чтобы беспокоиться о внешнем виде. Поэтому я натянула первую попавшуюся футболку, запрыгнула в джинсы и поспешила на учебу, забыв накраситься. Теперь же пришлось столкнуться с последствиями такой опрометчивости — мои красные глаза и безжизненный цвет лица оказались заметны окружающим.

— Что-то случилось? — спросила Марьяна участливо.

— Нет. Просто не выспалась, — махнула я рукой.

Обсуждать причины моего состояния хотелось меньше всего, особенно со старостой. Я долго привыкала к новым людям и не могла открыться так легко.

— Нам же в триста шестнадцатую аудиторию? — спросила я, хотя прекрасно знала ответ. Просто решила перевести тему и отвлечь Марьяну.

— Да, давай поторопимся, — сказала она, ускоряя шаг. — Я слышала от старшекурсников, что Коновалов никому не ставит автоматов, представляешь? А если чем-то ему не понравишься, и вовсе отправишься на пересдачу.

— Вот как! — Я поспешила за старостой по коридору.

— Ага!

Марьяна решительно вошла в открытую дверь аудитории, а я последовала за ней.

[1] Виктор Франкл, «Сказать жизни «Да!»: психолог в концлагере» / Пер. с нем. — М.: Альпина Нон-фикшн, 2009.