Проклятье или ничейная земля

Глава 4 Неравенство

— Малыш, подъёёёёём!

— Жабер, вали в пекло… — через сон, крайне душевно послала Лиз, сильнее забиваясь под одеяло. Небеса, как же она ненавидела эти его ранние побудки. По утрам Жабера придушить хотелось, или даже сознаться, что она его невеста, и пусть потом живет с этим!

Брок всегда был не вовремя — она знала это как никто другой: каждое проклятое утро он приходил и будил её. Она знала: если сейчас не послушается его, то он сперва стащит одеяло, а потом будет холодная вода. Лиз застонала. Отчаянно хотелось спать, забившись под подушку, но слишком жизнерадостный голос снова повторил:

— Подъёёёём! Завтрак ждать не будет.

Скрипнула кровать, матрас явно просел. Рука Брока потрепала Лиз за плечо, хорошо, что через одеяло.

— Просыпайся, соня.

Что-то стукнуло, пахнуло кофе и жареной яичницей. Это было настолько не похоже на Жабера, что Лиз все же нашла в себе силы прогнать сонную одурь и открыть один глаз, выбираясь из-под одеяла. Брок, улыбчивый и одетый по форме сидел… Не в норе. В её доме, в её спальне, на их с Грегом кровати!

— Твою же мать, Жабер, ты чё творишь⁈ — от неожиданности из Лиз вырвался портовый говорок. Она замотала головой, прогоняя отупение, вызванное приемом лекарства, и снова открыла глаза — Брок никуда не делся. Его довольная улыбка никуда не делась. Как никуда не исчез и завтрак — Брок протягивал Лиз сэндвич крок-нериссу, её любимый: хлеб, сыр, ветчина и кокетливая шляпка из яичницы, из-за которой он и получил название. В спальне было светло — кто-то уже открыл жалюзи. Горел камин, пламя бодро плясало на только что подкинутых дровах. На прикроватном столе расположились корзина для пикника, термос и изящная кофейная пара. Просто идеальное утро… Если бы рядом с ней сидел Грег. Только он занят по службе.

Брок довольно рассмеялся:

— Как же мне этого не хватало! Небеса и пекло, ты даже не представляешь, как мне всего этого не хватало… — Он вложил в руку Лиз сэндвич: — доставка завтрака в номер! Ешь, пока горячий. Ты же любишь яичницу.

Лиз уже беззлобно посоветовала, садясь в кровати:

— Заберись как-нибудь утречком в любое чужое окно — брань и покрепче гарантирована. — Она привычно первым делом принялась за яичницу. Скрываясь за личиной уличного мальчишки-беспризорника, она не могла себе позволить крок-нериссу, а принимать подачки от Брока не позволяло воспитание, хотя иногда Лиз все же прогоняла гордость — когда голод совсем одолевал. Оказалось, что жизнь на улице не так романтична, как описывают в женских приключенческих романах.

Брок, принимаясь за другой сэндвич, не сдержал улыбки:

— Мне не хватало тебя, а не брани. Я привык за три года будить тебя, собирать на пробежку, уговаривать заниматься закаливанием…

Лиз быстро проглотила последний кусок яичницы и не сдержалась:

— Уговаривал⁈ Это называлось — уговаривал? И только не говори, что сейчас потащишь на пробежку — я тебя убью! А потом придет Грег и добавит. Я не шучу.

Брок снял со своей крок-нериссы яичницу и осторожно положил сверху на сэндвич Лиз. Эта странная забота по-броковски прогнала все недовольство и за раннюю побудку, и за все те утра, когда Брок воспитывал её. Родничок в сердце ожил, теплом сообщая, что Грег помнит о ней даже на задании.

— Ешь, — подсказал Брок. — Ты же любишь яичницу. Ешь…

Лиз проморгала странные слезы — она не была склонна к сентиментальности. Джеймс и королевская семейка быстро её отучили от такого.

— Брок…

— Ммм? — привычно промычал мужчина, сейчас его оправдывал засунутый в рот сэндвич. Одли на него нет! И розог. Лиз взяла с прикроватного стола чашечку с кофе, который Брок налил из принесенного в корзине термоса:

— Ты хоть понимаешь, что сейчас творишь? Нельзя же так, Жабер. Воспитывать тебя и воспитывать еще…

Брок послушно склонил голову:

— Я помню: розгами. Но завтрак я принес по просьбе Грега — слово чести! — Он достал из кармана мундира ключи от паромобиля: — видишь, Грег даже ключи дал от вашего мотора. Он уехал на разведку вместе с Эваном…

Вид у Брока стал потешно-обиженным, и Лиз второй раз за этот так рано начавшийся день разрешила:

— Жалуйся!

Он грустно улыбнулся:

— Меня даже не поставили в известность, а теперь над Ветряной грядой висит золотой сигнальный шар — знак высшей опасности, а я даже не знаю: мчаться на помощь или ехать в управление и утопа́ть в привычной утренней бюрократии… — он рукой взлохматил еще короткие рыжие волосы. — Полагаю, от меня ждут последнего, но вдруг они в беде?

Лиз прислушалась к родничку в сердце, тут же словно подтянувшемуся и пытавшему скрыть ломоту в отбитых локтях и головную боль. Грег явно не хотел её тревожить.

— Кажется, Грега немного потрепали, — призналась Лиз, — но ничего серьезного — он не излучает тревогу. Он спокоен.

Брок взял термос и хлебнул кофе прямо из него:

— Видишь, я не просто придерживаюсь новой традиции — ежеседьмичной подачи завтрака тебе в постель…

Лиз улыбнулась и вспомнила приключения прошлой седьмицы:

— Тогда это был топчан или как там правильно называют… И ты сегодня поспешил на целый день. Завтрак надо подавать завтра, чтобы это стало традицией.

— Зато я раздобыл необходимые сведения: начальство надкушено кем-то, но живо и не нуждается в спасении. Ведь так? — он лукаво посмотрел на Лиз, дожидаясь от неё подтверждающего кивка. Брок вернул термос на столик и внезапно для молодой женщины снова признался: — я, правда, скучал по тебе. По нашим беседам. Пусть они и были странными.

— Ага, — подтвердила Лиз, доедая сэндвич. — Болтал в основном ты.

— А ты кивала и говорила: «Да лааааан! Усе образуется!». Мне этого не хватает — мы же дружили почти три года. Это не вычеркнуть из жизни и не забыть. Только все настолько изменилось: раньше я мог прийти к тебе в любой момент и поговорить, а теперь я должен придерживаться положенного приличиями времени визитов, и то не факт, что буду свободен в этот момент, а Грег пус…

Лиз решительно оборвала его — говорить глупости о Греге за его спиной она не позволит даже Броку:

— Не говори чушь! Грег тебя даже в госпитале пустил в мою палату и разрешил остаться наедине. А я ведь тогда только постанывать и могла.

— Я неудачно выразился, — тут же покаялся Брок. — Но ночью поболтать и пожаловаться на нерисс он точно не позволит.

— Зато ты можешь проделать тоже самое с Грегом — я не буду против. Заодно угроза воспитательных розог для тебя будет меньше.

Брок качнул головой — даже Лиз не понимала его, или он не мог объяснить свои чувства. Она положила ему пальцы поверх его ладони:

— Жабер… Все хорошо. Мы с тобой друзья — это не изменить. Мой дом… — Она тут же поправилась: — Наш с Грегом дом — твой дом. Ты можешь приходить в любой момент. Даже ночью, если это необходимо. И да, бегом переодеваться — я сейчас соберусь с силами, подавлю в себе все ругательства и буду готова для пробежки.

Он кинул взгляд на ручной хронометр и вздохнул:

— Сегодня пробежки не будет. Во-первых, ты еще слаба после болезни…

Лиз возразила — такой Брок ей был непривычен:

— Я не стану сильнее, если буду валяться в кровати. Твои же слова.

— Мой Малыш! — с гордостью сказал Брок. — Но есть во-вторых: времени мало, мне надо ехать на службу. Пусть от меня ждут не подвигов, а всего лишь присутствия на утреннем совещании у лер-мэра. Котел паромобиля вот-вот нагонит давление.

Он осторожно провел тылом пальцев по щеке Лиз:

— Ты не представляешь, как напугала меня тогда в катакомбах, Малыш. Я был готов драться с Грегом, наплевать на все: на службу, долг, расследование — и везти тебя в Арис, когда Грег отказался тебя спасать.

— И что же тебя остановило?

— Слова Грега о пытках в клинике Манчини. Только это. И сейчас мне до одури плохо: Грег вчера заявил, что готов ради расследования везти тебя туда. Ты же не сможешь себя защитить.

Лиз на миг стало обидно: Грег не ожидал, что она может за себя постоять, но он не знал тренировки Брока, а вот сам Брок… Почему даже он не верит в неё? Когда считал мальчишкой — верил, а сейчас разучился. Она твердо сказала:

— Смогу.

Рыжий расцвел в улыбке:

— Да, я помню — я учил тебя приемам самообороны, но ты только-только после болезни.

— Я могу постоять за себя. — Она мгновенно сформировала на левой руке огненную сферу — самый простой атакующий прием. — И в защиту я тоже могу.

Брок как-то совсем грустно выдавил из себя:

— Грег… И когда успел?

Лиз пришлось пояснять:

— Вчера. Он обучал меня, Андре и забытого всеми Анри, которому эфир дать дали, а учителем не обеспечили.

— И когда Грег все успевает? И ухаживать за тобой начал раньше меня, и в любви признался раньше, и замуж позвал первым, и вообще все делает раньше.

Лиз сжала пальцами его ладонь:

— Просто он знает — рядом с тобой опасно щелкать клювом: уведешь же и даже совесть не проснется. — Она внимательно на него посмотрела, пытаясь понять, что же на самом деле его гложет: потеря их дружбы или призрак несостоявшейся любви: — Брок… Прекрати. У тебя же есть совершенно прекрасная нерисса Идо. Ты драконоборец — рядом с ней тебя постоянно будет тянуть на подвиги. Это именно то, что тебе и нужно. Ты обожаешь кого-нибудь спасать. А меня спасать не надо — ты научил меня уметь за себя постоять.

— Вот зря я это сделал. — Одним уголком рта улыбнулся Брок. — Будь осторожна, хорошо? Если Грег…

— Он не такой упрямый, как ты. Ему важно добиться результата, но не ценой чужих жизней или боли. Он же сказал вчера, что не полезет в Ондур без полной уверенности, что сможет выбраться оттуда. Он не будет рисковать мной.

— Это ты и сама хорошо умеешь.

— Точно, — согласилась Лиз.

Откуда-то с улицы донесся протяжный свист паромобиля. Лиз вздохнула:

— Кажется, тебе пора.

— Пора, — подтвердил Брок и встал с кровати. — Выздоравливай.

Уже в дверях он оглянулся:

— И будь готова к завтрашней утренней пробежке. Заодно проверим выдержку Грега на мой крайне ранний утренний визит.

Лиз улыбнулась:

— Не бойся, не испепелит. На твоем месте, я бы больше боялась меня — вот я теперь точно испепелить могу за раннюю побудку.

Он ушел со смешком, и дом вновь погрузился в тишину. Лиз допила кофе, заглянула в стоявшую на столе корзину, в которой обнаружила еще сэндвичи, фрукты и сласти — Брок ответственно подошел к завтраку. Вспомнилось, что когда-то он приносил ей черствые булочки — все, что мог позволить на свое жалование. Он не был обязан подкармливать или заботиться о «мальчишке», втянувшим его в аферу, грозившую смертью, но все равно делал это, потому что не мог иначе. Может, пришло её время чуть-чуть позаботится о нем? Лиз не собиралась быть правильной лерой — та из неё не получилась почти сразу. Она не будет просиживать дома и заниматься какой-нибудь полагающейся приличной лере ерундой. Она откроет собственное дело. Быть может даже строительное. Да, точно. Надо телефонировать своему управляющему делами и… Лиз бросила взгляд на часы — время только-только подбиралось к восьми. Телефонировать еще рано. Конторы начинали работать не раньше десяти. Придется чем-то другим занять себя. Она взяла с прикроватного стола книгу, которую оставил Грег. Пальцы скользнули по тесненному названию: «О клерках и капусте» Марка Генри. Лиз открыла книгу, на авантитуле широким почерком Грега было написано: «Любимой Лиззи! Спасибо за веру в меня. Твой Грег». Указательным пальцем Лиз задумчиво прошлась по всем завитушкам надписи. Он все же не забыл. Подарил книгу, как и хотел. Нашел время в этой кутерьме, устроенной Ренаром Каеде, и купил ей книгу. Она чуть усилила родничок в сердце, давая понять, что оценила его подарок. Где-то далеко Грег улыбнулся, и это было до боли щемяще и нежно. Лиз сглотнула комок в горле и заставила себя вылезти из-под одеяла. Надо двигаться, надо набираться сил, надо тренироваться, чтобы не подвести Грега и не быть обузой в Ондуре. Если они, конечно, туда поедут.

Лиз достала из портпледа свою старую одежду, в которой она изображала Клермона: мешковатые штаны с заплатками на коленях, растянутый, старый, но отчаянно уютный свитер с кожаными налокотниками и застиранную до дыр рубашку. Все было чистым, хоть и страшно ветхим, но не в утреннем же платье разминаться и тем более бегать? Потом она что-нибудь придумает, а пока пойдет и так. Она быстро оделась, собрала длинные локоны в простой пучок на затылке и натянула на себя потрепанную кепку — без головного убора показываться на улице неприлично даже портовым крысам.

Лиз сперва с любопытством обошла свой дом: второй и первый этажи — третий еще стоял закрытым. Вчера после внезапного визита к Хейгам было не до знакомства с домом. Всюду пустые комнаты и гулкие залы — их еще обустраивать и обустраивать. Возможно даже не в эту луну, если они все же поедут в Ондур. Новобрачным положено свадебное путешествие, так пусть оно будет хоть с пользой для дела. Через вход для слуг она вышла на задний двор, осмотрела немногочисленные хозяйственные пристройки, в том числе и пустую оранжерею, забывая о том, что собралась на тренировку. Обошла запущенный, заросший сад, спустилась к океану по каменной лестнице, рассматривая пляж, посидела чуть-чуть у воды, любуясь сонными волнами, накатывающими на берег. Потом вернулась в сад, замирая у каменного забора и рассматривая порванные, запутавшиеся без долгой правки защитные плетения. Вчера Грегу было не до того — он обещал поправить эфирную защиту на днях, заодно обучая этому и Лиз. Голубые эфирные нити, опутывающие в небесах дом и сад, истончились, кое-где оборвались и бессильно рассеивались, вливаясь в общий эфирный фон города. Странно было понимать, что раньше она жила и ничего из этого не видела. Впрочем, большинство горожан, да что там, жителей всей планеты не видят эфир и его красоту. Лиз обошла дом, рассматривая защитное плетение и выискивая главные узлы в мешанине плетений. Было интересно потом сравнить свои выводы с Грегом по восстановлению защиты. Замерев перед фасадом дома и запрокинув голову, она рукой придерживала сползающую с затылка кепку, чтобы та не упала. Мощь эфира поражала. Лиз снова и снова выискивала повторяющиеся плетения, пытаясь догадаться об их назначении. Не щит Фидеса, далеко не он — уж его она зазубрила тогда в Ветряном квартале на зубок. Казалось, глаза закрой — все его основные узлы вспыхнут перед глазами.

Шуршали меланхолично метлы в руках уличных дворников, собирая оставшийся после дождя мусор. Тихо шелестели шинами редкие паромобили — это привилегированный квартал, тут раньше десяти утра никто не просыпается и не отправляется на службу. Горничные наводили порядок на дорожках перед особняками. Только их с Грегом дом был нем и мертв — им еще его обживать и обживать. На подъездной дорожке намело полупрозрачных лепестков вишни, набросало веток с деревьев, но Лиз подавила в себе желание навести порядок с помощью эфира — Грег вчера показывал, как вызывать воздушную волну, — уже спешили по тротуарам первые жители района. Не стоит их пугать эфиром. Пусть к их странному семейству привыкают постепенно.

— Эй, ты!

Лиз пропустила недовольный крик мимо ушей — она лера, это точно не ей. Она выцепила глазами дыру в защите — по её прикидкам, там должно было быть плотное переплетение эфирных нитей.

— Ты, голодранец, не смей меня игнорировать! Живо подошел сюда!

Шорох метлы дворника становился все громче и громче.

Лиз недовольно обернулась на орущего усатого мужчину лет пятидесяти в плотном твидовом костюме и щегольском пыльнике поверх него. Палец мужчины, как ни странно, упирался в Лиз. Заметив, что Лиз, наконец-то посмотрела на него, мужчина буркнул, приближаясь к ней быстрым шагом:

— Ты, портовая крыса! Что ты тут высматриваешь, а⁈ Я за тобой уже с полчаса слежу, как ты шныряешь, что-то крадя у приличных граждан!

Лиз сухо сказала:

— Вы ошибаетесь, я лера де Бернье, хозяйка этого дома, но за соседскую бдительность я вас благодарю!

Шорох метлы за спиной стих.

Мужчина почти ткнул указательным пальцем в грудь Лиз:

— Я вызвал полицию, мерзкая крыса! Ты получишь по заслугам, отребье!

Лиз не выдержала — ситуация быстро выходила из-под контроля:

— Отойдите от меня или сильно пожалеете! — на её руках взметнулось предупреждающее пламя. — Еще раз, я лера де…

Договорить она не успела — мужчина как-то совсем не по-мужски взвизгнул:

— Ты мне угрожаешь!!!

А потом наступила тьма вместе с болью в голове под затихающее:

— Вашсиятельств, этот голодранец досаждал вам?

Грег вздрогнул, когда родничок в сердце исчез. Прогнать мучительную мысль, что Лиз умерла дома в одиночестве, пока он тут несется в паромобиле на службу, не удавалось. Мысль разрасталась, замораживая его изнутри своей простотой и безысходностью, превращая в ничего не чувствующий кусок льда. Он бросил Лиззи, оставил в одиночестве, хоть знал, что она болеет. Она там одна в пустом доме, и никто не пришел ей на помощь, когда ей стало плохо. Она даже до телефона не могла добраться — он же на первом этаже, а она еще слаба… Хотелось орать, как тогда на крыльце королевского суда: какая же он свинья! Самого родного, самого нужного человека бросил одного. И больше никогда не будет теплого родничка в его сердце. Больше никогда не будет её смеха. Её тихого «соблазнись!», её улыбки, больше никогда не…

— Грег! Грег, да услышь ты меня! — в леденеющее сознание Грега еле прорвался голос Эвана. — Что случилось?

Пришлось приходить в себя, прогоняя защитное отупение:

— Лиз… — Грег оглядел покрытый инеем салон паромобиля, который они в деревне одолжили у местного храмовника.

— Что. С. Лиз? — окаменел и Эван, а Одли утопил в пол педаль акселератора, выжимая из старенького паромобиля все, что можно.

Грег заставил себя сказать ложь:

— Ей надели магблокиратор. — И заставил себя в это поверить. Верить в то, что Лиззи больше нет, нельзя. Если он поверит пропавшему в сердце родничку, то… Лиззи действительно умрет и в его голове, как умерла где-то в пустом, гулком доме.