Путь кочевника

Глава 15

Кан очнулся на бескрайней зеленой равнине. Куда ни брось взгляд, всюду высокая, до колена, трава, полевые цветы, над которыми кропотливо трудятся насекомые, и свет — все было залито медовым светом. При этом солнца не было, казалось, сияние источает само небо.

Равнина изгибалась невысокими, пологими холмами, на которых паслись знакомые Кану косули. В ясном небе кружили птицы. Стайками они бросались вниз, хватали насекомых и взмывали в небеса.

Было тепло. Все выглядело так знакомо, что Кан невольно ощутил себя дома. Неужели, сюда он шел всю свою жизнь?

Тиа была права — это единственный выход из лабиринта.

— Красиво, — произнес глубокий мужской голос за спиной. — В этот раз ты особенно постарался.

Кан уже знал, кого увидит, когда обернется, а потому не поворачивался как можно дольше.

— Почему вы забрали меня сейчас? Я еще мог жить…

Мог вернуться в Семь Дорог и вырезать всё их племя в отместку за Тию.

— Ты видел пределы этого мира. После такого ни один странник не смог бы возвратиться в лабиринт и продолжить свой путь, — печально ответил голос за спиной. — Находясь там, на вершине стены, ты понял, что обречен ходить кругами, пока не состаришься и не умрешь. Нет, Аканто, мы не могли позволить тебе пропасть, стать одним из оседлых.

Кан закаменел, на минуту перестал дышать. Он вспомнил слова Лютерии:

— Когда предстанешь перед Богами, расскажи им о нас. Мы сполна заплатили за грехи.

Она знала, чувствовала родство со странником, и догадалась, кем были ее предки.

Казалось, голос за спиной видит эти мысли Кана, и он доволен.

Наконец, Кан сбросил оцепенение, и сумел хрипло проговорить:

— Зачем я вам?

— Ты один из старейших, Аканто. Ты возвращался в лабиринт вот уже шесть раз. Но в этот раз все будет по-другому. Позволь тебе объяснить. Только повернись ко мне лицом, ты должен увидеть, понять, иначе ничего не получится.

Кан медленно развернулся, услышав шелест невесомой белой туники, ощутив, как она касается кожи. Перед ним стоял старец. Короткие седые волосы, изрезанное морщинами, умное лицо, глаза-щелочки, приоткрывая которые время от времени, он источал невероятную силу, прячущуюся за тонкой пеленой этого мира, скрывающуюся в его основе. Руки его были чисты, но сморщены. Кан видел только кисти, остальное терялось в широких рукавах бирюзового балахона, ложащегося на траву под босыми ногами. На мгновение Кан подумал, что именно таким он всегда представлял Бога. Едва эта мысль промелькнула в его голове, Кан ощутил присутствие некоего третьего существа. Оно было огромно и всесильно. Это оно говорило устами старца.

— Пройдемся? — пригласил старец.

Они пошли по мягкой, прохладной траве. Каждый их шаг сопровождался тихим шелестом. Шмели и пчелы недовольно жужжали, взлетали с цветков, делали круг и возвращались к трапезе, когда они проходили.

— Людей больше нет, Аканто, — в голосе старца звучала вселенская скорбь. — Они ушли вслед за своими творениями, и уже не вернутся. Ты видел руины их городов там, внизу.

Кан инстинктивно посмотрел под ноги.

— Я на Тропе Богов? — осознание пришло спокойно, тихо, словно он всегда знал об этом.

Старец кивнул.

— Это восьмой уровень, — добавил он тихо. — Большего тебе знать не положено.

Он подождал, пока Кан свыкнется с новым знанием, переборет желание задать новые вопросы и приготовится слушать, а затем продолжил:

— Мы пытались возвратить людей, создать их заново, но это оказалось невозможно. Существа, что появлялись на свет, были нежизнеспособны, со временем они теряли разум, жили одними инстинктами. Они могли только есть, размножаться и убивать друг друга. Мы что-то не учли, что-то, что делает человека человеком, что позволяет ему сохранить человеческий облик, не растерять разум. Ты видел результаты наших трудов.

— Дикари?

— Дикари.

— Зачем вы их оставили там? Почему не уничтожили этим своим лучом, как сделали со мной?

— Мы не уничтожили тебя.

— Значит, я все еще жив? Мне все это просто кажется?

— Да, ты все еще жив. И нет, тебе это не кажется. Хотя, в определенном смысле… но сейчас не об этом. Дослушай до конца, и ты все поймешь.

Внутри у Кана пробудилось упрямство, желание спорить, но он сделал над собой усилие и подавил его. Время для споров еще не пришло, а может, оно уже далеко позади.

— Хорошо, — кивнул старец, увидев готовность Кана слушать дальше. — После эксперимента с человеческой оболочкой, которую ты называешь дикарями, мы поняли, что человека нельзя сконструировать — он просто перестаёт быть человеком, становится суррогатом, симуляцией представителя своего вида. Настоящего человека можно лишь взрастить. Причем мы можем только дать старт, задать направление, все остальное должен сделать он сам. А это долгий путь. К счастью, у нас есть время. В этом месте оно течет иначе.

На последней фразе старец на мгновение остановился, обвел руками прекрасную равнину.

— Мы поняли, что способно удержать разум в теле, заставить его развиваться, преодолевать трудности и становиться человеком. Это душа. Некий нравственный ориентир, засевшее глубоко внутри понимание, для чего человек живет. Мы научились воссоздавать не только человеческое тело, но и душу.

Старец улыбнулся, и от этой улыбки Кану стало не по себе.

— Мы написали программный код — набор символов, складывающихся в команды, понятные на интуитивном уровне, управляющие сознанием, позволяющие сохранить разум, — пояснил он для Кана. — Этот код записан в твои гены, в гены любого странника. Мы чувствуем его, а когда приходит время, переносим сюда. То, что ты сейчас воспринимаешь, как собственное тело, это и есть тот программный код. Он более старый и мудрый чем любое твое земное тело.

Кан в страхе оглядел себя — его руки, были его руками, а тело, было его телом. Он не чувствовал перемен, разве что исчезло гнетущее чувство бессмысленности происходящего.

— Мы считали его и перенесли наверх, оболочка же растворилась внизу. Однако, недостаточно создать тело и поселить в нем искусственно созданную душу. От этого ты не становишься человеком, каким его сотворила природа. Нам пришлось искать решение и этой проблемы. Мы населили странниками лабиринт, который оставили нам люди после Последней Войны. Когда-то все эти провалы были гигантскими подземными магистралями…

Старец опустил взгляд, сложил перед собой руки. Его лицо потемнело. Он скорбел по ушедшему миру. Когда он вновь заговорил, голос его остался прежним.

— Мы запрограммировали вас на поиск выхода из лабиринта. В состоянии поиска, претерпевая лишения и тяготы, душа закаляется, становится совершеннее. Мы надеялись со временем вывести настоящую человеческую душу, неспособную к саморазрушению, и у которой будет связь с Тропой Богов. Но все эксперименты, а их были тысячи, провалились.

— Эксперименты?

— По созданию новых людей.

Кан похолодел.

— Каждый ребенок странника — это эксперимент? — жестко произнес он. — Что вы с ними делали?

— Ваши дети потеряли бы разум и превратились бы в дикарей, — старец не смотрел на Кана. — Пока они сохраняли способность мыслить, луч их стирал.

— На глазах у матери? — сквозь зубы вопрошал Кан.

— Нет. В день, когда ребенок уходил от нее. Иначе странница отказалась бы продолжать эксперимент.

Кану захотелось накинуться на старца, ударить его, пронзить клинком, но он понимал, что не сможет даже сдвинуть его с места. Он тяжело дышал, гневно уставившись старца. Постепенно его гнев уходил, и когда он стал совсем мал, старец заговорил снова:

— Ваши души недостаточно сильны, они не созрели настолько, чтобы переходить к потомкам, становиться их душами. По крайней мере, мы так считали.

— Подождите, — Кан остановился, словно его окатили ледяной водой. Они дошли до подножия ближайшего холма, и когда Кан резко встал, несколько косуль, пасшихся выше, подняли головы и зашевелили ушами. — Эксперименты не могли провалиться. Я ушел от матери, и остался жив. Вы не стерли меня, как и других, я видел их — юных, только что покинувших свою мать. И Тиа…

Сердце сжалось, причинив невыносимую боль.

— К ней мы еще вернемся, — задумчиво проговорил старец. — И да, я знаю, что ты помнишь свою мать, помнишь ее последний крик, но этого не было.

Кан смотрел на старца, но не видел его. Перед глазами все поплыло.

— Тебя создали, как и других, уже взрослым. Когда тебе исполнилось пятнадцать, ты покинул лабораторию, где выращивают странников. Помнишь те тоннели, что навевают ужас? Ты вышел оттуда. Вышел ничего не понимающим подростком, удалился от тоннеля на определенное расстояние и услышал крик матери. Этот триггер запустил в твоем мозгу все эти воспоминания. И так раз за разом.

Кан протянул руку, чтобы схватиться за что-нибудь. Он ощутил, что падает, проваливается в зыбкую почву, рассыпается на отдельные символы того кода, что старец называет душой.

— Прости меня, Аканто, — откуда-то издалека произнес старец, — но ты должен это знать. Иначе ничего не получится.

Кан тяжело дышал, наклонился, упершись ладонями в колени. Прошло несколько минут, прежде чем он смог ясно мыслить.

— Я не верю, — тихо произнес он.

— Тебе и не нужно. Ты все это забудешь, когда вернешься в лабиринт.

Кан тряхнул головой. Он не хотел в это верить, но истина пронзала его своими лучами, не оставляя места сомнениям. Старец жестом пригласил его идти дальше, и они начали подниматься на холм. Кан вдруг осознал, что самое трудное впереди.

— С каждым новым схождением на землю, твоя душа растет, изменяется, — продолжил свою речь старец. — А когда ты возвращаешься к нам, мы изучаем эти изменения и делаем прогнозы. Когда два странника произведут на свет Человека, мы поймем, как и почему это случилось, какие изменения твоей души позволили Ему появиться. Тогда мы сможем воспроизвести Его снова и снова, не прибегая к лабораторному выращиванию — мы просто спустим в лабиринт странников с подходящим кодом для естественного размножения. Мы заселим Землю людьми, не способными на разрушения, созидающими существами, которые перерастут своих предков. Но первый из них должен умереть там, внизу, дать пищу остальным, стать их основой.

— А что будет с нами? Что будет с оседлыми и их поселениями?

— Со временем они уступят место новому человеку.

— Надеюсь, — зло проговорил Кан, — этого никогда не случится.

— Ты готов раз за разом спускаться вниз, десятилетиями исследовать лабиринт без малейшей надежды на успех, только бы не появился новый человек?

— Он уже появился.

Старец поднял брови, его глаза чуть расширились, ослепив Кана хлынувшим из них незримым светом.

— Это мы. Почему вы не оставите нас на Земле? Почему не дадите нам возможность заселить всё за пределами лабиринта?

— Ваши потомки сгинут, когда повзрослеют. Постепенно они утратят разум, а потом истребят все на своем пути. Так уже было. Да это больше и не нужно.

Старец снова улыбнулся. Они уже подходили к вершине холма, с которой открывался завораживающий вид. Казалось, что находишься на вершине мира, что ты — всемогущий Бог, способный изменить лицо этой вселенной.

— Мы нашли, то что искали. Ты нашел. Ты пробудил в ней душу.

— Тиа?

— Да.

Старец остановился. Легкий ветерок трепал его балахон, шевелил волосы.

— Она слишком долго жила с матерью, возможно, в этом причина. Ее мать не позволила ее разуму ускользнуть. Мы совершили ошибку, мы думали, что чем больше экспериментальных проб создадим, тем выше будут шансы на успех. А нужно было оставлять детей в обществе себе подобных, чтобы они не теряли рассудок. По крайней мере, мы должны были это попробовать. Но даже не это самое главное. Ее душа — мы почувствовали ее здесь, смогли найти ее и определить кодировку. Тиа — первый человек новой эры с врожденной, а не искусственно созданной душой…

— И она умерла, — с горечью прервал старца Кан.

— Она не умерла, никто не умирает по-настоящему. Она стала землей и травой, она стала ветром, ее частицы превратились в птицу, в гибкую лань или каракатицу. Мы ощущаем ее следы на Земле до сих пор. Ее тело рассеялось, но оно возродится в новом человеке, в потомке странников. Может быть, она станет множеством людей, частью их души. Ее код поселится в них. И ты должен быть готов.

— Почему я?

— Ты активировал ее душу, заставил ее жить. После встречи с тобой мы начали ее ощущать. Это сложный процесс, который мы должны постигнуть и воспроизвести. Ты вернешься в лабиринт и найдешь ее. А затем, когда у вас появится потомство, вы вознесетесь на Тропу Богов, и эксперимент будет закончен. Миссия странников завершится. Мир заселят новые люди.

— Зачем вы все это мне рассказываете?

— Чтобы ты помнил! Помнил ее. Это не даст тебе сбиться с пути, позволит пройти его до конца.

— Я запомню наш разговор?

— Нет. Сохранится лишь смутное ощущение некоего знания. Но ты запомнишь ее, теперь точно запомнишь, и найдешь. Ты не сможешь успокоиться, пока не отыщешь Тию.

— А что, если не найду? — с сомнением произнес Кан. — Лабиринт огромен.

— Тогда сойдешь в него еще раз, а потом еще, пока не найдешь. Время у нас есть.

Кан вдруг что-то понял, догадка вспыхнула так ярко, что это заметил даже старец, пристально разглядывающий странника.

— Она уже родилась? — он устремил свой взор на старца. — Сколько лет прошло с тех пор, как я попал сюда?

— Сорок семь, — ответил старец после паузы. — И мы не знаем, родилась она или нет. Напрямую мы ее не чувствуем, пока вы не встретитесь. Но аналитики уверены, что как минимум в одном из людей живет часть ее души.

— Она меня вспомнит, когда увидит?

— Зависит от того, правы мы в своих предположениях или нет, — улыбнулся старец.

Он помолчал, разглядывая Кана, а затем добавил:

— Ты услышал все, что должен был услышать. Пора.

Кан ощутил холодок, пробежавший по телу. Безмятежная зеленая равнина, пропитавшаяся медовым светом, померкла. Поднялась буря, завыл ветер. Старец исчез так же незаметно, как и появился. Кану стало страшно. Трава начала расти, она поднималась все выше, и вот уже достает до пояса, до груди, до шеи. А может, это Кан становится меньше. Он начинает тонуть в ней, захлебываться, пытается кричать, но горло издает только жалобный стон. Небо становится черным, холодным.

— Нет…

Легкость исчезла. Кан снова ощутил давящую тяжесть, несвободу и мрак.