Пятьдесят девственниц

41

Едва мы впервые в жизни пересекли порог дварфской бани, как на встречу нам тут же бросилась немолодая уже женщина-дварф, чьим единственным одеянием, к нашему немалому смущению, оказался кожаный длинный фартук из под которого совершенно непристойно, по понятиям нашего королевства, выглядывал ее огромный бюст.

— О, господин маг! Господа чужестранцы! Счастлива приветствовать вас в «Хрустальном Родничке»! Вы у нас впервые, но чувствуйте себя как дома! — без умолку щебетала она. — Я здешняя владелица. Можете звать меня просто Скют, тетушка Скют, так меня все зовут, и, если что-то надо, обращайтесь ко мне! Идемте, я сама провожу вас в комнату для переодеваний!

Оставив встречать остальных гостей какого-то юного дварфа — как мы узнали позже, своего сына — она поспешила вперед, не стесняясь при этом того, что ее голый зад в совершенности открыт нашим взорам.

Комната для переодеваний оказалась обширным залом, где, и вновь к смущению нашему, стоя у огромных сундуков, избавлялись от своих одеяний дварфы и дварфянки самых разных возрастов.

— А вот, как раз, и свободный сундук, — радостно сообщила тетушка Скют. — Если вам понравится у нас в «Родничке», дайте только знать и я оставлю этот сундук за вами. Это так удобно — всегда иметь постоянное место.

После этого она умчалась, вручив мне ключ на цепочке и посоветовав повесить его на шею после того, как сундук будет заперт. Для вешания же на шею она вручила мне и кожаный кошель для хранения денег. Вежливо ее поблагодарив, мы нерешительно переглянулись, но раздевавшиеся в комнате дварфы разного пола не обращали ни друг на друга, ни на нас ни какого внимания и зардевшаяся Глазки первой начала расстегивать свое одеяние. Хихикнувшая Трина последовала ее примеру.

Единственное, с чем я не смог расстаться — это мой жезл. Сбросив одеяние, я оставил его при себе и, как выяснилось позже, ничем не нарушил дварфовских традиций, ибо маги не расстаются со своими жезлами даже в банях.

Едва мы полностью обнажились и заперли сундук, как рядом вновь появилась тетушка Скют.

— Прошу вас, — призвала она. — Я нашла вам чудесный стол, коль скоро вы здесь еще ни с кем не знакомы, наверное, захотите посидеть одни. Хотя, должна вам заметить, публика у нас собирается весьма и весьма уважаемая. Сам бургомистр с супругой и дочерью, и много иных достойных людей.

Не мало смущенные собственной наготой, мы последовали за голозадой хозяйкой и оказались в просторнейшем зале все пространство которого занимали каменные столы с каменными скамьями. Температура в зале была несколько выше, чем за пределами бани, на каждой скамье лежала деревянная решетка, а около каждого стола находились в изобилии тазы с водой и новенькие мочалки. Хозяйка сообщила нам как подзывать банных девиц, если нам что-нибудь понадобится, особо рекомендовала отведать только сегодня завезенное пиво и указала на несколько дверей в зале, объяснив, где уборная для дам, где для мужчин, где комната с горячим паром, а где с ледяной, льющейся сверху, водой.

Тут же тетушка Скют оставила нас на попечение банной девицы в коротком кожаном передничке, чья грудь была совершенно открыта, и мы заказали на всех пива и чего-нибудь закусить. Пиво, и впрямь, оказалось отличным.

— Ах, папочка, у них у всех такие большие, — хихикнув сообщила моя милая Трина, то, что заинтересовало ее более всего, когда выполнившая заказ девица удалилась от нашего стола.

— Не терзай мне душу, невинное дитя, — попросил я.

Действительно, если и было нам с Крикуном отчего-то не по себе, так это от того, что в размерах детотворящих органов мы с ним проигрывали дварфам вдвое, а то и втрое. Я, конечно же, имею в виду толщину.

— А я-то думаю, почему ты не охотишься здесь на девиц, — понизив голос сказала Быстрые Глазки. — Наверное при таких нравах их не много.

Имела в виду она, конечно же, сцену разыгравшуюся за соседним столом, где дварфский отец семейства, испытавши приступ похоти, вошел в свою супругу, усадив ее на колени, прямо на глазах взрослой дочери и малолетнего сына.

— Ошибаешься, мой добрый товарищ, — поправил я. — Быть может, тебе покажется странным, но дочь этого уважаемого дварфа до сих пор сохранила девство. И вообще, девственниц в этом, с виду, развратном месте я вижу поболее, нежели на улицах Жемчужного.

— Вот странно, — удивилась моя рыжеволосая собеседница. — Быть может это от того, что они не испытывают столь естественного для наших девиц любопытства, поскольку сцены такие каждый день проходят на их глазах?

— Быть может, — согласился я. — Девственницы же здесь не интересуют меня совсем по другой причине. Разве не слышала ты у нас пословицу, когда о том, что совершить нельзя, говорят, что это так же невозможно, как порвать плеву дварфской девицы.

— Да уж, видя чем украшены все эти достойные мужи, я соглашусь, что с их девицами тебе не справиться, — рассмеялась Глазки и предложила попробовать сходить в горячую комнату.

— Ах, милый мой товарищ, я бы с радостью так же утолил свое любопытство, но похоть мучает меня настолько, что было бы сейчас неприлично подниматься мне из-за стола.

— В чем же дело? — пожала плечами плутовка. — Вон одна из банных девиц ублажает того дварфа ртом. Коль скоро это здесь не возбраняется, давай поинтересуемся у нашей девицы, может быть она согласится сделать то же самое.

— И меня тоже мучает похоть, — поспешил вставить Крикун.

— Она тебя мучает всегда, — осадила брата Глазки. — А впрочем, ладно. Не думаю, что это стоит слишком дорого.

Девственниц среди банных девиц я не заметил и догадка моей рыжеволосой подруги подтвердилась — наша девица с радостью согласилась помочь и мне и Крикуну. И обошлось это всего в четыре серебряка.