С остальными ученицами отношения мои были вполне подобающие общепринятым нормам приличия, за исключением, пожалуй, дочери городского головы. С первого же момента, оказавшись в комнате для занятий, я понял, что с девством его двадцатичетырехлетней красавицы-дочки все в порядке. Она же, вместо приветствия, улеглась на стол и задрав подол высоко подняла ноги.
— Вас ведь наняли, что бы вы убедились в моей невинности? — язвительно спросила она. — Осмотрите меня, но только не мучайте, пожалуйста, всю неделю философией.
Действительно, сей достойный муж нанял меня для занятий со своим чадом именно этой дисциплиной.
Подойдя и вежливо изучив то, что она на мое рассмотрение представила, я сообщил, что я, вообще-то, не врач и не повивальная бабка, поэтому, уж, если созерцаю, то исключительно для собственного удовольствия. Относительно же ее невинности уверил, что не сомневался в ней с первого взгляда.
— Вы, так же, должны понять и своих родителей, — объяснил я, покуда девица приводила наряды в порядок. — Их весьма волнует, что вы никак не выходите замуж. В их представлении, это может быть связано с тем, что лишившись однажды девства, вы теперь опасаетесь быть разоблаченной в первую же брачную ночь.
— Быть может, мне просто не хочется, чтобы рядом со мной валялся в постели какой-нибудь самодовольный мужлан. И не просто валялся, но и обладал мною, — призналась она поправляя платье. — О, как хотелось бы связать свою судьбу с натурой тонкой, нежной, способной по настоящему любить и сопереживать.
В ходе дальнейшей беседы выяснилось, что девица обожает поэзию и даже сама пишет стихи. Это была очень длинная и еще не законченная поэма о двух подругах, живущих на каком-то сказочном теплом острове, где-то во Внутреннем море и о том, как они самоотверженно любят друг друга.
Всю неделю мы занимались с ней чтением этого произведения вслух, спорили о рифмах и эпитетах. Девица оказалась необычайно умна и время я провел с превеликим удовольствием, хотя, клянусь, заглядывать к ней под платья мне — увы! — больше не пришлось.
— Только учтите, — предупредил я ее напоследок. — Подобные отношения не длятся достаточно долго. И на избранном вами пути ждет вас немало разочарований. Загляните-ка вы на Дорогу Сорока Монастырей в Обитель Вечной Святости и передайте привет матушке-настоятельнице от старца Светоча. Уж, если кто вам и сможет помочь, так это она и ее сестры. Нигде больше не видел я отношений между девицами, столь напоминающих описанное вами.
Ученица моя заинтересовалась и обещала над этим подумать. Я же с чистым сердцем заверил родителя в ее невинности и посоветовал предпринять какую-нибудь поездку, желательно в благочестивых целях, — авось, девица развеется.
Весьма довольный собой, я явился домой, но не успел, по обыкновению своему, развалиться поверх постели, как раздался стук в дверь. Глазки отсутствовала, пребывая в гостях у жены местного судьи, дети с прислугой отправились гулять, так что открывать пришлось самому.
Гостьей оказалась шестнадцатилетняя девица — дочь одного из местных толстосумов. Как раз сегодня я должен был ужинать у него в гостях.
— Сударь, вы — чудовище! — прямо с порога произнесла она.
Я несколько опешил.
— Послушайте, добрая девушка, у меня нет никаких сомнений относительно вашего девства. Так я и сказал вашему батюшке не далее, чем вчера за обедом, — возразил я. — Стоит ли меня бесчестить?
— Ах, не стройте из себя невинно обиженного! — криво усмехнулась она. — Все, кому надо, давно уже знают, что девственность можно купить у вас за пять золотых, отданных вашей жене!
— Придется мне поговорить с женой и выяснить, что это за такие странные слухи, — изобразил удивление я. — Вы то на что сердитесь? Вы — самая настоящая девственница, причем тут пять золотых?
— Я вам нравлюсь? — взглянув на меня в упор спросила она.
Я признал, что она, несомненно, привлекательна.
— Прекрасно, — на пол сразу упало несколько булавок: с такой поспешностью девица стала избавляться от платья. — Вот это стоит пятидесяти золотых?
— Послушайте, э-э… Метта, — я, наконец-то, вспомнил как ее зовут. — Это стоит и большего, но я не в состоянии дать вам таких денег, как бы мне не хотелось.
— Отлично, — сказала она. — Это я даю вам пятьдесят золотых таким образом. Вы согласны?
— Вы сами только что сказали, что мои, так называемые, услуги клеветники оценивают в пять золотых, — смущенно напомнил я. — Причем же здесь пятьдесят?
— Не притворяйтесь невинной овечкой и скажите же, куда мне лечь или что вообще делать? — потребовала Метта. — Вы прекрасно знаете, что речь идет о моем отце!
Я отвел ее в нашу с Глазками спальню и уложил на кровать, попытавшись, однако же, уяснить:
— Причем же здесь ваш отец? Я не определяю этого у мужчин, да и глупо как-то ожидать, что, став вашим родителем, он остался в девственниках.
— Притом, глупец, что мой отец — самый богатый в городе человек, и, прожив во вдовстве пять лет, он хочет связать свою жизнь с особой целомудренной. Как я узнала, обе мерзавки, таскающиеся на наши ужины вот уже три дня к ряду, заплатили вашей жене по пятьдесят золотых. И только у единственного человека, который по-настоящему достоин быть моей новой матерью, нет и никогда не будет таких денег. Берете вы то, что я предлагаю или нет?