Глава 4

— Что? — воскликнула Риган, ошеломленная его словами. — Америку населяют грубые, безграмотные люди, которые живут в бревенчатых хижинах. Что там есть, кроме индейцев да диких зверей, не говоря уже об огромного роста дикарях? Нет уж, я ни за какие коврижки не поеду в эту отсталую страну.

У Трэвиса кончилось терпение, улыбка исчезла с его лица.

— Ах ты, безмозглая англичанка! Я целыми днями сталкиваюсь с подобным отношением со стороны так называемых джентльменов, твоих соотечественников. Они смотрят на меня сверху вниз, потому что им не нравится, как я говорю и как одеваюсь, или потому что у них убили родственника на войне, которая шла в те годы, когда я был мальчиком. Мне, черт возьми, надоело, что на меня смотрят как на что-то нечистое, и будь уверена, что уж от тебя-то я такого отношения не потерплю!

Риган попятилась от него, схватившись рукой за горло, как будто хотела защититься.

— Я достаточно долго ходил на цыпочках, угождая тебе. С этой минуты ты будешь делать то, что я скажу. Если я оставлю тебя здесь, зная, что у тебя нет ни одного друга на свете, я не найду себе покоя. Я не стану утомлять тебя рассказами об Америке, поскольку у тебя, кажется, имеется отчетливое представление об этом, но скажу одно: в моей стране мы не выгоняем юных девушек из дома за одно лишь непослушание. Когда мы приедем в Виргинию, ты сможешь найти себе занятие, более приличествующее английской леди, — он насмешливо фыркнул, произнося это слово, — чем шляться по улицам, а если я оставлю тебя здесь, другого выбора у тебя не будет. Тебе ясно? — сердито спросил он, глядя на прижавшуюся к стене Риган. Не дав ей времени ответить, он вышел из комнаты и запер за собой дверь.

— Ясно, Трэвис, — прошептала она, оставшись в пустой комнате, где все еще гуляло эхо его слов.

Она была рада, что он ушел, потому что, когда Трэвис находился рядом, думать было невозможно. Но может быть, если его разозлить как следует, он выгонит ее? Улыбнувшись, Риган уселась в кресло и принялась мечтать, как хорошо будет ей, когда она избавится от этого неотесанного американца. Ишь, чего выдумал! Решил заставить ее поехать в Америку!

Закутавшись в одеяло, она свернулась клубочком в кресле и стала думать о том, какое должно быть страшное место эта Америка. Она вспомнила рассказы одной служанки, брат которой, вернувшись оттуда, поведал ей массу ужасных историй из жизни американцев. Свеча, потрескивая, догорала, в комнате стемнело, и Риган стала поглядывать на дверь, ожидая Трэвиса. Уже глубокой ночью она встала с кресла и перебралась на большую холодную кровать, положив подушки так, чтобы можно было прижаться к ним. Они, конечно, не могли заменить крупное, теплое тело, но все-таки немного помогали согреться.

Утром Риган проснулась с больной головой и в ужасном настроении. Ее возмущало, что этот американец оставил ее, одинокую и беззащитную, на целую ночь, когда кто угодно мог отпереть ключом эту комнату. Он разглагольствовал о том, что обязан позаботиться о ней, а сам бросил ее на произвол судьбы.

Ее мрачные мысли были прерваны быстрым стуком в дверь, после которого дверь отперли и открыли. Она сложила руки на груди и задрала подбородок, готовая дать понять Трэвису, что его отсутствие ей безразлично. Но вместо глубокого баритона Трэвиса она услышала женский смех. Повернувшись, Риган с удивлением увидела трех женщин, которые вошли в комнату, нагруженные какими-то книгами и корзинами.

— Вы мадемуазель Риган? — спросила хорошенькая миниатюрная темноволосая женщина. — Меня зовут мадам Роза, а это мои помощницы. Мы пришли, чтобы начать шить для вас гардероб, чем будем заниматься по дороге, пока плывем в Америку.

Риган лишь через несколько минут сообразила, что Трэвис, судя по всему, нанял мадам Розу, французскую эмигрантку, которая в свое время обшивала одну из фрейлин королевы Марии Антуанетты, чтобы она изготовила полный гардероб для его пленницы. Возмущенная его самонадеянностью, Риган неподвижно сидела на кровати, глядя на женщин невидящим взглядом. Однако, заметив на их лицах удивление, она поняла, что не следует срывать на них свой гнев. Она поссорилась с Трэвисом Стэнфордом, а не с этими женщинами, которые всего лишь выполняли свою работу.

— Я, пожалуй, посмотрю на ваши товары, — устало сказала она, вспомнив о том, как ей раньше не разрешалось выбирать для себя одежду. Дядюшка позволял ей носить розовое, голубое или белое, а единственным украшением было то, что она и служанки могли вышить своими руками.

Модистка и ее помощницы с довольным видом разложили на кровати образчики тканей. Такого многообразия оттенков и текстур ткани Риган никогда не видела. Там был бархат не менее чем дюжины цветов, еще больше разнообразных оттенков атласа, шелкового полотна, не менее шести видов шелков по дюжине оттенков каждого вида. Один угол кровати занимали шерстяные ткани, и Риган поразилась их разнообразию: кашемир, тартан, какая-то очень мягкая шерсть с длинным ворсом, которая, как ей сказали, называется мохером. А какое разнообразие муслинов! В полоску, с рисунком, вышитые, гофрированные самых разнообразных цветов!

Оторвавшись от созерцания этой красоты, Риган перевела округлившиеся глаза на мадам Розу.

— Разумеется, есть еще и разнообразные отделки, — сказала мадам, взглядом приказав помощницам принести их образцы.

К тканям добавились перья, атласные и бархатные ленточки, кружева ручной работы, речной жемчуг, серебряная нить, шелковые цветы, золотая сетка, а также искусно изготовленные застежки из тесьмы и сутажа.

У Риган буквально глаза разбежались.

— Может быть, мы пришли слишком рано для мадемуазель, — тихо сказала мадам Роза, — но месье Трэвис предупредил, что мы должны все сделать за один день, чтобы успеть скроить все платья до вашего отплытия. Он нанял женщину, которая поедет с вами и за дорогу успеет сшить все к вашему прибытию в Америку.

Риган, понемногу приходя в себя от потрясения, подумала, что Трэвис, видимо, не подозревает, в какую историю влип. Сомнительно, что этот колонист имеет понятие о стоимости женских платьев. Дядя Джонатан не раз жаловался Риган на непомерные цены, которые заламывают портнихи за свою работу.

— Трэвис интересовался стоимостью гардероба? — спросила она.

— Нет, мисс, — удивленно ответила модистка. — Вчера он пришел ко мне поздним вечером, сказав, что, насколько ему известно, я являюсь самой лучшей портнихой в Ливерпуле и что он хочет заказать полный гардероб для молодой леди. Разговора о цене не было, но у меня создалось впечатление, что мистера Трэвиса это не волнует.

Риган открыла было рот, но ничего не сказала, а только улыбнулась. Вот, значит, как? Этот огромный, шумный колонист думает, как видно, что все еще находится в лесных дебрях Америки! Возможно, будет весело поиграть денек с тканями и отделками, сделать вид, что заказываешь большой гардероб, а потом понаблюдать за выражением лица Трэвиса, когда он получит счет. Конечно, надо сделать так, чтобы счет ему предъявили до того, как женщины начнут раскраивать ткани. Она вовсе не хочет, чтобы они понесли убытки, когда окажется, что Трэвис не может расплатиться.

— С чего начнем? — сладким голоском спросила Риган, радуясь, что сможет поставить на место этого хвастуна.

— Пожалуй, начнем с дневных платьев, — предложила мадам Роза, взяв в руки образец муслина.

Несколько часов спустя у Риган появились некоторые сомнения относительно этого плана. Жаль, что ей не придется носить эти платья, потому что заказанный гардероб мог бы прийтись по вкусу даже принцессе. Там были муслиновые платья всех цветов и с разными отделками, бальные платья из атласа и бархата, платья для пеших прогулок, наряд амазонки для верховой езды, вызвавший у Риган смех, потому что она абсолютно не умела ездить верхом, накидки, плащи, рединготы, спенсеры, а также множество ночных сорочек, пеньюаров и отороченных кружевом нижних юбок. Она использовала все предложенные ткани и все цвета.

В полдень им принесли еду, и Риган обрадовалась тому, что работа закончена, потому что устала.

— Это еще только начало, — сказала мадам Роза. — После полудня придут меховщик и шляпница, а также сапожник и перчаточник. И каждый из них будет снимать с мадемуазель мерки.

— Само собой, — прошептала Риган. — Как это я забыла?

Ближе к вечеру она перестала чему-либо удивляться. Меховщик привез шкурки соболя, горностая, шиншиллы, бобра, рыси, волка, а также ангорской козы, и Риган подобрала меховые подкладки, воротники и манжеты для уже выбранных пальто. Сапожник взял образцы тканей, чтобы окрасить в такой же цвет мягкую кожу для туфелек — по паре для каждого туалета. Потом он описал, какие изготовит ей ботинки для пеших прогулок. Шляпница и перчаточник подобрали соответствующие по цвету и стилю аксессуары.

К вечеру все устали, особенно Риган, энергии у которой сильно поубавилось. Ей было стыдно, что целый день был потрачен впустую, потому что едва ли какой-нибудь американец смог бы расплатиться за все, что она заказала. Она предупредила мадам Розу, что все счета следует представить Трэвису до того, как ножницы прикоснутся к ткани, и что деньги за заказ следует получить вперед.

Модистка вежливо улыбнулась и сказала, что постарается представить счета завтра же утром.

Оставшись наконец одна, Риган тяжело опустилась в кресло, устав после напряженного дня и от одолевавшего ее чувства вины. Весь день она понимала, что играет в игру, но люди, для которых это была работа, наверное, сильно разозлятся, узнав, что за целый рабочий день им не заплатят.

К тому времени как на лестнице послышались тяжелые шаги Трэвиса, Риган чувствовала себя совсем мерзко, и виноват во всем был он. Как только он открыл дверь, она швырнула в него туфлю, попав в плечо.

— Это что значит? — усмехнувшись, спросил он. — Я-то думал, что сегодня ты по крайней мере будешь рада меня видеть. Ведь ты всегда жалуешься, что у тебя нет одежды.

— Я не просила тебя заботиться о моей одежде! Ты не имеешь никакого права делать это, тем более не имеешь права увозить меня в свою варварскую страну! Я туда не поеду, ты меня слышишь? Я англичанка и останусь в Англии.

— Где же твои родственники и друзья? — саркастически осведомился он. — Сегодня я снова потратил целый день, пытаясь отыскать место, где ты жила, но не смог найти ничего. Пропади они все пропадом! — воскликнул он, взъерошив рукой волосы. — Какими нужно быть людьми, чтобы выгнать из дома ребенка?

Возможно, из-за утомительного дня или оттого, что плохо спала ночью, но ее глаза наполнились слезами. За последние несколько дней Риган была так потрясена происходящим, что уже забыла о том, что почувствовала, когда услышала, как Фаррел с отвращением говорил о женитьбе на ней, а дядюшка заявил, что терпеть ее не может. Она еще надеялась, что они спасут ее. Трэвис, очевидно, добрался в своих поисках и до их дома. Неужели Фаррел и ее дядюшка сказали ему, что не знают ее?

Прежде чем она начала говорить, Трэвис схватил ее в объятия. Отталкивая его, Риган попыталась протестовать.

— Оставь меня в покое, — тихо прошептала она, но он лишь еще крепче прижал ее к себе, и она, спрятав лицо у него на груди, наконец разрыдалась.

Не теряя времени, Трэвис уселся в кресло и, не выпуская ее из рук, принялся укачивать, словно ребенка.

— Поплачь, поплачь, кошечка, — ласково сказал он. — Тебе станет легче.

Она расплакалась еще сильнее от того, что ее успокаивал этот незнакомец, тогда как люди, которые должны были позаботиться о ней, отказались даже признать факт ее существования. Хуже всего, что вдребезги разбилась ее надежда на то, что ее спасет Фаррел и что она снова увидит человека, которого любила. Теперь у нее даже не было шанса доказать ему, что она могла бы стать хорошей женой. Теперь ее насильно увезут в Америку, и никто никогда не узнает, куда она исчезла.

Когда рыдания стали утихать, Трэвис погладил ее влажные волосы.

— Не хочешь рассказать мне, что тебя так расстраивает?

Не могла же она рассказать ему о Фарреле!

— Мне плохо от того, что я пленница, — сказала она, отстраняясь от его плеча. Трэвис продолжал гладить ее по голове, а когда заговорил, в голосе его чувствовались терпение и понимание.

— Думаю, что ты была пленницей задолго до того, как я тебя встретил. Если бы это было не так, то тебя не выбросили бы из дома, словно мусор.

— Мусор? — возмутилась она. — Как ты смеешь так называть меня?

Трэвис смущенно улыбнулся:

— Я не называл тебя мусором, а сказал лишь, что кто-то, видно, обращался с тобой как с мусором. Одного не могу понять: почему ты хочешь вернуться к тому, кто с тобой так обращается?

— Я… я… никто… — забормотала она, и слезы снова потекли по ее щекам. Он умел говорить, называя вещи своими именами.

— Быть сиротой не так уж страшно, — продолжал он. — Я сам долгое время был сиротой. Может быть, мы с тобой одного поля ягоды? И хочу предупредить тебя заранее, что я всегда забочусь о том, что принадлежит мне.

— Принадлежит тебе! — воскликнула Риган. — Да я тебя едва знаю!

Он улыбнулся и, наклонившись, прижался губами к ее губам так нежно и нетерпеливо, что руки Риган сами собой обвились вокруг его шеи.

— Ты достаточно хорошо знаешь меня, — хрипло проговорил он. — И запомни раз и навсегда: ты моя.

— Я не твоя. Я… — Она не договорила, потому что Трэвис начал целовать ее шею, и она наклонила голову так, чтобы ему было удобнее.

— Ах ты, соблазнительница, — рассмеялся он, — ты нарушаешь весь мой график работы. — Он решительно поставил ее на ноги. — Как бы ни хотелось мне остаться с тобой, но меня ждут дела, и боюсь, что я сегодня вернусь очень поздно. Кстати, ты знаешь, что мы отплываем послезавтра?

Опустив голову, Риган не ответила. Она чувствовала себя последней дурочкой из-за того, что моментально реагировала на его ласки. Послезавтра! Ну уж нет. Если уж она решила сбежать от него, то надо делать это как можно скорее.

— Даже не поцелуешь на прощание? — шутливо произнес Трэвис, задержавшись у двери. — Чтобы мне было теплее, пока я буду без тебя?

Схватив вторую туфельку, она швырнула ее в него, но на сей раз он успел увернуться. Он рассмеялся, запер за собой дверь и спустился по лестнице.

Сегодня она по крайней мере заснет от усталости, но размеры кровати казались ей все больше и больше с каждой ночью.

Ее разбудил грохот, который мог быть вызван только Трэвисом, пытающимся ходить на цыпочках по комнате. Она притворилась спящей и не открыла глаз даже тогда, когда он наклонился и поцеловал ее в щеку. Когда он, судя по всему, ушел из комнаты, она сонно прислушалась к звуку поворачиваемого в замке ключа, но, не услышав его, села на кровати. Дважды протерев глаза, она убедилась, что ей это не привиделось: дверь была открыта настежь.

Не теряя больше ни секунды, Риган вскочила с постели, натянула через голову бархатное платье и схватила туфли. Потом она тихо выскользнула за дверь и оказалась на лестничной площадке. Кроме своей комнаты, она еще не видела гостиницы и очень удивилась тому, что эта комната расположена изолированно и выходит на площадку узкой крутой лестницы, внизу которой, судя по доносившимся запахам, была расположена кухня. Вытянув шею, она увидела у подножия лестницы то, что, несомненно, было ногой Трэвиса в высоком сапоге. Но когда она уже стала терять надежду, снаружи послышались звук лошадиных копыт, скрежет колес экипажей и крик человека, взывавшего о помощи. С большим облегчением она увидела, что Трэвис бросился к двери.

Риган моментально спустилась по лестнице, быстро прошла через полупустую кухню, работники которой напряженно следили за тем, что происходит снаружи, и вышла на залитую ярким солнцем улицу.

У нее не было времени подумать о том, что она босая, потому что Трэвис мог очень скоро обнаружить ее побег. И сейчас, если она действительно хотела скрыться от него, надо было успеть убежать как можно дальше.

Несмотря на все ее старания, бежать было больно, потому что она поранила ногу, и прохожие стали обращать на нее внимание. На мгновение замедлив бег, Риган заметила темный проход между двумя зданиями и юркнула туда, присев за дурно пахнущими корзинами для рыбы.

Присев на одну из корзин, она надела туфли и завязала шнурки вокруг щиколоток. Немного успокоив бешено бьющееся сердце, она принялась обдумывать ситуацию. Ей надо было где-то спрятаться, пока не найдет работу и пока этот чокнутый американец не покинет страну.

Погруженная в свои мысли, Риган не сразу обратила внимание на крики на улице, пока практически перед ее глазами не возникла фигура Трэвиса, стоявшего в профиль к ней, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Она быстро сообразила, что он ее не видел, а лишь отдавал приказания людям на улице. Мысль о том, что он отдает приказания незнакомым людям, лишь укрепила ее решимость сбежать от этого непонятного ей человека. Спрятавшись за какими-то коробками, она молила Бога, чтобы Трэвис ее не заметил.

Даже когда он повернулся и побежал по улице, она не расслабилась и не пошевелилась, потому что знала, что он не из тех, кто легко уступает. Нет, Трэвис Стэнфорд слишком уверен в своей правоте, чтобы считаться с мнениями других. Если уж он решил увезти ее с собой, то ни за что не позволит ей просто взять и сбежать.

Сидя в самой неудобной позе, она принялась составлять план. Сначала надо выбраться из района доков, а для этого следует продвигаться в направлении, противоположном морю. Улыбнувшись, Риган подумала, что сделать это будет нетрудно, а следовательно, можно считать, что половина ее проблемы решена. Потом придется решить вопрос, куда идти, когда она отсюда выберется. Если бы она смогла найти дорогу в Уэстон-Мэнор, то Мэтта, ее старая служанка, могла бы, наверное, подсказать ей, куда идти.

Казалось, прошло уже несколько часов, однако солнце все еще ярко светило, а шум в доках не стихал. Собрав в кулак всю свою волю, Риган старалась не обращать внимания на судороги в икрах и боль в спине. Она дважды видела проходившего мимо Трэвиса, причем во второй раз чуть не окликнула его. Возможно, из-за боли в спине она вдруг отчетливо вспомнила, как в прошлый раз оказалась одна в доках. Конечно, тогда на ней была лишь ночная сорочка, и нельзя было ожидать, что с ней будут обращаться как с леди, если она одета как уличная женщина. А теперь, когда на ней элегантное бархатное платье, каждому будет ясно, что она леди, и никто не посмеет к ней прикоснуться.

Эти мысли помогли Риган обрести уверенность в себе, она улыбнулась и попыталась по возможности привести в порядок волосы. Вчера она заметила, что у французской модистки и ее помощниц волосы подстрижены коротко, и подумала, не подстричься ли и ей. Возможно, короткая стрижка придала бы ей элегантности перед вступлением в новый этап своей жизни, каким бы он ни оказался.

За этими размышлениями время бежало незаметно, и, когда Риган заметила, что солнце садится, ей показалось, что она стоит на пороге какого-то приключения. Она сбежала от ужасного американца и теперь может идти куда захочет.

Превозмогая боль, она медленно выбралась из щели между домами и помассировала затекшие ноги, чтобы восстановить циркуляцию крови. Выпрямившись, она поняла, что израненные ноги в туфлях начнут кровоточить, как только она сделает первый шаг.

Собравшись с духом, Риган вышла на потемневшую улицу. «Я леди», — напомнила она себе. Она должна была держаться как леди и не позволять себе прихрамывать из-за такой чепухи, как кровоточащие ноги. Если отвести назад плечи, выпрямить спину и приподнять подбородок, никто к ней не пристанет — не осмелится досаждать леди.

Загрузка...