Путь океана: зов глубин

6. ДИАЛОГ

Угрожающе спокойные воды и масляно блестели в свете восходящей Луны. Если экспедиция попадёт в затяжной штиль, при всех повреждениях на ней можно будет ставить крест.

Внезапный экспромт пассажирки окончательно выбил из колеи. Оглушенный и переполненный впечатлениями за день, Витал пытался успокоиться, всматриваясь в бледные звёзды.

Фаусто был прав. Сирена.

И так внешне слишком похожая на Уну, леди де Круа только что явила при свидетелях ещё и качество подлинной легендарной морской девы. А её сладкоголосое пение, как известно, погубило не одну сотню кораблей.

Ему стало не по себе. Можно ли столь прекрасное пение расценивать как дурной знак? Определенно стоит держаться подальше от этой особы. Не хватало новых проблем сейчас, когда его судно приняло на себя весь удар и только чудом держалось на плаву…

После нападения «Крылатый Марлин» имел жалкий вид. Паруса на грот- и фок-мачтах провисли, зияя дырами от ядер, верхняя палуба всё ещё кое-где бурела от крови, вздыбленная разломами от снарядов. Пятна копоти, словно кровоподтёки, изуродовали борт. И щепа повсюду… Витал понюхал пропахший порохом рукав и поморщился. Ему самому было физически больно с той же стороны, где оказалась и рана «Крылатого»: левый бок человека и левый борт корабля нуждались в помощи.

— Что ни говори, Уна, а мы все-таки везучие, — прошептал он и, осторожно, чтобы не напирать на рану, перегнулся через перила рассмотреть получше пробитый снарядами борт. — Нас с «Крылатым» так просто не возьмешь…

«Золотые Пески» отделались легко: кроме дыр в парусине, и то на фоках, корабль не пострадал, чего не скажешь об остальных. «Лентяй» зиял подпалённым правым бортом, но по счастью критических пробоин не имел, но до замены на верфях на усиление грот-мачты ушел весь запас древесины. «Фурия» же утратила бушприт, а пробоина с кормы отдавала бесстыдством пьяной торговки, потерявшей юбки.

За всё время пути, вопреки обыкновению, Уна никак себя не проявила. Ни шёпота, ни ветерка, ничего.

— Тогда и я не скажу тебе ни слова, — с деланной обидой пробормотал он и зажег трубку.

Задраить отсек с пробоиной удалось, но она дала здоровенную трещину, сквозь которую всё прибывала вода, и ни о каком продолжении рейса речи не шло. Из-за неё же не удалось и собрать целиком добычу с кораблей противника, однако эскадре вообще посчастливилось не потерять ни одного судна, чего не скажешь о людях.

Витал опустошенно взглянул на палубу, ещё помнящую следы зашитых ветошью тел моряков, над которыми до самого конца колдовал мрачный Маркиз. Впрочем, потери могли быть и серьёзнее.

В глубине души он был искренне благодарен, что корабельный врач не оставил его наедине с долгом и приготовил их к возвращению домой, в Бездну Морскую. Серебристое облачко вздоха растворилось в лунном свете.

Ему, как капитану, нелегко дались проводы этих бедолаг в последний путь. Он едва не сорвался на Жана с Жаком. Сколько ни скоблили палубную доску, близнецы всё никак не понимали, что же за пятно им следует оттереть у борта, и только виновато хлопали глазами. Виталу же то и дело мерещились контуры тела Венсана в рисунке древесины…

О бывшем друге он старался не вспоминать. Вот только его мертвенно-бледное лицо немым упрёком то и дело вставало перед глазами.

Витал потер веки и попытался прогнать видение. Он не имеет права впадать в уныние. Сейчас, когда на нём лежит задача во что бы то ни стало дойти до верфей Малого Орфея, чтобы привести судно в рабочее состояние.

Пассажиры… Показалось, от этой мысли вот-вот разовьётся мигрень. Как эти важные шишки отнесутся к отклонению от курса? Возможные штрафы волновали капитана куда меньше, чем потеря репутации, что позволяла хоть как-то продвигать идеи своих изобретений в Инженерном Корпусе Гильдии.

Может лучше перевести высокопоставленных пассажиров на другие суда эскадры, чтобы продолжить путь без проволочек? Да хоть бы на те же «Золотые пески»… Витал снова посмотрел на соседние корабли и с досадой покачал головой. Отпускать грузовое судно, пусть даже которое почти не пострадало, без сопровождения в текущей ситуации — дело подтрибунальное. Да и разве он может оставить свои суда без контроля и присмотра? А за пассажиров он отвечает головой…

Что же, ему предстоит выслушать множество претензий и недовольств. Юным аристократам вместо дворца придется жить в весьма скромных резиденциях за пределами города. Ведь доступ на закрытый для посторонних остров мореходов, согласно Кодексу, был строжайше регламентирован. По букве закона попрание этого, как и прочих запретов, связанных с гостями острова, определялось как госизмена и каралось вплоть до лишения всех званий и пожизненного исключения из Гильдии Мореходов. На деле же власти смотрели сквозь пальцы на небольшие нарушения, особенно если чужаки не мозолили глаза и не скупились на траты в местных увеселительных заведениях. Разумеется, часть доходов падала в карман кому-то в Адмиралтействе.

Капитан прерывисто вздохнул. Вся эта коррупционная возня здорово злила. Впрочем, как и бюрократия, в которой капитаны увязали всякий раз, когда приходили на Малый Орфей…

Мимо проковылял Красавчик Люсьен, щеголяя расшитым трофейным камзолом, что ему явно был не впору. Верный арбалет болтался за спиной в ритм стуку железной ноги.

— Славно потрудился, Красавчик!

От улыбки перетянутое шрамами лицо боцмана стало ещё безобразнее.

— Капитан, а вы тоже заметили, какие у них кливера? Нам бы такие! «Крылатый» сразу на дюжину узлов ускорится! — прошамкал Люсьен.

— Ничего не могу обещать, нам бы скорее быть на ходу… Но да, да, обратил внимание.

Витал потёр лоб.

Опять эти кливера. Ему хватило восторгов Фаусто по поводу элегантных, узких, словно лезвия, парусов. Да сам он и похлеще команды понимал, насколько увеличатся тарифы за перевозки, ускорь он свои рейсы на неделю, а то и на две. Более того, в его столе давным-давно пылилась заполненная на кливера заявка в гильдейские верфи на улучшение, да только пока нечем было оплачивать её подачу. И заодно попадание на рассмотрение… если опять не потеряют…

С нижней палубы всё ещё доносился хохот.

Поддатого Фаусто было слышно по неритмичному стуку сапог, подкованных на Акифский манер. Тёмные от чернил пальцы сжимали убористо заполненные описи.

— Капитан! Записал пока не больше четверти… Нет, а ты только взгляни, какой улов! Какой улов! Я тебе клянусь, до утра глаз не сомкну, а сделаю! Посмотри, ты посмотри, сколько они везли ценностей! А какие колье и броши! Не перестаю удивляться картинам! Но тут ты больше нас всех разбираешься…

Витал хотел было улыбнуться, но зачем-то серьёзно произнес:

— Самое ценное реквизируют, ты же знаешь. Что там ещё?

Квартирмейстер снова зашуршал бумагами, но Витал остановил его жестом.

— Ты наверняка так же устал, как и я. Иди уже, отдыхай. Я пока поизучаю, то, что есть, — он взял стопку листов и с усилием вгляделся в убористый почерк квартирмейстера.

— Как ты? — Фаусто озабоченно покосился на выглянувшую из распахнутого кителя повязку.

— Жить буду. Чай не впервой…

— Смотри мне! Обещанный загул я тебе запомнил!

Едва ли не пританцовывая, Фаусто умчался на нижние палубы.

Ну и денёк…

Капитан помял переносицу, присел на большую бочку у мачты и вытянул гудящие ноги в высоких сапогах.

Напряжённые мысли подобно волнам сменяли друг друга.

Не забыть выдать жалованье до прибытия на Да-Гуа. И боевую надбавку. Снова из своего кармана, пока клячи из страховой пересчитают…

Убористые строки описи едва читались в лучах восходящей луны. Палуба напомнила лучшее из полотен ван де Фелде, как раз лунный пейзаж, и Витал устало улыбнулся. Присутствие на его судне картин, несомненно подлинников, раз дело касалось Венсана, умиротворяло. Он набил трубку.

— Завтра посмотрим шедевры. Уна! Знала бы ты! Если Фаусто не ошибся, ты увидишь жизнь тех мест, где никогда не бывала… — пробормотал Витал и продолжил выискивать в описи список картин.

— Капитан, — о, и Дафна здесь… — Миледи пассажир решила залезть на рангоут. Мы с Лауро едва сняли её… Не, ну я говорила, что ей хватит…

— Врёшь! Дура! Сама и подзуживала миледи!

— Сам врёшь! Не было такого!

— А кто на спор играл в «кто скорее увидит дно»⁈ Ай!!

Пунцовый Лауро вёл под руку повисшую на его плече миледи консула.

Де Круа была пьяна.

Из высокой прически выбились локоны. Пышные рукава платья были небрежно закатаны до локтей, а ворот нелепо вывернулся, обнажая плечо и ключицу. В ухе покачивалась одинокая жемчужная серьга. Вторая отсутствовала. Но на лице аристократки вместо привычной за месяц путешествия чопорности блуждала лукавая улыбка, и даже в неярком свете луны виднелся румянец, характерный для избытка напитков.

Посмотрев на суровое лицо Лауро, Селин вдруг заливисто расхохоталась и долго не могла успокоится, пока не начала икать.

Витал склонил голову на бок и задумчиво пыхнул трубкой. Очередная проблема.

— Капитан, да велите же меня отпустить! Такой серьезный… Ха-ха! Вцепился мёртвой хваткой… Я — консул Альянса Негоциантов, между прочим! И имею дипломатическую… неприкосновенность! Правда имеется специальная оговорка для Кодекса Мореходов… Ик!..

Она вновь задорно рассмеялась, обнажая щербинку между зубов. На щеках появились ямочки, а большие глаза блестели. Совсем как простая девчонка. И как… Она.

Кивнув, Витал дал понять юнгам, что те могут идти.

— Благодарю! — де Круа посмотрела на него и поспешила пригладить растрепанные волосы. — Мне после застолья вдруг стало невыразимо тоскливо… и… я решила забраться на эту штуку! Вы живете как в последний раз, вот и мне захотелось…

— Марс. «Эта штука» называется марсом. Затея довольно… опрометчивая. Ночью вас могли не разглядеть и не успеть снять оттуда. Увы, но никакая дипломатическая неприкосновенность при падении с такой высоты вас бы не спасла. Но, признаться, я рад, что невзирая на сегодняшние приключения, вы наконец в отличном настроении…

Он слишком устал, чтобы сдерживать иронию и снисходительный тон. Но пассажирка, казалось, ничего не и слышала.

— Вы позволите? — её рука неожиданно вынула трубку из его рта.

Прежде чем Витал успел отреагировать, пухлые губки обхватили мундштук…

— Какая гадость! — мгновение спустя он едва разобрал сквозь её истошный кашель и смех. — Как вы это… кхе-кхе… курите⁈

Он хотел что-то возразить, дескать, это — лучший табак, который только можно достать, но остановил себя. С чего бы ему объясняться с ней?

— А ведь ещё месяц назад вам было дурно даже от мысли пригубить мою флягу, — заметил Витал и подбоченился. — Чему обязан смене настроения? Видимо портвейн подействовал на вас исключительно хорошо…

Продолжать сохранять невозмутимость, когда она — неожиданно воплощённая его мечта — стоит так близко и во все глаза смотрит на него с неприкрытым интересом, было невероятно сложно. Даже невзирая на смятое платье и растрепанные локоны, виконтесса была чудо как хороша.

Слишком, слишком она похожа на Уну…

Де Круа перевела мундштук в уголок рта, поджала нижнюю губу и картинно сдвинула брови. Уж не пародия ли это на него? И как его бумаги вдруг оказались в её маленьких ручках⁈ Витал настолько ошалел от очередной выходки аристократки, что запоздало перехватил листы.

— Полундра, капитан! — нарочито низким голосом доложила виконтесса, — Не хочу вас огорчать, но Каровадзи никогда не писал пейзажей.

Витал несколько секунд продолжал сердито смотреть на нахалку, но в итоге едва сдержался, чтобы не улыбнуться в ответ. Как же он проморгал такую грубую ошибку? Настолько грубую, что стала очевидна даже совершенно захмелевшей особе почти в темноте…

— Миледи, тут вы абсолютно правы, — капитан нашел взглядом соответствующую запись, чтобы убедиться, и с досадой покачал головой.

— Пираты вроде настоящие, а их сокровища, выходит, поддельные?

— Подлинность иногда не способны определить даже самые искушенные ценители. Но вместе с подделками могут быть и настоящие шедевры. В ходе абордажа было не до экспертиз, знаете ли. Но вы меня приятно удивили…

— Вы меня тоже заинтриговали, капитан, — неожиданно серьёзно сказала де Круа, и в её голосе зазвучало восхищение. — Знаете, вы так напоминаете… Солнце.

Она улыбнулась Виталу и посмотрела в ночное небо.

— Вы интересовались когда-нибудь, как движутся и вращаются планеты вокруг него? — продолжила она, неуклюже пытаясь начертить ровные окружности в воздухе. — Солнце их обогревает и притягивает к себе. И к вам так же тянутся люди…

Девушка вздохнула и задумалась о чем-то. Внезапно маленькая ладонь легла капитану на грудь.

— Рядом с вами становится тепло. Это редкий и ценный дар. И будь ты хоть герцогом… этого не купить ни за какие деньги…

От дуновения ветерка её светлые локоны защекотали лицо. Витал окутал легкий аромат лаванды. Он мягко убрал её ладонь и постарался сдержать предательски участившееся дыхание.

— Вам пора вернуться в каюту, миледи. Холодает.

Волосы цвета морской пены струятся по разложенным на столе картам, испещрённым убористой вязью пометок. Словно серебряные орбиты, прокладывающие дуги движения небесных тел над континентами.

Жаркие отблески многочисленных свечей в капитанской каюте отражаются в полузакрытых больших глазах, обрамленных светлыми густыми ресницами.

Распростёртое под ним тело выглядит связанным сотнями тяжелых жемчужных нитей. Ему ничего не стоит намотать на руку одну из них и дёрнуть. Треск рвущихся многорядных бус заставляет её громко вздохнуть и наконец приоткрыть подрагивающие веки.

Жемчужины ожерелья барабанят по полу и вычерчивают линии, неотличимые от рисунков, что оставляют бледные пальцы на его плечах. Ладони и робко, и смело блуждают по просветам шелковистой кожи и собирают прохладу, взамен отдавая тепло. Её губы беззвучно двигаются, но он не слышит слов. Сквозь мёртвый холод жемчужин он силится добраться до живительной прохлады её тела и всё сдирает с неё пучки новых мерцающих нитей.

Голубые глаза смотрят выжидающие, и в их блеске пляшут огоньки свечей.

Рука прижимает её запястья к поверхности стола, и Витал чувствует, как её бедра обхватывают его пояс.

Хочется и сказать ей, и перестать искать объяснения перед той, которая знает его лучше него самого.

Он не смеет отвести глаз от бледной сияющей кожи, что тихо блестит росинками пота, так похожими на чешуйки.

Её маленькие ладони сминают карты. Со стола падает чернильница и компас. Но ему всё равно. Полубезумный от желания, он только крепче стискивает тонкие запястья.

Она запрокидывает голову, задыхается, хватая ртом воздух… Он чувствует, как жар от распластавшегося под ним тела сменяется на прохладу и отдаётся в нём ознобом. Приоткрыв рот, она лениво поворачивается к нему и обводит пересохшие губы бледным языком. Ледяные пальцы обжигают его кожу, спасая от испепеляющего жара. Забываясь, он видит хитрые голубые глаза, в которых нет зрачков.

— Уна…

Она впивается в его рот холодным поцелуем, кусает за губу, а жёсткие пальцы тысячью игл раздирают рану под повязкой.

Разбитый и больной, Витал подскочил на кровати, тяжело дыша. В своей каюте капитан был один. Мокрые простыни покрывали тёмные пятна сочащейся повязки. Немного посидев с колотящимся сердцем, он уронил лицо в руки. И наконец выдохнул.

Определённо, поутру следовало наведаться к Маркизу и показать рану.

Де Круа полулежала в кресле, придерживала на лбу мокрое полотенце и рассеянно пыталась вслушаться в беседу Антуана и Брута за стеной в соседней каюте. Спутники эмоционально обсуждали что-то про то абордаж и бравых моряков. Смысл слов путался и отзывался в голове противным гудением.

Селин хлебнула солёную жидкость с лимоном от похмелья, которую принесла загадочно хихикающая Дафна, и поморщилась. Тело, особенно руки, ломило. На запястьях темнели кровоподтёки — следы от бандитских лап и веревок. Мысли путались.

— По прибытии на Да-Гуа первым же моим указом станет как-нибудь наградить команду «Крылатого Марлина»! — наконец разобрала она слова, явно принадлежащие Антуану.

Перед глазами понемногу всплывали картины вчерашнего дня, свидетельницей которых она стала. И чем больше подробностей предъявляла возвращающаяся память, тем сильнее пальцы впивались в подлокотники, и тем больше отчаяния поднималось внутри.

Среди воспоминаний гари, криков, пальбы и крови светлыми пятнами в сознании де Круа всплыли образы капитана Витала, Фаусто, Дафны и остальных членов команды «Крылатого Марлина». Вчерашний морской бой повернул к ней простолюдинов внезапно очевидными мужеством и силой.

Застолье же и поразительная чуткость моряков окончательно раздавили малейшую к ним предвзятость. Стало невыносимо совестно. Чтобы не расплакаться, она подняла глаза к потолку.

А ещё вспомнился Лауро, тревожно протягивающий ей, вцепившейся в проклятый марс, руку; её неуместная болтовня капитаном Виталом и… прикосновение к его горячей груди…

— Храни меня Всеведающий! — воскликнула де Круа.

Раскрасневшаяся, она подскочила и зажала себе рот. Через четверть часа, когда виконтесса перестала метаться по каюте, все ещё восстанавливая в памяти возмутительные подробности своего поведения, она замерла и вынесла вердикт:

— Мне надо сейчас же извиниться!

Селин пулей выскочила за дверь. Какой скандал! Консул Альянса негоциантов опускается до того, чтобы так унизительно себя вести при всех…

По пути к капитанской каюте она всё останавливалась и с досадой морщилась от очередного воспоминания подробностей вчерашнего вечера. Через свой жгучий стыд она репетировала формулировки своих извинений и захлебывалась в потоке скомканных мыслей.

Никогда раньше виконтесса не позволяла себе лишнего со спиртным. Что это вдруг заставило её потерять над собой контроль и устроить перед капитаном ту безобразную сцену⁈

Капитан…

Нет, Витал определённо хорош. Такой самоотверженный, собранный, галантный… Даже можно сказать, немножко красив… Или даже не немножко? Но уж точно куда более воспитанный и сдержанный по сравнению с ней, которая вчера готова была как последняя…

Селин горько рассмеялась в попытке не дать волю слезам.

Чего можно ожидать от той, что погрязла в пороке практически с детства? Да, пусть и не по своей воле, но всё же… Она безнадёжно и навеки испорчена. И по сути, не имеет морального права причислять себя к приличным, целомудренным леди. Подтверждением её порочной натуры стал вчерашний вечер, когда она спьяну начала вешаться на первого встречного привлекательного мужчину.

Да ещё и получила вежливый отказ.

Самооценка её не просто дала течь — она пошла ко дну….

Но робкий голосок в сознании вдруг начал возражать, что вообще-то до сих пор с ней ранее подобного не случалось и никто и никогда не волновал де Круа так сильно, как капитан. Селин с негодованием отмела эту мысль и продолжила самобичевание. Мгновение спустя она обнаружила себя застывшей перед дверью капитанской каюты.

— Что ж, леди де Круа, идемте отмывать подмоченную репутацию, — отчаянно прошептала она и постучала.

После двух коротких стуков строго для проформы Селин вошла и сейчас же вжалась в затворённую дверь.

Пахло горьким табаком, специями и винными парами.

В капитанской каюте было удивительно просторно и светло за счет арочных окон, вытянутых почти от самого пола до потолка. Вдоль стен стояли резные книжные шкафы со стеклянными дверцами. Жилую часть отделяла ширма, которая слегка приоткрывала вид на резную ножку кровати и часть платяного шкафа.

Капитан, подперев кулаком щёку, сидел за столом и что-то чертил от руки. Рядом поверх карт лежали сияющие инструменты непонятного назначения. На полу у стола расположился большой глобус на гнутых ножках. Верхняя его часть была открыта, и Селин заметила внутри ряды бутылочных горлышек.

Расстёгнутая белоснежная рубаха с опавшим воротом обнажала крепкую смуглую грудь, на которой виднелись линии татуировок, упирающиеся в бинтовую перевязь на животе.

На подносе среди кучи свитков возвышался полупустой графин с двумя бокалами и остатками вина. В кресле чуть поодаль сидел Фаусто, положив ногу на ногу, и штопал бушлат. Смоляные кудри падали ему на лицо. Он просунул палец в дырку и потешно согнул. Витал скосил глаза и улыбнулся уголком рта.

Скрепя сердце, Селин выпалила:

— Капитан, мне нужно с вами поговорить!..

Словно только что обнаружив её присутствие, Витал поднял покрасневшие глаза и промокнул платком блестящий лоб:

— Моё почтение, миледи. В таком случае наши намерения исключительно совпадают.

— Н-но я бы просила вас без посторонних…

Фаусто только поднял брови и уткнулся в шитьё.

— Здесь нет посторонних, миледи. Все свои.

Селин замялась. Капитан заговорил:

— Если позволите, начну я. Вынужден сообщить, в силу сложившихся обстоятельств мы меняем курс. Задержка займёт около трёх недель, но сказать по правде, думаю, дольше. В пункте назначения станет яснее. Мы идём на Малый Орфей.

— Насколько понимаю, всё дело в повреждениях «Крылатого» и других кораблей?

— Совершенно верно. Мы не можем продолжать столь долгий путь на Да-Гуа в столь плачевном состоянии.

Капитан едва заметно скривился. Фаусто сейчас же отложил работу и поспешил к столу.

Наполнив бокалы, квартирмейстер отхлебнул и принялся разминать плечи капитану. Витал едва слышно застонал и блаженно прикрыл веки. На его висках собирались крупные капли пота.

Селин округлила глаза. Уголки рта опустились.

— Ох… я кажется, не вовремя… нет, я конечно уже поняла, что вы все тут — одна большая семья… но это! Такое!..

— Так коли мы со всем разобрались, сударыня, можете подменить меня. Руки уже затекли, — проникновенно улыбнулся Фаусто.

Позабыв приличия, но с дрожащей улыбкой, де Круа только замотала головой, пока руки отчаянно нашаривали дверную ручку за спиной:

— О, нет-нет. Продолжайте… без меня. Зайду, когда вы… закончите…

Де Круа в ужасе выскочила вон, позабыв обо всем, что собиралась сказать.

Вместо того, чтобы отчитать Брута за нахальное замечание в отношении капитана, похоже ей следовало оценить его проницательность…

В открытую дверь послышался смех и недовольный голос Фаусто:

— Одна из причин, по которым я избегаю женщин. Мало ума, мало такта, много эмоций.

— Перестань. Тебя тоже бывает в избытке.

— Ах вот так!

Ле Круа вскипела.

Ещё предстояло решить, кого полагалась обдать коктейлем гнева впополам со стыдом, щедро приправленным разочарованием и жгучей обидой. Собственную несобранность, издевательства этих двоих или же свою реакцию на увиденное.

Впрочем, какой же из неё дипломат, если она отступится от принятого решения и не сможет выйти из ситуации достойно⁈

Оправив платье, де Круа развернулась, подняла подбородок и вбежала в капитанскую каюту.

— Фаусто, снизу кто-то кричит! Там что-то стряслось! — изображая панику на лице, проговорила она.

Квартирмейстер тревожно переглянулся с капитаном и бросился вон.

Селин победоносно щелкнула замком, запирая за ним дверь.

— Неожиданный поворот. Вы не перестаете меня удивлять. — Витал оторвался от карт и откинулся на спинку кресла.

Де Круа ещё раз взглянула на бинты, белеющие под рубахой, и заметила проступившую кровь:

— Так вы ранены?..

— Вы очень проницательны, сударыня. Ничего серьёзного. Так что же вы хотели мне сообщить?

Говорить с ним, когда завитки татуировок на бронзовеющей груди перетягивали на себя всё внимание, было сложно.

— Капитан, ваши предпочтения в действительности…это…это совершенно не мое дело!

— О, как вы правы сейчас!

Несмотря на измождённый вид, Витал продолжал улыбаться и смотреть на неё с той снисходительностью, с которой Фонтенак принимал оправдания Антуана за очередной прогул.

От волны раздражения любезность де Круа сделалась ядовитой:

— Я же здесь — затем, чтобы принести вам свои извинения!

Начало положено. Но прозвучало скорее как надменная пощечина, а не попытка загладить вину.

Да почему же рядом с этим человеком она все время сама не своя?

Повисла неловкая пауза. От досады на себя Селин прыснула и покраснела. Нелепее ситуации не придумаешь.

Капитан тихо улыбнулся, и она, обезоруженная неожиданной теплотой в его глазах, вдруг произнесла:

— Вышло как-то не очень, верно?.. Я, пожалуй, начну заново…

Капитан ответил приглашающим жестом.

— Должна признаться, что в силу обстоятельств, у меня сложились предубеждения и неверные представления о вас и мореходах в целом, — Селин вздохнула, но ощутив как вдруг полегчало на душе, продолжила. — Я сумела воочию убедиться, что вы и команда — мастера своего дела и более того — настоящие герои. И мне следует быть благодарной, поскольку наша экспедиция обязана вам жизнями, капитан. И несмотря на некоторые разногласия, я увидела, как вы добры к своим людям и насколько они вас ценят. Мое первоначальное мнение оказалось абсолютно неверным. Это серьезный жизненный урок для меня. Благодарю вас и прошу прощения.

Повисла затяжная пауза, от которой стало неловко. Однако мужества хватало не отводить взгляд. Витал просто сидел не шелохнувшись и смотрел на неё:

— Признаться, я обескуражен столь внезапным поворотом… Впрочем, ваши извинения приняты.

Потирая наморщенный лоб и не меняя расслабленного положения, он изучал взволнованное лицо Селин.

— Могу помочь вам чем-нибудь ещё?

— Это всё. Благодарю вас.

Ручка двери дернулась. Послышался настойчивый стук. Судя по всему, уловка была раскрыта, а Фаусто — явно рассержен.

— Миледи, отоприте. А то знаю я его. Сейчас дверь выломает. Головой. — усмехнулся Витал. — Наша ремонтная смета и так превысила все допустимые размеры…

Квартирмейстер едва не сбил её с ног. Селин торопливо вышла.

— Что здесь происходит⁈ Какого дьявола⁈

— Я и миниатюрная леди. Взаперти. Веский повод начать немедленно спасать своего капитана… Очень трогательно, Фаусто. Благодарю.

Витал саркастично закивал и показал жест одобрения.

— Да кто её знает, что там у нее на уме! — сердито фыркнул квартирмейстер.

— Она принесла извинения.

Фаусто только закатил глаза.

— Капитан, тебе пора брать отгул. Неужели поверил в искренность этой особы? Она же дипломат, да к тому же — артистка! Таким сыграть любое чувство — плёвое дело.

— Если и так, что тебе до этого? Сказала, потому что сочла нужным. Инцидент исчерпан.

— На твоём месте я бы поразмыслил о её выгодах от исповеди. Не успеешь прийти в себя — ты охмурён, и из тебя вьют веревки!

Капитан скептически посмотрел на квартирмейстера.

— Что это?

— Ревность.

— А. — Витал налил воды и жадно выпил. — Насколько помню, мы с тобой не в тех отношениях для подобных сцен, Фаусто.

Тот пожал плечами.

— Считаю хорошим тоном быть готовым к ножу в спину от любого из этих чужаков.

— Как скажешь.

Капитан углубился в расчёты, привычно вращая сияющим циркулем. Но квартирмейстер не унимался:

— Решил уже, как распорядимся добычей?

Витал потёр переносицу.

— До Малого Орфея мы не можем ни на что претендовать. Ребята вон и так растащили себе камзолы. Теперь все стали господа, один важнее другого… После реквизиции что-то да оставят, а там посмотрим. Как поступим с картинами, если они нам перепадут — ты знаешь. Лучшего способа помочь нашим ребятам и подкинуть деньжат тем семьям из Нижних кварталов я не знаю.

Относить в тайные мастерские всяческую живопись давно стало доброй традицией на «Крылатом». К примеру выходит из-под кисти известного мастера некая «Мадонна с единорогом», а спустя одну-две перевозки глядишь, и вот уже пять, а то и семь полотен продаются или даже приходят в дар высокопоставленным лицам. Авторы подлинников конечно пробовали устраивать суды и скандалить, но на поверку сам автор не мог отличить копии от оригинала, потому дальше мер, помимо усиленной охраны произведений искусства, не шло.

В каюту снова постучали.

На пороге стояли Дафна и Маркиз с неизменным чемоданчиком. Витал встал и, морщась, стянул рубашку. Ни говоря ни слова, лекарь срезал бинты и со свойственной ему педантичностью занялся перевязкой. Горячая вода пошла на кофе для капитана и на промывание инструмента.

Не выносящей крови Фаусто отвернулся.

— Что там наши трещины, доктор?

— Пар-ршиво наши трещины, капит-тан. Пушечная бригада сплошь с болями в плечах, аж до повышения надбавки за вычёрпывание воды. С нас станется только до «Орфея» и дойти, — процедил Маркиз. — Что до вашей пробоины— жить будете, коли не будете усердствовать в поднятии тяжестей, или чего там вашему капитанству удумается.

— Ничего тяжелее груза ответственности обещаю на себя не брать, — улыбнулся пациент и надел рубашку.

— Вам и без мен-ня извес-стно, капитан: жар или прекратится, или усилится. По Устав-ву тогда вас с прискор-рбием и заменит квар-ртирмейстер. Сию потер-рю мы р-разумеется пер-реживём, а вас пр-роводим со всеми почес-стями! Да, Фаус-сто? — квартирмейстер только кисло улыбнулся, бочком направляясь к выходу. — Потом-му, капит-тан, голуб-бчик, давайте-ка освежим ваши силы кровопусканием…

Дафна закусила губу и хотела было ретироваться.

— Куд-да, стер-рва⁈ А жгут кто стер-речь будет⁈

Витал же спокойно вернулся в кресло и закатал рукав. Свойство корабельного лекаря сгущать краски всегда развлекало.

— Недаром про тебя, Маркиз, слухи ходят, дескать ты так увлекаешься кровопусканием, потому что сам… сам кровь пьёшь!

— Да брось, Мармышка, то пустое. Не верь глупостям, — хохотнул капитан.

Маркиз свирепо зыркнул на Дафну.

Юнга что-то обиженно пробормотала…

Витал прикрыл глаза, чувствуя легкое головокружение. Мысли тут же унеслись к размышлениям о визите леди де Круа. Её извинения, отравленные сомнениями, занозой засели у него на душе.

Была ли она искренней или играла? Он не знал. Её очаровательная попытка преодолеть собственную надменность покоряла. Да и отчаяние в широко распахнутых голубых глазах показалось вполне настоящим…

Или Витал не знал женщин.

Когда все процедуры были исполнены, и его каюта наконец опустела, капитан накинул бушлат и сел за стол.

Шелест страниц судового журнала вернул в день отплытия. Вот списки погрузки, вот размашистые подписи приёма от отправителей. Перечень пассажиров и грифельная приписка «стерва» у имени виконтессы де Круа.

Он немного помедлил, тихонько улыбнулся и стер хулиганскую надпись. Был ли Витал более не согласен с этой оценкой или просто не хотел давать поводов для придирок и веселья бюрократов на Малом Орфее? Сейчас это не имело значения.