Проклятье Полоза (СИ)

Эпилог

«И всё-таки глупое предсказание сбылось», — неохотно признавал Виргуэль, глядя на своё новое грузное тело в отражении кристально-чистого озера. Король драконов действительно получил бессмертие. Виргуэль больше не был отдельной самостоятельной личностью, он был частью того, что являлось О'даром. Вот только под этим именем и телом скрывался не только его отец, а несколько сотен драконов.

Когда-то только старейшины, мудрейшие из драконов, умирая, отдавали свои сердца, а вместе с ними и память, дабы потомки могли сохранить и приумножить накопленные знания. Это было величайшей честью и большой ответственностью, всё-таки не каждый дракон становился старейшиной. Виргуэль читал об этом ритуале в старых полуистлевших свитках, что достались ему от прежнего шамана, и сетовал на то, что коварные ящеры так небрежно относились к письменности. Теперь-то он отлично понимал, почему все драконьи книги, какие удавалось раздобыть, касались лишь сказок, да пророчеств. Прихотливую, затейливую речь всегда было легко трактовать в угоду случаю, а драконы предпочитали изъясняться предельно прямо. Чужая память не допускала недомолвок и разночтений. Виргуэль просто знал. Знал абсолютно всё о своих предшественниках, а они всё знали о нём. Было в этом что-то неправильное, искажённое. Память угодливо подсказывала ему, что раньше драконы получали только знания, а не оказывались пленниками чужого тела. А иногда и не только тела. Порой Виргуэль с трудом осознавал себя. Кто он? В кого превратился? Что это за многоголосая химера?

— Виргуэль! Виргуэль! — повторял он, как заклинание, и оно придавало ему сил. Нередко собственное имя было единственным, что помогало не сойти с ума, не потеряться в бесконечных личностях. Бывало даже он забывал, что это именно его имя, и просто цеплялся за него, как заплутавший корабль во время шторма придерживался света далёкого маяка. Ему только предстояло их всех подчинить себе, но пока его с лёгкостью уносило по волнам чужой памяти. Уж слишком многое он хотел узнать, спросить, понять, осознать, почувствовать и ощутить. Искушение было невероятно велико, чтобы ему не поддаться. На сердце ещё не зажила рана, что разбередил танец нагской Жрицы. Виргуэль, как и любой ребёнок, которого жизнь лишила возможности расти бок о бок со своими родителями, всё ещё жаждал узнать о них как можно больше, хотя и опасался этой правды. Он боялся разочарования, но понимал, что без этого никак не обойдётся. Его отцу, в отличие от матери, ничего не удастся утаить, ведь, как ни крути, от самого себя не уйти. И всё же Виргуэль с большой осторожностью отнёсся к близкому знакомству.

Его отец всегда считал себя исключительной личностью. Подавляя себе глупое желание высокомерно закинуть к небесам голову, Виргуэль признавал, что Дархинэль был ещё тем гордецом и честолюбивцем. Уже с детства тот частенько нарушал правила и вообще вёл себя довольно заносчиво, но из-за его невероятных способностей ему всегда и всё прощалось. Маленькому гению, что мог с лёгкостью решать до сотни задач одновременно, при этом совсем не напрягаясь, прочили большое будущее, потому не было ничего удивительного в том, что Дархинэль вырос настоящим смутьяном. Виргуэль с иронией взирал на юность отца, и на то, как драконы легкомысленно взрастили своими же лапами себе врага. Если шалости малыша вызывали у окружающих лишь снисходительную улыбку, то бунты дракона-подростка заслуживали лишь порицания и наказаний. Вот только привыкший к похвалам и ощущению собственной важности Дархинэль и не думал послушно подчиняться и подстраиваться под закостеневший мир взрослых. Он продолжал делать всё так, как считал нужным, и вскоре, как это всегда бывает среди молодых, такое поведение привлекло к нему внимание сверстников. Ум и нахальство помогли завоевать авторитет и обзавестись собственной шайкой, которая росла день ото дня, а в один прекрасный момент перестала быть просто сборищем бунтующих подростков, и превратилась в своеобразный клан с ярким и весьма амбициозным лидером.

Виргуэль подмечал, что отец был слишком прямолинеен и спесив, ему явно не хватало драконьих хитрости и коварства, хотя вокруг него вечно крутились какие-то подозрительные личности. А ещё порхала стайка восхищённых и влюблённых юных дракониц, но Дархинэль не был бы собой, если бы выбрал в пару кого-то обычного.

Он впервые увидел Дэймиду на вершине горы, что разделяла деревню волшебников от земель драконов. Его привлекли её длинные красные волосы. Горный ветер весело трепал их, отчего волшебница издали напоминала воткнутый в землю факел. Это показалось Дархинэлю довольно забавным, но он уже подумывал повернуть назад, всё-таки его привела сюда охота, а не интерес к людям, когда краем глаза заметил начавшиеся преображение. Спустя миг, на горе стояла его копия. Это настолько потрясло Дархинэля, что он позабыл о голодном желудке и направился к новой знакомой. Конечно, в ту пору о способностях волшебников менять облик было широко известно, правда, далеко не каждому это удавалось, и уж тем более не многим доводилось так филигранно повторять чужие черты, как Дэймиде. И Дархинэль дар волшебницы оценил весьма и весьма высоко. Тогда он рассудил, что ему бы не повредил личный двойник, потому и снизошёл до человека.

Мысли о матери всё ещё вызывали неосознанную тоску. Порой Виргуэлю даже хотелось вырвать часть своих воспоминаний и расправиться с ними, так чтобы и мельчайшей пылинки от них не осталось. Пусть бы он лучше и дальше заблуждался на её счёт, и мечтал отомстить за того, кто даже не был его отцом. Руэдхи. Сколько раз он говорил Дэймиде, что драконья любовь отличается от человеческой и потому неизбежно принесёт лишь боль. И насколько же эти слова оказались истинны! Сейчас, когда Виргуэлю открылись все драконьи чувства, он мог лишь позавидовать прозорливости Руэдхи. Драконы действительно любили иначе. Привыкшие к телепатии, они умели сливаться друг с другом сознаниями, что позволяло сложившимся парам превращаться в нечто единое и неделимое. Отношения же Дархинэля и Дэймиды изначально были ущербны. Он без труда читал её мысли, тогда как ей частенько не удавалось понять чисто драконьих образов. И всё же, Дархинэль действительно её любил, что, правда, не исключало того факта, что то был очередной вызов устоявшемуся миру. Вот только если прочие выходки ещё терпели, то столь грубое нарушение табу не осталось без внимания. Дархинэля вызвали на совет старейшин. К тому времени Дэймида уже была беременна и потому не могла менять облик, и ей пришлось остаться. Что оставлять волшебницу одну опасно, не подумал никто!

«Драконья кровь священна! Ты нарушил табу!» — старейшина О'хим был чрезвычайно категоричен, и весь совет поддержал его.

«И что с того?» — как ожидалось, Дархинэля гнев старейшин не испугал.

«Когда рушатся небеса, страдает и земля! Поверь, мы не изверги, но ради всеобщего блага, если ребёнок выживет, его придется отдать демонам!» — это заявление О'хима так взбесило Дархинэля, что он набросился на старейшину прямо там, на священной горе. Новое святотатство (нападение на старейшего, да ещё в священном месте — было событием из ряда вон) лишь усугубило возникший конфликт. Многим позже, когда силами Дэймиды удастся сокрушить О'хима, Дархинэль нарушит очередное табу и вырвет сердце умирающего старейшины без его согласия. Он сожрёт его в одиночестве, лишив весь совет мудрости. Уже потом, Дархинэлю придёт расплата: чужая ярость будет переполнять его тело, а жажда крови и битв станет нестерпимой. Он заставит всех своих последователей пожирать сердца противников, и получит безумное, незнающее страха и пощады, алчущее новых жертв войско.

Виргуэль с трудом отстранился от отцовских воспоминаний. Дархинэль умудрился пожрать больше сотни чужих сердец, но лишь немногие из них имели какую-то ценность. Большинство же, израсходовав всю свою ярость, теперь больше напоминали пустые оболочки, неясные тени, чьи имена затёрлись во времени. Однако старейшина О'хим не утерял своей личности, хотя и был безжалостно задвинут Дархинэлем в самые глубины сознания. Вероятно, он продолжал бы таиться и дальше, напоминая о себе лишь в минуты эмоционального всплеска, если бы Виргуэль, как и все драконы, не владел способностью видеть Сны. Нет, разумеется, это не касалось тех смутных видений, которые сопровождали по ночам всех живых и разумных существ, тогда как Вещие Сны посещали лишь драконеан и их шаманов. Привычка, выработанная годами, оказалась так сильна, что в очередную Ночь Предсказаний крылья сами принесли Виргуэля на одинокое горное плато. А Сон не заставил себя ждать, правда, в тот раз всё было как-то иначе. Обычно он видел символы и туманные образы, но О'хим предстал перед ним с поразительной чёткостью. Причём, Виргуэль не только видел драконьего старейшину со стороны, но и ощущал себя им. Это было крайне странное чувство, даже отчасти пугающее.

Старейшине было неспокойно. В воздухе будто витало некое напряжение, предчувствие чего-то неминуемого и ужасного. О'хим видел предупреждающие знаки, посылаемые миром, но все они были слишком малы и незначительны, чтобы совет старейшин отнесся к ним с должным вниманием. Кто станет тревожиться о парочке засохших деревьев в священной роще? Просто выдалось жаркое лето. Слишком жаркое, настолько, что горели долинные леса и пересыхали реки. Плавясь под палящим солнцем, О'хим не тешил себя, как его собратья, бесплотными иллюзиями, что всё происходящее случайно. Лишь некоторые начинали роптать, что затянувшаяся засуха — наказание небес.

— Это всё Дархинэль! Он нарушил табу, поэтому страдают наши земли! — поговаривали обычные драконы, однако О'хим едва ли мог поверить в эти слухи. За любой природной напастью всегда стояли демоны, и их цель была всегда очевидна. Война. Демоны частенько развязывали то мелкие стычки, то серьёзные военные конфликты, но вовсе не ради забавы. Что ж поделать, если эти мерзкие создания могли питаться только болью и страданиями! Вот только О'хим не желал жертвовать своими собратьями, ради чьего-то сытного обеда, и потому, желая предотвратить нависшую угрозу, перед советом старейшин направился к волшебникам. Он хорошо знал Верховного мага Руэдхи. Невероятный ум и талант этого человека восхищали дракона, потому ему было особенно больно сообщать печальные новости:

«Твоя жена ждёт ребёнка. Полукровку».

На каменном лице Руэдхи ни дрогнул ни один мускул, и всё же О'хим каждой чешуйкой своего огромного тела почувствовал боль волшебника.

«Ты ведь знаешь, что демоны всегда охотятся за полукровками, и сейчас, когда наша страна изнывает от жары и засухи…»

— Вы хотите продать это дитя? — Голос Руэдхи прозвучал отстранённо и глухо, но О'хима вновь не обманула внешняя сдержанность волшебника. Внутри того раздирали ярость и гнев.

«За высокую цену. Ты ведь тоже это чувствуешь, верно? Подступающее дыхание войны».

Виргуэль долго не мог прийти в себя от этого Сна. История его рождения обрастала всё новыми подробностями, становясь более запутанной и сложной. К сожалению, О'хим не смог предотвратить войну. Когда Дархинэль набросился на него, ему не удалось сдержаться. Он ещё долго корил себя за эту непростительную ошибку, и, в конце концов, пожертвовал собой. Он искреннее надеялся, что позволив Дархинэлю сразить себя, остановит войну. Кто же знал, что ярость, полученная вместе с памятью, лишит рассудка, и война будет продолжаться ещё долгие годы!

И всё же, О'хим спас жизнь Виргуэлю. Он не напрасно предупредил Руэдхи. Дэймиде действительно угрожала опасность: завистливые драконихи, мечтающие о Дархинэле, и фанатичные драконы, желающие восстановить некую справедливость, решили изловить беременную волшебницу и отдать её демонам. Если бы не подоспевший на помощь Руэдхи, им бы это удалось. Но то была лишь временная отсрочка, и едва драконы поняли, что разгорается настоящая война, новые нападения не заставили себя ждать. Руэдхи самоотверженно защищал жену и её сына. Вот только Дэймида всё стремилась вернуться к Дархинэлю, но младенцу нечего было делать на поле битвы. Руэдхи с трудом уговорил жену оставить ему ребёнка. Он поклялся его защищать.

Виргуэль помнил, что Руэдхи накладывал на него защитные чары каждый вечер (вот почему его тело всё ещё оставалось невосприимчиво к ядам!). Как правило, волшебник рассказывал всякие занятные сказки, чтобы Виргуэль лишний раз не вертелся.

— И будь осторожен, — заканчивая, всегда приговаривал он. — Увидев незнакомца, как можно быстрее возвращайся домой или прячься!

Виргуэль послушно кивал, но никогда не понимал этого беспокойства. Тогда ему казалось, что Руэдхи просто считал его слишком маленьким, чтобы защищаться самому, и это его немного обижало. Возможно, именно поэтому в память врезались слова навещавшего их мага:

— Малыш, тебе стоит опасаться красных драконов. Они коварны и опасны. Знаешь, они даже могут ненароком убить тебя или твоего отважного папочку! — Только сейчас Виргуэль понимал, что сказанное было издёвкой. Волшебников задело то, что Верховный маг так откровенно пренебрёг своими обязанностями из-за чужого ребёнка и неверной жены. Вероятно, уже тогда они и задумали свою месть. Маги оказались такими же подлыми, как и драконы. Как же безжалостно они натравили разъярённую Дэймиду на Руэдхи! Виргуэль так и не смог понять, почему мать поверила этим злым наговорам. Разве мог Руэдхи отдать его демонам?

И те же самые волшебники подменили охранный кулон Виргуэля, и именно поэтому вместо того, чтобы перенестись в безопасное место, он оказался заморожен на долгие годы. Лишь случайное стечение обстоятельств (землетрясение, вызывавшее откалывание древних айсбергов) вызволило его из ледяного плена десять лет назад. Виргуэль усмехнулся. От драконьих Крыльев, желающих ему смерти, как и от волшебников не осталось и следа. Будто бы он родился под какой-то счастливой звездой, сулящий гибель тем, кто осмеливался ему угрожать. Впрочем, ещё кое-какие враги у него остались.

— Что ж, проклятые демоны, вы не получили меня тогда, и не получите сейчас! — с коварным торжеством заметил Виргуэль. Его улыбка выглядела зловеще и пугающе. Он знал, чего боятся демоны.

Больше книг на сайте — Knigoed.net