Путь кочевника

Глава 16

Юна кряхтя поднялась на локте, села на край кровати и тяжело вздохнула. Плед, которым она укрывалась, сполз на пол. Круглое окошко было залито светом. Он сочился сквозь простые серые занавески, падал лучами на деревянный столик, в нем мерно кружилась пыль.

Юна еще раз тяжело вздохнула и с трудом встала, сморщившись от боли в колене. И без того морщинистое лицо стало похоже на сушеную желтую сливу. Когда она выпрямилась, щеки на миг побелели, а потом их залил румянец. Безволосая голова чуть закружилась, дала один оборот и встала на место. Юна побрела к умывальнику, одергивая на ходу смятую ночную рубашку.

С улицы уже доносились редкие голоса — это скотоводы выгоняли коз на улицы. Тут их собирал пастух и вёл по пологому склону на стену, где всегда много сочной травы. Юна принюхалась — козы шли мимо ее дома. Пастух причмокивал и пощелкивал, сбивая их в стадо.

Умывшись холодной водой, Юна добрела до столика у окна, раскрыла занавески и зажмурилась от холодного утреннего света. Небо было прозрачным, воздух — чистым и невесомым. Она сняла тряпку с кувшина с молоком и хлеба, лежащего на глиняной тарелке, с кряхтением села на табурет и принялась жевать, отламывая маленькие кусочки от куска побольше. Она подтянула к себе кружку, налила прохладного козьего молока, отпила. Ее тело и разум просыпались.

— Сегодня особенный день, — ни с того, ни с сего подумала она. — Сегодня произойдет нечто важное.

Она привыкла доверять своим предчувствиям, и уже не удивлялась, когда они сбывались. С годами (а прожила она немало) она научилась управлять своей интуицией.

Когда Юна доедала первый ломоть хлеба, размышляя о предстоящем событии, в дверь постучали. Юна жила в крохотной хижине на окраине, но не было и дня, чтобы к ней не пришли за советом. С тех пор, как умерла Лютерия, Семью Дорогами правила ее младшая дочь (старший сын сделался главой касты охотников, и его подолгу не бывало в поселении), которую взрастила и воспитала Юна. Она сделала из нее мудрую и дальновидную правительницу, а потому, даже зная, как поступить в той или иной ситуации, женщина советовалась с наставницей. Вот и сейчас, предполагала Юна, Лима пришла за советом. Близилось объединение Семи Дорог и Бутылочного Горлышка, и правительница хотела все сделать правильно. Номинально главной в Бутылочном Горлышке оставалась Юна, хотя уже много лет все решения принимала Лима и Совет Старейшин. И Юна была довольна этим. Она сделала все правильно, раз уж два поселения процветали и без ее прямого вмешательства.

Вставая, Юна недовольно крякнула, ощутив боль в колене. Ей вдруг показалось, что за дверью стоит не Лима, а та девушка-странница, которая появилась в Бутылочном Горлышке недавно, и пару дней назад покинула поселение. Юна знала, что странникам запрещено возвращаться, но смутное ощущение, что это она, не покидало ее.

Как же ее звали?.. Такое знакомое имя, словно я слышала его раньше, а может, я видела ее раньше…

Она открыла щербатую дверь без засова, и привычно улыбнулась гостю. Молодой парень — из тех, что работал у Лимы (бегал в учениках и готовился вступить в должность казначея) — был взволнован сверх меры. Он вспотел и запыхался от быстрого бега. Вытаращив не то от испуга, не то от крайнего возбуждения глаза, он затараторил, забыв о приветствии:

— Госпожа Юна, вас… вас ожидают в Семи Дорогах. Госпожа Лима просит простить ее, что она не навестила вас лично… обстоятельства… видите ли, они сложились…

— Да что там случилось? Говори внятно, не части! — не выдержала Юна.

— Вас просят прибыть в Семь Дорог для встречи гостя. Госпожа Лима не решилась отправлять его к вам, все слишком необычно. Он говорит, что давно знает вас и видел много лет назад. При этом… при этом он еще молод.

Краска снова покинула лицо Юны. Мороз пробежал по коже.

Как это возможно?

Она уже знала, что он сейчас скажет, а потому крепче взялась за дверь, которую не отпускала с того момента, как открыла ее.

— Это странник… он идет налегке. При нем только заплечный рюкзак.

Юна узнала его сразу. С их последней встречи он почти не изменился — был такой же угрюмый, жилистый и молчаливый. Только глаза его стали другими — они горели огнем, источали пугающую решимость. Он тоже узнал ее, правда не сразу. А когда узнал, произошло то, чего Юна ни разу не видела в их прошлую встречу — он улыбнулся так, что засветилось лицо. Она медленно, прихрамывая на левую ногу, подошла к нему, едва сдерживая слезы. В этот момент она вернулась почти на семьдесят лет в прошлое, стала маленькой девчонкой, принимающей свое первое судьбоносное решение, и заплакала. Рыдания рвались из ее груди, Юна приложила ладонь ко рту, чтобы сдержать их, а второй рукой она стискивала свое горло.

Кан подошел к ней — все такой же высокий, широкоплечий, — обнял по-отечески и прошептал на ухо:

— Я вернулся.

Сотни любопытных глаз не отрываясь смотрели на них. Собралось чуть ли не все поселение. Люди бросали работу, повседневные дела и шли посмотреть на него. Многие слышали о нем, другие и сами сидели у того костра, когда Кан рассказывал истории. Они стали старыми и сморщенными, протягивали к нему руки, изумленно щурясь, хотели проверить, настоящий ли он.

Лима тоже была здесь. Об этом страннике ей говорила Лютерия и много раз рассказывала Юна. О нем наставница рассказывала и ее детям. Лима не могла поверить, что все это происходит на самом деле. Впервые в жизни она увидела, как Юна плачет, и тоже не смогла сдержать слез.

— Как это возможно? — наконец, смогла произнести Юна, справившись с рыданиями. Она смотрела на странника снизу вверх. Несмотря на свой возраст, рядом с ним она выглядела маленькой и свежей. Нахлынувшие воспоминания разом сбросили с одряхлевшего тела все эти годы, очистили шелуху времен и показали ее истинное лицо.

— Не знаю, — смутился Кан. — Но я помню тебя, помню еще ребенком.

— А я забыла… забыла ту себя, — Юна опустила глаза, помолчала, вдохнула запах странника (от него пахло силой и дальней дорогой). — Но не забыла тебя.

Она снова посмотрела на Кана, улыбнулась. Горькие слезы хлынули по щекам.

— Прости меня, — трясущимся голосом произнесла Юна. — Прости, я должна была так поступить…

Юна снова оказалась в той комнате с мыслеловом. Снова она приняла то решение, которое терзало ее все оставшиеся годы. Но теперь, увидев перед собой странника — живого и улыбающегося — она отпустила прошлое, сбросила этот камень с души.

— Прошлое должно оставаться в прошлом, — сказал Кан, поглаживая ее по рукам. — Оставь его в этом лабиринте, забудь, уйди вперед и больше не оглядывайся.

Юна закивала, утирая слезы. У каждого своя ноша, даже у нее. И только что Кан снял этот груз с ее плеч.

— Я не верю, — бормотала она, — не верю, что это происходит наяву. Ты ничуть не изменился. Как?..

— Всю свою жизнь, с того дня, как я покинул родную мать, я помнил только ее, — горячо проговорил Кан. — Но сегодня, придя сюда, я вспомнил тебя.

— Ее? — Юна задумалась. Она вспомнила ту странницу, что была недавно в Бутылочном Горлышке, и все встало на места. — Тию?

— Да. Я пришел за ней, — огонь в его глазах разгорался. Он вглядывался в изумленное лицо Юны, осознавая, что, наконец, прошел свой путь до конца. — И я знаю — мои поиски окончены!