Путь кочевника

Глава 12

На привалах Кан выглядел сосредоточенным и хмурым, уходил в себя, оставалась только настороженная оболочка. Пока они с Тией шли, он все больше молчал и не давал говорить девушке. Иногда он незаметно для Тии втягивал воздух носом, то глубоко и надолго задерживая, то часто и небольшими понюшками, то резко и тут же выдыхая. Кан чуял — они уже близко. Несколько человек, может пять или больше. Все с оружием. До него долетал свежий запах начищенного металла, обволакивающий — промасленной кожи ножен, сухой — оперенья стрел и колчана из древесной коры. Это были воины, охотники не ходят большими группами. И они были встревожены, может даже боялись. Кан чувствовал запах страха, он выходил вместе с потом, поселялся на коже, ложился тонкой пленкой. Значит, они знают, кого преследуют.

Тиа не хотела думать о причинах перемены в поведении спутника. Она все понимала, но отказывалась об этом думать. Ее и саму пронзал страх, ведь она точно знала, кто и зачем идет следом. Если бы она спустила свои мысли с поводка, они бы превратились в диких псов и разорвали ее разум в клочья.

Тиа не задавала Кану вопросов. Она просто шла рядом и готовилась к худшему. Однако ладонь ее все чаще касалась рукояти ножа, висящего теперь всегда на поясе. Это успокаивало ее, дарило уверенность. Временами Тиа и сама не замечала, как поглаживает тыльной стороной пальцев рукоять. В такие моменты она, подобно Кану, погружалась в себя, стремясь найти покой, но видела только нарастающую бурю, совладать с которой она вряд ли сумеет.

Солнце растворилось в пушистой пенке облаков, затянувших все обозримое небо. Белёсая полоска Тропы стала едва различимой. Если долго в нее вглядываться, казалось, что на ее поверхности время от времени появляются крохотные вспышки. Однако Кан, в отличие от Тии, на нее не смотрел. Он верил, что это может принести несчастье.

Стены лабиринта бросали чахлые, прозрачные тени. На свету странникам было неуютно, они хотели уйти в тень, пусть даже в такую призрачную, словно вуаль смерти на лице покойника, лишь бы укрыться от собственного страха. В такие дни ноша не тяготила, она становилась спасением. И чем тяжелее она была, тем приятнее было ее тянуть. Чувствовать, как лямки до боли врезаются в загрубевшие плечи, как пот струится по лбу и спине на подъемах, как шея трещит от напряжения — это освобождало, делало страх менее осязаемым. Но только не сейчас. Сейчас ноши были легки, пусть и слабо поскрипывали на ухабах. Сейчас они защищали от удара в спину. Они не давали страху расти.

Кан остановился, достал из повозки поленья, развел небольшой костерок и поставил кипятиться воду для чая. Дуга лабиринта уже много дней изгибалась и уводила их вправо. Рукав просматривался достаточно хорошо в рассеянном свете солнца, и Кан то и дело бросал острые взгляды то в одну, то в другую сторону.

Почему они еще не напали? Чего ждут? У них нет припасов, нет дров или запаса воды, по крайней мере не столько, сколько у нас. А ведь им еще идти назад!

Костер они жгли всего пару раз, да и то только ночью и в безветренную погоду. Они же не знали, что дым стелется над лабиринтом даже в полный штиль. Об этом всегда помнит только бывалый странник. Даже Тиа в одну из ночей проснулась, почуяв запах дыма. Она вся съёжилась, затряслась, словно от холода, прижалась спиной к боку Кана и долго не могла заснуть. Кан же и вовсе почти перестал спать. Каждую ночь он ждал нападения, ведь преследователи были так близко, и каждое утро он поднимался измотанным и разочарованным. Он чувствовал, как нервы его истончились от постоянного натяжения. Еще немного, и он заболеет, как случалось временами с его матерью, когда она долго волновалась за сына.

Горячий чай помог. Душистые листья наполняли память уютными образами Бутылочного Горлышка. Кан посмотрел на Тию, хотел улыбнуться, но встретив ее взгляд, передумал. В нем прятался не обычный страх неизвестности, звенящее напряжение перед боем, а самый настоящий ужас, и он нарастал. Кану захотелось обнять Тию, прижать к себе, поцеловать и сказать что-нибудь успокаивающее, но он не мог, боялся быть неуклюжим, сделать только хуже. Он мог лишь ободряюще ей улыбнуться, но и это утешение оказалось ему недоступно. Такой ужас возникает в минуты неминуемой смерти, даже хуже — безумия.

— Ты боишься? — глухо спросил Кан.

Тиа вздрогнула, словно от пощечины, поспешно задвинула панику на задворки сознания, вышла на свет, попыталась изобразить немой вопрос на лице. У нее плохо получилось.

Она опустила взгляд и покивала.

— Тех, кто идет следом?

— Нет, — Тиа секунду помолчала. — Того, что они могут сделать.

Кан немного расслабился. Она думает, что их преследуют дикари. Но это не они, он был уверен. Каждый странник, если однажды встречался с дикарями, запоминал их до конца жизни.

— Нас преследуют люди из Семи Дорог, возможно, — успокаивающе произнес он. — Я там кое с кем повздорил.

В ее глазах мелькнул проблеск надежды и тут же угас.

— Знаешь, как побороть страх?

— Как?

— Надо дойти до края. Повернись к нему лицом и иди навстречу, пока не упрешься в стену. Страх, как ядовитый газ в громадной пустоши. Кажется, что у него нет границы, что он везде, заполняет все вокруг, но дойдя до края, ты поймешь, как он мал — умещается всего лишь в твоей голове.

Кан ласково погладил Тию по волосам.

— Вот в этой вот небольшой головке, — он все-таки смог улыбнуться, и Тиа ответила на его улыбку. — Проживи то, чего ты боишься, собери весь этот яд в кучу, пройди сквозь него и забудь. Когда ты дойдешь до края, поймешь, что он не опасен, что он — просто грязный воздух.

Тиа внимательно его слушала. Когда Кан умолк, она приблизилась и поцеловала его.

— С тобой я ничего не боюсь, — прошептала она, а затем подумала: Я боюсь за тебя.

Ладо был хорошим охотником, лучшим в Семи Дорогах. Он мог учуять дичь за километр и незаметно подкрасться к ней. Однако выслеживать странника ему довелось впервые. Если бы не эти пятеро из охраны Хидеоса, он бы тенью скользил за странником и его девкой до самой развилки, как и велел Миндир. Но эти пятеро…

Здоровенные лбы, не дураки махать мечами, могут и кулаком на раз уложить на два метра под землю, но до чего тупые! Может когда-то они и бывали умнее, да только на службе у главного совсем разучились думать, возомнили себя важными шишками и слушать никого не хотели. Привыкли, что перед ними челядь стелется, и оказавшись на свободе, принялись дубинами меряться. Но к Ладо не лезли. До этой вылазки они с ним не пересекались, но были о нем наслышаны и относились к нему с опаской.

В дороге Ладо держался в стороне, приносил свежую дичь, потрошил и делил — часть готовил себе на углях, а часть отдавал им в сыром виде. Когда дичи стало меньше, а потом она и вовсе исчезла, пришлось вскрывать скудные запасы. Хватило их ненадолго — эти пятеро любили пожрать. И теперь они все чаще недовольно пялили на Ладо свои выпученные бычьи зенки, кривили свирепые морды в шрамах (они были физически здоровы, поэтому и пытались себя изуродовать — чтобы оправдать занимаемое положение в обществе) и тихо переговаривались за его спиной.

Наконец, один из них, самый здоровый по кличке Рыжий Боров, забыл об опасениях и заговорил с Ладо напрямую.

— Эй, охотник.

Ладо только спустился со стены (он ходил в разведку), и теперь лежал на плетенке, сложив руки на груди. Он приподнял одну бровь, оттягивая прилипшее веко, и взглянул на Борова.

— Отдохнул уже, нет?

Ладо открыл второй глаз.

— Мы жрать хотим, может дичь притащишь?

Боров смачно харкнул, стараясь не отводить взгляд. Остальные четверо одобрительно заерзали у него за спиной.

— А может сам залезешь на стену и поохотишься? — безразлично ответил Ладо и опять прикрыл глаза. Он ждал, когда эти пятеро поднимут тему еды. Уже несколько дней они бубнили между собой об этом.

— А на хрен нам ты тогда сдался? — выкрикнул из-за спины Борова костлявый парень с хитрым прищуром. Это был Риз, и его крученых ударов коротким мечом стоило опасаться.

Ладо не ответил. Тяжело вздохнул, расцепил руки и положил их на живот, поближе к охотничьим ножам, висевшим на поясе.

— Тебе-то поди и вовсе жрать не надо, — вступил в разговор еще один. Он хрипло усмехнулся. — Поглянь, какой тощий! Сразу и не скажешь, что мясо ворочал столько, сколько о тебе говаривали. А ежели странник на нас попрёт, а? Сам его что ли убивать будешь? Давай-ка ты лучше свое дело сделай, а мы свое, когда надо сделаем, а?

Ладо сел. Он понимал, что если странник на них «попрёт», эти пятеро слягут в первые же минуты. Он видел, как бьются странники всего раз, когда еще был ребенком, но ему хватило на всю жизнь. И как бы эти пятеро ни хорохорились в Семи Дорогах, всё, что они умели — это разгонять всякую пьянь от Хидеоса. Конечно, их не за красивые рожи призвали в охрану — рубить мечом они умели, но до странника им далеко. Зато он, если затаится с луком хотя бы за сто шагов от него…

— Свое дело я знаю, — коротко ответил Ладо. — Мы догнали странника с девчонкой и ведем их до развилки. Кормить ваши хари Миндир мне не приказывал.

При упоминании этого имени все пятеро поежились, даже Боров (выглядел он в этот момент комично).

— Я вот что предлагаю, — медленно заговорил Боров после паузы. — Мыслелову же что надо — девку вернуть, так ведь? Я прав? Ну дак может мы догоним странника, да заберем ее по тихой.

— Или по громкой! — загоготал Риз.

— Подкрадемся ночью, — невозмутимо продолжил Боров, — прирежем поганца, а девку свяжем. Мыслелов нам еще спасибо скажет, что работу за него сделали, а? Приведем ее к развилке и коротким путем обратно двинем. Больно уж жрать хочется, а идти еще дня три, не меньше.

Дружки Борова согласно загомонили. Эта идея нравилась им больше, чем перспектива силой отправлять Ладо на охоту — они боялись не проснуться по утру.

— Ну идите, — безразлично бросил Ладо. — А когда странник вас зарежет одного за другим, я его продолжу пасти.

Зря он дразнил Рыжего Борова и остальных. Ладо и сам хотел жрать, пусть не так, как эти пятеро, а потому быстро раздражался из-за их нытья.

— Ты чо думаешь, нас просто так что ли за странником послали? — возмутился Боров, багровея от злости и унижения. — В Семи Дорогах мы — лучшие воины! Ты понял?!

— Да мой папаша этих странников… — начал запальчиво Риз, но Боров его перебил.

— Мыслелов для того нас и нанял, чтоб странника с девкой прищучить на развилке! Ты понял?! А как мы их прищучим, если жрать нечего? Сил-то откуда взять?

Ладо слушал их рычание, глядел на сжимаемые и разжимаемые кулачищи, на опасные взгляды и вздувшиеся вены со стальным спокойствием. Охотник в нем привык выжидать, искать удобный момент для атаки, но голод бросал его в драку. Наконец, охотник победил.

— Если такие смелые — вперед, — Ладо снова лег, но руки держал совсем близко с ножами.

Рыжий Боров помолчал с минуту, обдумывая фразу Ладо.

— А ты чо, значит, трус?

Риз гоготнул и сплюнул в пыль между ступней.

— Девки испугался? Или может засранного странничка?

— Что-то вы не больно смелые были, когда эта девка за то, что Сербик с ее мамкой сделал, начала всех подряд к праотцам отправлять, — хмыкнул Ладо. — Если бы Миндир не поспел, не оставила бы никого в живых.

Риз рассеяно почесал шрам на предплечье — ему тогда тоже досталось.

— Насрать на девку, — Боров тоже сплюнул. Достал меч, провел по нему рукой. Затем оглядел остальных. — Ночью пойдем.

— Идите, ослы тупорогие, — злобно подумал Ладо, прикрывая глаза. Он хотел хоть немного вздремнуть до следующего перехода. — А я посмотрю, что с вами сделает странник.

Однако Ладо так и не уснул. А когда настал вечер и солнце спряталось за стеной лабиринта, пятеро охранников Хидеоса взобрались на стены и ушли вперед. Помедлив несколько минут, Ладо взял свой лук и пошел следом.

Боров разделил отряд на две части. С собой взял Риза и еще одного — здоровенную щербатую детину с кривыми ногами по имени Варус. Род и Этол ушли по другой стене. Наверху росли низенькие кустарники, из которых местами торчали чахлые сосенки и ели. Да и им не за что было зацепиться на каменистой почве. Колючие ветки хватали их провонявшую потом одежду, цеплялись за клинки, постукивающие по бедрам. Луна то заходила за угрюмые тучи, то появлялась вновь. Холодный ветер шелестел листвой, забирался под кожу. Тропа Богов поднялась над горизонтом и добавила света.

Боров со своей командой двигался медленно. Он видел Рода с Этолом, вернее, их темные силуэты, что словно призраки черных Всадников Смерти плыли над землей. Чем ближе Боров подходил к страннику, тем сильнее пробирал его холод. Вот и кожа уже покрылась мурашками, мышцы начали подрагивать. Боров заметил, что принялся втягивать голову в плечи, и тут же остановился. Он обернулся на Варуса и Риза, состроил свирепую рожу и ухмыльнулся. Вид у этой парочки был уже не такой боевой, как в лагере.

Этол и Род остановились. Этолу приспичило отлить. Нервы.

— Придурок! Наслушался россказней про странников, — злобно подумал Боров. — Не такие уж они и страшные…

Но тут он вспомнил, как сражалась девка, и замедлил шаг.

В мертвом свете Луны показались две повозки. Они стояли у отвесной стены. Сторона, где стоял Боров, была более пологой. Он дал знак Этолу и Роду, чтобы шли вперед. Как найдут подходящее место для спуска, они слезут вниз и пойдут ему навстречу.

Странник опомниться не успеет, как мы посадим его на мечи. А девку…

Тут в голову Борова пришла мысль, которая должна была бы прийти раньше, до того, как они пошли в атаку.

А что, если девка станет сражаться? Убить?

Он почесал густую рыжую бороду.

— Разберемся, — тихо произнес он вслух.

— Чего? — зашептал Риз, но Боров уже отмахнулся от него.

Он выбрал ровный, пологий участок стены, жестом подозвал Варуса и взял с его пояса веревку. Один конец дал Варусу, на лице которого застыла крайняя степень сосредоточенности, будто он работал со сложным прибором, требующим абсолютного внимания, а второй обвязал вокруг руки и начал спускаться. Боров ступал непривычно мягко и осторожно, хотя вся его натура призывала бросить веревку, набрать скорость на спуске и с яростным воплем атаковать странника. Но инстинкты, те, что отвечают за его выживание, заставляли действовать осторожно.

Когда Боров оказался внизу, по этой же веревке спустился Риз. Варус растеряно взирал то на веревку, то на Борова. Наконец, тот жестами приказал ему стоять, пока они с Ризом не подойдут ближе к страннику. С другой стороны лабиринта показались две сгорбленные фигуры. Они опасливо ступали по каменистой почве, стараясь не задеть ни единого камушка. Боров видел, что девка спит под своей повозкой — там было нечто темное, скрученное и накрытое тряпкой. Странник застыл у своей повозки. Лямки от нее тянулись к его плечам.

Боров обнажил меч, ощутив знакомое заполняющее изнутри чувство. Багровая пелена медленно опускалась на его разум.

Это кровь, твоя кровь, поганый странник!

Ладо крался за ними неслышно. Он пригнулся так, что кусты скрывали его полностью. Охотник ступал по следам людей Хидеоса. Когда они спустились вниз, он достал стрелу, сел в густых кустах на краю обрыва, медленно натянул тетиву и принялся ждать. Он уже решил, что стрела полетит в сердце странника, когда тот разделается с охраной правителя. Вторая поразит ногу девчонки. Может потребоваться еще и третья стрела, на случай, если кто-то из этой пятерки решит прикончить девку на месте. За такое Миндир с него три шкуры сдерет.

Ладо видел, как пучит глаза Варус, оставшийся на стене. Он силится разглядеть начало схватки, чтобы всей своей мощью обрушиться на странников. Ладо заметил и хитрый маневр Рода. Тот поднял с земли булыжник, и прицелился в голову странника, когда они подошли совсем близко. Ладо ждал. Вот-вот странник проснется, атакует и люди Хидеоса полягут. О феноменальном слухе странников ходили легенды. Ладо знал, что больше половины из них — это выдумки, но все равно был разочарован, когда четверо громил смогли подобраться так близко. Ладо бросил короткий взгляд на девчонку — может она среагирует — и смутная догадка кольнула его в затылок. Он задумался, ослабил натяжение тетивы.

Род оскалился, занес камень. Боров, Риз и Этол выставили перед собой короткие мечи (в каждой руке Риза было по клинку). Всё, что случилось потом, происходило так быстро, что у Ладо перехватило дыхание, а сердце забилось чаще.

Что-то блеснуло в лунном свете. Род качнулся, выпустил камень и пока тот падал, странник убил Этола и ранил Борова. Он вскочил так внезапно, что казалось, возник из воздуха. Его спину защищала повозка, клинок свистел в ночном воздухе. Боров упал на одно колено, рыча, прижимая руку к рассеченному боку. Клинки Риза крутились с неистовой скоростью, отбивая атаки странника. Он пятился — глаза бешено выпучены. Странник сделал неуловимое движение, и Боров рухнул на землю с ножом, вошедшим по рукоять в грудь. Странник использовал инерцию при резком повороте, чтобы метнуть нож. Риз завизжал, прыгнул вперед в отчаянной попытке убить противника, и упал наземь, лишившись головы.

На секунду Ладо застыл. Он понимал, что через пару мгновений со стены с яростным воплем лавиной скатится Варус, но в лабиринте воцарилась мертвая тишина.

Сбежал? Мертв?

Следующей мыслью Ладо была: Где девчонка?!

Он все понял. Вскинул лук, натянул тетиву и нацелил стрелу в спину странника.

Кан услышал их раньше, чем почуял запах страха. Ветер дул в их сторону. Он знал, что преследователи идут по вершине лабиринта с пологой стеной, пока не почуял запах мочи с другой стороны. Кан осторожно тронул плечо Тии, прошептав:

— Они близко, готовься.

Девушка напряглась, мышцы ее задеревенели, а глаза стали двумя непроницаемыми стекляшками. Тиа потянулась за ножом, но Кан протянул ей свой лук и стрелы.

— Возьмешь это и спрячешься у стены, — он беспокойно глянул на нее, пытаясь разглядеть страх при свете Луны и Тропы Богов. — Ношу оставь здесь, а вещи свои брось под днище. Близко не подходи, они — мастера своего дела. Стреляй, только если меня достанут. Справишься?

Тиа решительно кивнула.

— Они идут по стенам, так что поглядывай наверх.

Тиа опять кивнула. В голове у нее уже созревал собственный план. Она знала, кого за ней послали, и если это Миндир, она выстрелит без промедления, пока снова не оказалась в его плену.

— В голову, — прошептала Тиа, когда оказалась у стены.

Она видела, как Кан ложится и укрывается покрывалом. Он лежал к ним спиной, и от этого Тие стало неспокойно. Она двигалась осторожно. Тихо, как тень, поднималась по пологому склону на стену. Ее легкие ножки переносились с места на место медленно, чтобы не задеть случайный камушек. Поднявшись, она затаилась в кустах, держа лук наготове.

Усталость и напряжение последних дней исчезли, растворились в предвкушении развязки. Преследователи решили действовать, и теперь все зависит от его умения держать оружие. Кан вдруг подумал, что уже много лет не встречал дикарей и практики у него почти не было. Время от времени ему приходилось отбиваться от стаи волков, но на этом все.

— Повернись к нему лицом, — прошептал Кан еле слышно, — дойди до края.

Он обратился в слух, унесся мыслями к тем, кто боязливо ступал по стенам, подходя все ближе, и не заметил, как Тиа, которую он поклялся (самому себе) оберегать, ускользнула, поднялась на стену, куда любому страннику подниматься запрещено.

Когда они подошли, Тиа держала лук наготове. Она целилась в того, с камнем. И только она готова была пустить стрелу, как он пошатнулся и упал. Она все поняла, а потому резко повернулась туда, где стоял последний из охраны Хидеоса.

Она его узнала.

Улыбка тронула ее губы, когда Варус подался вперед, готовый прийти на помощь братьям по оружию, и в этот же момент стрела тихо зашипела и пронзила ему левый бок, пройдя через сердце и застряв в легком. Варус удивленно вскрикнул и завалился на спину.

Какое-то время Тиа продолжала смотреть туда, где только что был здоровяк. Ее сердце бешено колотилось, волны жара накатывали, мешая дышать. Она ненавидела это, ненавидела отнимать жизни, даже у таких, как Варус. Тут она вспомнила Миндира, и ее сердце превратилось в лед.

В свете Луны что-то блеснуло, там, куда она сейчас смотрела. В кустах был кто-то еще. Руки Тии действовали сами. За мгновение она вытащила стрелу, натянула тетиву и отпустила ее. В кустах кто-то вскрикнул, его стрела сорвалась и бесшумной молнией устремилась к Кану. Тиа послала в кусты вторую стрелу. На этот раз крика не последовало. Она вынула нож, подкралась к незнакомцу, раздвинула ветки и увидела одного из охотников. Его имени она не помнила. Одна стрела торчала у него из предплечья, вторая — из горла. Охотник судорожно вздохнул несколько раз, булькнул кровью, выпучил глаза — уставился на девушку, словно молил ее о спасении, а затем умер. Тиа не могла оторвать от него взгляд, пока позади не раздался сильный голос странника.

— Тиа? Ты в порядке? Где ты?

Она обернулась, увидела, как Кан озирается, обшаривая взглядом стены лабиринта. Его шея стала темной от крови. Черное пятно расползалось и на груди. Забыв обо всем, Тиа кинулась к нему, спотыкаясь и чуть не падая на склоне.

— Ты… — Кан увидел, откуда она бежит, и оторопел. — Ты с ума сошла?! Зачем ты туда полезла?

Тиа возникла рядом, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, повернула странника так, чтобы свет Луны и Тропы Богов падал на рану.

— Пустяки, — он убрал ее руки, ощупывающие шею и грудь. — Меня едва задело. Стрела мимо прошла.

Глаза Тии наполнились слезами.

Я чуть не потеряла его…

Кан увидел это, застыл на мгновение, притянул ее к себе и обнял.

— Пустяки, — ласково повторил он.