Я сжимала голову ладонями и несколько минут размышляла, чем закончится ситуация, в которую я попала. Но никаких решений придумать не могла. В голове был полный бардак, в сердце – ощущение пустоты. Там ничего не было. Все перемешалось, моя жизнь перевернулась с ног на голову. Посторонние могли бы подумать, что я очень беспокойный человек. Но я не могла, просто не могла перестать думать о чем-то.
В какой-то момент я подумала: «Хватит, тебе вредно много думать. Аллах поможет найти решение». Но потом я снова начинала гонять эти мысли по кругу. Чем больше я думала, тем более запутанной казалась моя ситуация.
Иногда я задавалась вопросом, где я ошиблась и в результате чего все в моей жизни пошло наперекосяк. Может быть, это я виновата? Может быть, поэтому мама меня бросила. Может быть, если бы у меня был отец. Может быть, я бы не чувствовала себя ненужной, ошибкой, если бы меня не бросили. А даже если и так, может быть, моей ошибкой было ехать за Сенем и оказаться здесь. Да. Да. Ответ был очевиден. Это я совершила ошибку.
С той прекрасной ночи прошло шесть недель. Казалось, что прошел целый век.
Целых шесть недель… Время было таким неблагодарным. Время было очень неблагодарным.
Я только сейчас осознала, сколько времени прошло с тех пор. Я постоянно напоминала себе, что скоро стану старшекурсницей. С того самого момента, как я вышла из детского дома, я не могла выбраться из своих мыслей. Я тонула в этом мире со своими беззвучными криками.
Время не имело значения, с той ночи все изменилось для меня. С той походной ночи все было не так, как раньше. Все сдвинулось с мертвой точки и изменилось больше, чем должно было. Как будто ничего не было, ничего не происходило. В течение нескольких дней или недель. Вот истинная причина, почему я постоянно об этом думала.
Хотя я даже не догадывалась, что Демир сможет уйти от меня, это произошло. После той ночи между нами была возведена большая стена, и он сделал это первым. Что же произошло? Все развивалось не так, как я думала.
В течение нескольких дней я была очень замкнутой. Я и раньше была тихой, но это молчание было другим. Мне казалось, что я перестала быть самой собой. Иногда я часами сидела одна на пустых ступеньках лестницы дома, а иногда тайком наблюдала за ним. Вот что меня действительно беспокоило, вот из какой ситуации я не могла выбраться. С каждым днем он все больше и больше отдалялся от меня, и это расстояние между нами сохранялось и вне школы.
Я не могла понять, как после той ночи Демир отдалился от меня на такое большое расстояние. Он молчал и даже не подходил ко мне. В какие-то моменты он поворачивался в мою сторону, когда видел меня, а в какие-то моменты проходил мимо, даже не взглянув. В школе он всегда держался отстраненно, и в танцевальной студии эта дистанция сохранялась. Он не подходил ко мне неделями, сосредоточившись только на хореографии и передав меня в руки Эрена и Церен. Я не могла не отдать им должное, они оба прекрасно тренировали меня, но я все равно очень скучала по танцам с ним.
Я была настолько захвачена тем, что Демир мотыльком порхал вокруг меня, и его интересом, что его внезапный уход вызвал во мне огромную пустоту. Мне было больно видеть, как он сдается, когда я думала, что он никогда от меня не откажется. Поэтому меня переполняло желание злиться на всех.
Иногда те ограниченные минуты, а может быть, и секунды, которые я проводила с ним, запечатлевались в самом невинном уголке моего сознания, и мое сердце пылало сильнее, чем хотелось бы, превращаясь в огромный костер. Я не могла спастись от этого пламени, и не было никого, кто мог бы выслушать мои жалобы и протянуть руку помощи. Пламя перекинулось с сердца на тело, убивая меня с каждым днем все больше и больше. Бабочки в моем сердце тоже умирали. Мозг винил во всем этом и меня, и его, а сердце настойчиво хотело быть с ним и держать его за руку. Мое сердце и мозг не могли договориться, они постоянно боролись.
Мы были детьми в начальной школе, тогда мы не думали о любви и романтике, но в старшей школе все было иначе. Мы выросли… Я видела его везде, куда бы ни повернула голову. Каждый раз, когда я вспоминала, что он разбил мне сердце, я пыталась спрятаться, игнорируя его. Как тяжело человеку хотеть забыть любимого человека. Это было похоже на смертельную болезнь, захватившую мою душу и тело.
Я не могла найти причину, по которой Демир так отдалился. В ту ночь, когда мы были так близки друг к другу, я думала, что это будет длиться вечно. Но ни одно мгновение не длится вечно. Может быть, он построил между нами эту стену, сделав то, на что я не решилась.
Может быть, в ту ночь у нас было много общего, но я совершила большую глупость, когда за спиной Сенем поцеловала Демира, ведь она была моей подругой. Я предала ее, но ничего не могла с собой поделать. Я была не права, но не могло быть и речи о том, что, если бы я могла повернуть время вспять, я бы поступила иначе. Я бы снова совершила эту ошибку, пусть и по-другому, я бы снова поцеловала его. Я знала себя, я знала, что нет никакой защиты от того, что мы сделали, но я не могла контролировать свое сердце. Демир был как магнит, и меня притягивало к нему. Пока я была рядом с ним, меня всегда тянуло к нему.
С одной стороны, я была ему очень благодарна, а с другой – то, что он отошел от меня и полностью посвятил себя Сенем, заставило меня опомниться. В некоторые моменты, встречаясь взглядом с Дамлой в школе, я вспоминала ту ночь, и мне снова становилось стыдно.
– Ты думаешь о последнем экзамене?
Я попыталась сесть на стуле, отдернув руку, которую я сжала в кулак, от виска, когда Гекче заговорила, нарушая тишину внутри меня. По крайней мере, у меня была Гекче, которая пыталась понять меня, не осуждая, и которая никогда не оставляла меня одну все это время.
– Да, я не очень хорошо подготовилась.
В это время, конечно, нельзя забывать о последней экзаменационной неделе, когда мы тонули в стрессе. Поскольку была середина мая, преподаватели пытались закончить все экзамены и внести наши оценки в систему. Но на последнем экзамене по математике я так растерялась, что могла получить самую плохую оценку по своему любимому предмету.
– Ты способнее меня, не волнуйся. Ты получишь хорошую оценку, – пыталась успокоить меня Гекче, но это не помогло.
– В этот раз все прошло очень плохо, – пробормотала я, откинувшись на спинку стула, на котором сидела, обхватив себя руками и глядя ей в глаза.
– Потому что твои мысли где-то в другом месте.
Я уже собиралась открыть рот и начать протестовать, когда она сказала: «Не пытайся обмануть меня. Я знаю, что с тобой происходит», – сказала она, не дав проронить мне ни слова.
Хотя мне нравилось, что Гекче так хорошо меня знает, иногда было обидно, что от нее нельзя скрыться. Я отвернулась и посмотрела на большое окно столовой, выходящее в сад. Они сидели в беседке. Сенем, склонив голову на плечо, с улыбкой наблюдала за разговором Батухана и Дамлы. Демир держал одну руку на ее плече и что-то бормотал Батухану. Они были счастливы, я имею в виду, что они действительно были счастливы бок о бок.
– Они выглядят счастливыми, не так ли?
Когда я заговорила, не отрывая от них глаз, мой голос прозвучал более обиженно, чем я думала. Это была не ревность. Скорее это было чувство, что я не могу поделиться, но я не могла понять, чем именно я не могу поделиться.
– Ладно, я согласна, я сказала ему, чтобы он сделал Сенем счастливой, но это слишком больно…
– Слишком больно, – согласилась Гекче.
– Именно.
– Я тоже это заметила. В последнее время они очень сблизились. Демир не отходит от Сенем. Он хорошо к ней относится. Я даже не видела, чтобы он так относился к Айбюке.
Я не могла не согласиться с Гекче, потому что Айбюке в последнее время наводила ужас на окружающих. Демир действительно по-другому относился к Сенем. Он даже несколько раз приводил ее в школу танцев. Но, несмотря на то что Айбюке проводила с ним столько времени, он не уделял ей и половины того внимания, что уделял Сенем. Хотя это были лишь выводы, сделанные на основании слухов. Я тоже не знала правды, но Айбюке в последнее время часто общалась с Демиром и Сенем. Она не переставала шутить с ними на переменах и во время обеденного перерыва. Иногда она просто подшучивала над ними, иногда перевирала слова. И хотя в некоторые моменты я пыталась ее остановить, она меня не слушала.
– Короче говоря, они счастливы.
«Может быть, как поется в песне, я попала в несбыточную мечту»[15].
Когда я отвела взгляд от них и снова перевела его на Гекче, она закатила глаза и посмотрела на меня.
– А чего ты ожидала, Ниса, что этот парень будет ждать тебя? Если я хоть немного знаю Демира, то этот козел не думает ни о чем, кроме своих штанов. Ради бога! Посмотри, что за слова я употребила в его адрес. Почему? Потому что он – воплощение слова «бабник».
Я грустно улыбнулась словам Гекче. Даже в таком жалком моем состоянии она смогла меня рассмешить.
– Он был другим по отношению ко мне, или мне так казалось. Я думала, что после ночи похода все изменится.
Как странно, в то время как я впервые почувствовала себя особенной, теперь мне не хватало того, что я пережила в тот момент, я даже не представляла, что могу ощутить нечто подобное.
Поскольку я ничего не скрывала от Гекче, она знала, что произошло той ночью. И хотя она была зла на меня, когда только узнала, но потом не выдержала и обняла меня.
– Все девушки так думают, но знаешь, что бывает потом? Большое разочарование… Уже все равно. Пусть делают, что делают.
Я так не думаю. Если бы я могла, я бы полностью устранила и уничтожила свою способность любить.
– Я бы хотела, чтобы это было легко.
– Не делай этого с собой, Ниса. Не думай слишком много. Жизнь состоит не только из Демира или Сенем.
Иногда я завидовала Гекче в том, что она мыслит как более зрелый человек, чем ее ровесники. Когда я была с ней, я часто вела себя как подросток, которому надоела жизнь.
– Почему ты такая разумная?
– Почему ты такой ребенок?
Мы все больше улыбались друг другу, пусть это и было вызвано моим поведением. Позже, когда она собиралась взять сок на столе и отпить глоток, ее голубые глаза переместились в другую сторону и долго там оставались. Когда я проследила за ее взглядом, чтобы понять, куда она смотрит, я поняла, что она смотрит на Бахар, и ее лицо поникло.
В последнее время Бахар мало чем отличалась от меня. Она была тихой, застывшей, почти ни с кем не разговаривала. От меня не ускользнуло, что она не общалась ни с кем, кроме своего парня Эмре. Она была одинока, ее лицо всегда было угрюмым. В последние дни я даже не видела, чтобы она улыбалась. Мы были похожи, разница между нами заключалась лишь в том, что она казалась более одинокой, чем я. Если со мной были Гекче, Кан и Огуз, то с ней – только Эмре.
– Почему у тебя осунулось лицо? – я не выдержала и спросила, а она повернулась ко мне и отпила глоток.
– Бахар… Похоже, в последнее время она очень одинока. Ей недостаточно присутствия Эмре.
Уверенная речь Гекче удивила меня, но в то же время я кое-что поняла: может быть, они давно не дружили, не разговаривали друг с другом, но Гекче все равно переживала и, возможно, скучала по Бахар, своей старой подруге. Я сразу поняла это по грусти в ее голубых глазах, потому что сама испытывала то же самое чувство.
– Как ты поняла?
– Разве можно не понять? Раньше все было не так. Она была веселая, всегда улыбалась. А сейчас лицо всегда угрюмое. Глаза всегда пустые. Короче говоря, она такая же, как ты. Она очень доверяла Демиру, вплоть до того, что игнорировала меня, но теперь она узнала, что такое разочарование.
– Мне кажется, ты скучаешь по Бахар, Гекче. – Когда я не смогла сдержать того, что было у меня на сердце, на ее лице появилась небольшая улыбка, но мы обе прекрасно понимали, что под этой улыбкой скрывается большая тоска. Я знала Гекче так же хорошо, как и она меня.
– Если честно, Ниса, да, я скучаю по ней. Как же иначе? Мы провели вместе детство. Мы вместе ели и пили. А потом что случилось? Между нами встал человек, и все, дружбы не осталось.
Когда я почувствовала обиду в ее голосе, я не могла не разозлиться на Огуза в душе. Как он мог допустить, чтобы такая дружба закончилась? Как он мог не вернуть их друг другу, если причиной всему был он сам? Огуз, Огуз! Только я подумаю, что ты мне нравишься, как тут же вспоминаю твой поступок и снова охладеваю к тебе. Но Огуз был не единственным виновником случившегося. Что бы ни случилось, Гекче должна была быть рядом с Бахар. Она не должна была оставлять ее одну. Она должна была бороться, если потребуется. Если нужно, она должна была отказаться от Огуза и выбрать Бахар или же быть рядом с Бахар в трудную минуту и облегчить ее боль. Наблюдать со стороны было бесполезно.
– Проблема не только в мужчине, – задумчиво сказала я. Есть еще и расстояние между ними. И дело не только в Бахар. – Ты тоже отстранилась от нее.
– Что я могла сделать, Ниса? Я не могла позволить ей любить того, кто ее не хочет.
По лицу разлилась странная грусть, и я поняла, что сейчас нахожусь в той же ситуации, что и Гекче. Хотя различия между нами были очевидны, главная проблема была одна и та же. Я сделала то, чего не могла сделать Гекче. Я хотела, чтобы он сделал Сенем счастливой, пусть даже насильно. А теперь… Теперь во мне была огромная дыра.
– Знаешь, а я это сделала и теперь раскаиваюсь.
– Ниса…
– В общем, я пойду подышу воздухом, выйду в сад. Поговорим позже, хорошо?
На улице ярко светило солнце, и мне нужно было подышать свежим воздухом. Когда Гекче кивнула, я встала со стула и направилась к двери школьного здания.
Когда я вышла в сад, свежий воздух сразу же оказал свое действие. Впервые за долгое время я почувствовала себя расслабленной. Мне было приятно, что со мной никого нет, что никто не мешает мне думать. Иногда мне действительно нужно было побыть одной, по крайней мере, это давало возможность подумать.
Бродя в одиночестве по саду со сложенными на груди руками, я заметила, что старшеклассники собираются на вечеринку по случаю окончания учебного года. Вспомнив, что после летних каникул мы займем их место, я в очередной раз поняла, что взрослею. С горькой улыбкой на лице я отвела взгляд в сторону и продолжила идти. Внезапно мой взгляд сфокусировался, и я застыла на месте. Я вспомнила тот момент с Демиром.
Те мгновения проносились перед глазами, как будто это было вчера. Демир схватил меня за руку, не заботясь о присутствии Гекче, притянул к себе и подарил мне ту улыбку, которую я так любила. «Мы теперь почти возлюбленные», – сказал он. Иногда он вел себя так глупо, что сдержать его было невозможно. Вспомнив, что произошло после этой улыбки, я постаралась не дать себе расплакаться. Сейчас было не время плакать. Это я все так устроила, и мне придется за это расплачиваться.
– Ниса!
Я повернула голову в сторону беседки, где они находились, вздрогнув от оклика Сенем. Когда я попыталась улыбнуться, она рукой показала, чтобы я подошла к ним. Мне не хотелось идти, но если я этого не сделаю, она будет меня допрашивать. Когда я подошла к ним и села на свободную часть скамейки подальше от всех, Демир отвернулся и посмотрел в другую сторону. Видимо, он уже не мог терпеть моего присутствия.
– Мы тут обсуждали подготовку к вечеринке.
В последние дни Сенем интересовал не только Демир. Она готовилась к празднованию своего восемнадцатилетия, которое должно было состояться на следующей неделе. Она придавала вечеринке слишком большое значение. Ей хотелось, чтобы все было абсолютно идеально. Несколько дней назад она сказала, что они с тетей Эсмой нашли хорошее место и сразу же забронировали его. Насколько я помню, праздник будет проходить на большой крытой террасе.
– Все организовано очень хорошо. Спасибо Демиру, он позаботился о музыке.
Она взволнованно рассказывала о приготовлениях, а затем быстро повернула голову и поцеловала Демира в щеку. На мгновение я не могла ни вздохнуть, ни сглотнуть. К кому я ревновала? Кого я не могла разделить?
Я попыталась отвести от них взгляд, но встретилась глазами с Дамлой. Я разозлилась, когда она указала глазами на сцену передо мной. Когда я снова повернулась к Сенем, стараясь не обращать внимания на Дамлу, она что-то шептала на ухо Демиру. Что бы она ни сказала, угрюмый Демир вдруг улыбнулся.
– Я уверена, что все будет хорошо, – сказала я Сенем, беря ее за руку, прерывая их флирт.
– Я знаю, – пробормотала она, а затем схватила руку Демира другой рукой, – потому что мои любимые будут со мной, – закончила она свою фразу.
Оставив на щеке Демира еще один поцелуй, она быстро убрала руку и откинулась на спинку скамейки, на которой сидела. Сенем положила голову ему на плечо. Когда он впервые за это короткое время не отвел от меня взгляда, я увидела в его глазах странное выражение. Боль. Неужели ему было больно, как и мне? С одной стороны, близость Сенем и Демира, с другой стороны, флирт Батухана и Дамлы, как будто меня нет рядом, очень раздражали. Пока я мечтала о том, чтобы кто-нибудь пришел и спас меня от этой пытки, к моему плечу прикоснулась чья-то рука.
– Ниса, ты же собиралась помочь мне с экзаменом по математике, красавица.
Услышав голос Огуза, я быстро повернула голову назад и повернулась к нему. Я не видела его с обеденного перерыва, он исчез вместе с Каном.
– А?
Я ничего не поняла, потому что экзамен по математике, о котором говорил Огуз, состоялся на прошлой неделе, и Огуз был на уроке. Может быть, я что-то пропустила?
– Я думал, что мы будем разбираться, ты собиралась заставить меня работать. Ты забыла?
Когда он быстро заговорил и подмигнул, я поняла, что он имел в виду. Я резко встала со скамейки, на которой сидела, мне захотелось продолжить начатую им игру, потому что я не хотела оставаться здесь надолго.
– О! Нет, конечно, я не забыла. До встречи. – Я не удержалась и бросила взгляд на Демира после того, как попрощалась с Сенем.
Пока Огуз закидывал одну руку мне на плечо, мой взгляд остановился на руке Демира, которую он сжал в кулак. Когда наши глаза встретились, я увидела гнев в его взгляде. Тем не менее я не отставала от Огуза и продолжила идти рядом с ним.
– Спасибо, – прошептала я, и он обнял меня еще крепче, притягивая к себе. Я догадывалась, зачем он это делает: Огуз никогда не упускал возможности позлить Демира и получал от этого огромное удовольствие.
– Тебя надо было спасать, принцесса.
Когда мы шли с ним к зданию школы, я снова вспомнила о том, что он упорно не хотел мне говорить в течение нескольких недель. Я не понимала, почему он скрывает это, но я хотела знать.
– Вы до сих пор не рассказали мне, как вы убедили Дамлу, господин Огуз.
Хотя после того похода я много раз спрашивала Огуза и даже загоняла его в угол, он так и не рассказал мне, как он заставил Дамлу замолчать. Что бы он ни говорил, эта желтая безбородая сороконожка по имени Дамла после того дня так и не открыла рта.
– Ниса, красавица моя, прошли месяцы, недели, дни. Ты все еще об этом думаешь?
– Я буду думать об этом, пока ты не ответишь мне. Ты должен сказать мне.
– Нет, не скажу, – передразнил он меня, и я выскользнула из его объятий и встала перед ним.
– Огуз, скажи мне!
Он захихикал, когда я топнула ногой по полу, но затем попытался сдержать меня, обхватив за плечи.
– Ладно, ладно. Тебе не идет быть такой настойчивой. Я скажу тебе. Она ничего не скажет, потому что я напомнил ей о ее неразумных поступках.
– И в чем же они заключались?
Лицо Огуза стало хмурым. Затем он надул щеки, наполнив их воздухом, и с упреком выпустил вздох. Видимо, эти поступки его не воодушевляли.
– Дамла может делать вид, что она правильная и приличная, но…
– Я не думаю, что она правильная!
– В прошлом году она общалась с людьми, которых не одобряли ее родители. Иногда я до сих пор вижу, как она с ними общается.
– Что это за люди?
– Наркоманы.
– Что?!
Когда мой крик заполнил сад, Огуз подошел ко мне и быстро закрыл мне рот, но я отступила назад, освободилась от его рук и продолжила свои расспросы с того места, на котором остановилась.
– Она употребляет? – спросила я, и он покачал головой влево-вправо, как бы говоря «нет».
– Нет, она торгует. Я несколько раз ловил ее.
Как он мог знать об этом все это время и не сказать мне? Я никогда не считала эту девушку хорошим человеком, но это было гораздо хуже. Сенем всегда была с ней. Что, если она причинила ей вред? Что, если она втянула ее в эту историю?
– Я не могу тебе поверить! Как ты мог не сказать мне об этом, Огуз? Как я смогу уберечь Сенем от нее?
– Не паникуй сразу. – Он попытался коснуться моих плеч, но я отмахнулась.
– Как я могу не паниковать? Сенем всегда с ней! А вдруг она и ее в это втянет?
Я не могла понять, как он мог оставаться таким спокойным. Эта девушка продавала яд, отраву! Как он мог сказать мне, чтобы я не паниковала?
– Дамла не стала бы делать такого, Ниса. В общем, она прибегает к этому, когда семья урезает ей пособие. Ну, ты же знаешь, в таких случаях хорошо помогает торговля.
– Откуда мне знать, Огуз? Сколько раз я, по-твоему, продавала наркотики в своей жизни?
Я уже не могла контролировать свой тон, и Огуз вновь подошел ко мне и попытался взять меня за руки, на этот раз я его не остановила.
– Пожалуйста, успокойся. Ты права, я должен был тебе сказать. Я прошу прощения, но поверь мне, она ничего не сделает Сенем. Хоть раз поверь мне.
Хотелось бы мне найти в себе силы поверить словам Огуза. После этого часа мы никогда не помиримся с этой желтой ведьмой.
– Я все равно должна сделать что-то, чтобы оградить Сенем от нее.
– Я помогу тебе. – Хотелось верить ему.
Когда я, опустив плечи от охватившей меня тревоги, направилась к зданию школы, Огуз остановил меня, схватив за руку и развернув к себе.
– Ты получила информацию, которую хотела, теперь моя очередь спрашивать.
Я не могла понять смысла его слов. Как он мог думать о себе в такой ситуации? Тем более что он не говорил, что у него есть какой-то вопрос. Я должна была догадаться: когда речь идет об Огузе Ялчыне, у него должен быть свой интерес. Если он собирался снова задать вопрос, который он уже несколько дней мусолит, я должна была как-то прервать его, пока он не начал говорить.
– Огуз, если ты опять будешь говорить про кино…
– Да, я опять скажу про кино, – перебил он меня, закрывая мне рот рукой и заставляя замолчать. – Я просто говорю, давай вместе сходим в кино в выходные, что в этом такого?
Что такого? На самом деле, много. Я могла понять недавний интерес Огуза, и иногда даже позволяла ему это, но, если бы я пошла с ним в кино, люди в школе подумали бы, что между нами что-то есть. Я не хотела, чтобы у Огуза сложилось неверное представление, чтобы он на что-то надеялся. Я могла не быть с Демиром, но я не могла быть с кем-то другим, чтобы забыть его.
– В школе все неправильно поймут. – Он наклонился ко мне с лукавой ухмылкой.
– Это хорошо для меня, если так.
– Ты такой засранец.
– А ты такая упрямая.
– Я все еще говорю «нет». Сколько уже их набралось? Три? Тогда я еще тысячу раз скажу тебе «нет», Огуз.
– Ну же, Ниса! Не обижай меня. – Он поджал губы, как маленький ребенок, а потом сложил обе руки вместе и продолжал невинно смотреть на меня.
Этим взглядом он напомнил мне хитрого кота, пытающегося уговорить Шрека в мультфильме. О нет! Он должен был перестать так на меня смотреть, иначе я действительно не выдержу.
– Тогда у меня есть одно условие.
Даже я не могла поверить в то, что вырвалось из моих уст. Я не думала об этом.
– Значит, это будет баш на баш. Хорошо, я участвую. Твои условия?
Еще до того, как он услышал мое условие, улыбка на его лице растянулась до ушей, и он предполагал, что примет его. Не сомневаясь. Он, наверное, удивится, когда услышит, и даже расстроится, но если он так настаивает на кино, то должен выполнить мое условие.
– Ты, наверное, рассердишься на меня, когда услышишь это, но…
Закатив глаза, он начал размахивать руками, как бы говоря «давай, давай», чтобы я сказала свое условие.
– Просто скажи свое условие, Ниса.
– Я хочу, чтобы ты рассказал Гекче все, что произошло между тобой и Бахар, а потом я пойду с тобой в кино.
Сказав это довольно быстро, тщательно подбирая слова, я сделала шаг назад, потому что боялась реакции Огуза. Он наверняка рассердится или прямо скажет «нет».
– Ты что, издеваешься? Ты хочешь, чтобы я поджег все вокруг себя? Гекче меня убьет.
Когда он повысил голос, мы оба осознали всю серьезность ситуации, но я хотела объяснить ему, почему я выдвигаю такое условие. К тому же, если он так настаивает на этом кино, то ему придется принять мое условие.
– Послушай, Огуз, – сказала я и внимательно посмотрела в его темные глаза, подойдя ближе и надеясь, что он меня поймет. – Может быть, ты этого не понимаешь, но Бахар в последнее время очень одинока. Я не могу дружить с ней. У нас тоже плохие отношения, но Гекче может. Она очень скучает по Бахар, и ты – единственная преграда на ее пути.
От моих слов ему стало не по себе. То, о чем я просила Огуза, было для него большой проблемой, но я не собиралась больше смотреть на то, как Гекче и Бахар отдаляются друг от друга. Между ними было большое недопонимание, и единственный человек, который мог его разрешить, был Огуз.
– Гекче всегда скучала по Бахар!
По его тону я поняла, что он тоже кое-что знает, поэтому сдерживаться не имело смысла.
– Тогда делай, как я говорю. В выходные я пойду с тобой в кино.
– А нельзя ли поставить другое условие?
– Либо ты соглашаешься, либо забываешь о кино.
– Ты практически бросаешь меня в огонь.
Использовать Огуза в своих целях было недостойным поступком, но, если существовала вероятность того, что Бахар и Гекче помирятся, я была готова на все. В случае необходимости я пошла бы с Огузом в кино.
Я могла предсказать реакцию Гекче, поэтому я понимала страх Огуза, но я знала о некоторых ситуациях, которые он не понимал. Когда такая же ситуация произошла со мной, он сказал, что заставит меня взять мои слова обратно. Возможно, он поступил очень правильно, но сожаление об этом не позволило мне повернуть время вспять. Поэтому я собиралась заставить его понять меня.
– Нет, я не хочу подставлять тебя под огонь. Ты сказал мне: «Когда вы с Сенем рассоритесь из-за Демира, я заставлю тебя забрать твои слова», и ты был прав. Ты оказался прав, но я не хочу, чтобы Гекче и Бахар отказались друг от друга только из-за мужчины, из-за тебя. Я решила отказаться от Демира ради Сенем. Теперь твоя очередь сделать то же самое. Они скучают друг по другу, Огуз, и они заслуживают шанса, несмотря ни на что.
– Это единственное, чего ты хочешь?
По крайней мере, на этот раз вместо того, чтобы сразу отказываться, он проявил сомнение.
– Я не знаю, как сложатся отношения между мной и Сенем в будущем, но они должны помириться. Так что да, это все, чего я хочу.
– Ты не должна была быть такой хорошей, – прошептал он, а я только склонила голову, не зная, что сказать от смущения. – Ладно, ты опять выиграла. Я подумаю над этим.
Когда он сказал это, я почувствовала, что победа за мной, и вместо того, чтобы сдержать свою внезапную радость, я захлопала в ладоши и обхватила Огуза за шею. Если Огуз Ялчын сказал, что подумает, то я восприняла это как то, что он уже решил это сделать.
Поскольку планы на день были ясны, я с утра вышла из дома подготовленной. Хотя три дня в неделю я проводила в танцевальной школе, готовясь к выступлениям, сегодня я попросила разрешения и сказала, что посвящу свое время другому человеку. Я собиралась впервые пойти к своему другу Мустафе, который уже почти несколько дней убирал большой дом. Я хотела помочь ему и познакомиться теперь с его отцом.
После того как Мустафа переехал к отцу в Ялову, я ни разу не смогла навестить их, я была плохим другом, и надо было исправлять эту ситуацию.
Поскольку он жил вдвоем с отцом, в доме не хватало женской руки. Естественно, уборка давалась им очень тяжело. Хотя я еще не знала его отца, Мустафа всегда говорил о нем как о хорошем человеке. Несмотря на то что все эти годы он провел без отца, участие в его жизни сейчас помогло Мустафе забыть о прошлом.
Когда мы встретились несколько недель назад, он впервые рассказал мне о своей умершей матери. И в тот момент, как я узнала, как умерла его мать, мое сердце разорвалось. Хотя я изо всех сил старалась не плакать, я не выдержала и пролила море слез на плечо Мустафы. Оказалось, что его мать пожертвовала собой, чтобы родить младшего брата Мустафы. Были матери, которые отдавали свою жизнь, чтобы родить ребенка, а были матери, которые просто уходили… После этого, когда беда, как ураган, пронеслась по его семье, он больше никогда не видел своего младшего брата. Он не знал ни его имени, ни того, где он живет. Когда отец попал в тюрьму, брат вдруг исчез.
Я поняла, почему его отец, дядя Онур, долгие годы не хотел брать Мустафу: после того как он побывал в тюрьме и вышел из нее, он приложил усилия, чтобы наладить свой бизнес. Заботиться о Мустафе было, наверное, невозможно, потому что одинокому человеку без денег воспитывать ребенка, наверное, труднее, чем всем остальным. Поэтому я восхищалась Мустафой, который не злился на отца за такое решение, а принял и понял его.
Когда прозвенел звонок с последнего урока, я собрала свои вещи и, не дожидаясь Гекче, вышла на школьный двор. Мустафа в своем сообщении сказал, что заедет за мной. Дядя Деврим и тетя Эсма были в курсе наших планов на сегодня. Они недавно познакомились с Мустафой на званом ужине, и он им очень понравился. Поэтому они сразу же дали мне разрешение на поездку.
Когда я быстрыми шагами продвигалась по саду к выходным воротам, мой взгляд привлек автомобиль «Импала», двигавшийся по парковке. Сенем и Демир снова были вместе. Наверное, они собирались пойти на свидание. Направляясь к двери, не обращая на них внимания, я остановилась, когда сзади меня окликнула Гекче, я обернулась к ней, и она, запыхаясь, побежала мне навстречу.
– Девочка, куда ты так спешишь? Я не могла до тебя дозвониться.
Потягивая воду из бутылки, которую достала из сумки, она пыталась выровнять дыхание.
– Я собиралась встретиться с Мустафой, я же тебе говорила.
Конечно, Гекче знала, что я собиралась встретиться с Мустафой. Я даже просила ее пойти со мной, но она вежливо отказалась.
– Я знаю, но он, очевидно, еще не приехал.
Оглядев улицу от школьных ворот, я поняла, что Гекче права.
– Мы останемся на репетицию Эмре и Кана. Ты тоже приходи. – Гекче удалось привлечь мое внимание.
– На какую репетицию?
– На вечеринку в честь окончания года. Наши будут петь. Поэтому они с Огузом получили разрешение от надоедливой тетки Дамлы на использование конференц-зала во время обеда.
Что сегодня на уме у Нисы Алтун… Конечно же, подготовка к вечеринке в честь окончания года! В этом году праздник планировался как для старших, так и для младших курсов. Более того, ученики уже начали подготовку. Даже Сенем купила два новых платья – специально для дня рождения и для школьной вечеринки. Что касается меня… Поскольку я не очень люблю вечеринки, я не стала ходить по магазинам. Скорее всего, в эту ночь я предпочла бы спать в своей кровати, встречая приход лета.
– Кроме того, он собирается петь Sezen Aksu. Пойдем, – сказала Гекче, схватив меня за руку и тряся, и на этот раз я разделила ее волнение.
– Ух ты!
– Ха! Это именно то, что он будет петь.
– Но Мустафа сейчас приедет, – попыталась возразить я, но Гекче уже тащила меня за руку, вцепившись мертвой хваткой.
– По крайней мере, ты побудешь с нами, пока он не придет.
В последнее время у Гекче с Мустафой, похоже, отношения сильно испортились. Гекче даже не вспоминала о нем в моем присутствии. Я не знала, что между ними произошло, а Мустафа никогда об этом не говорил.
Когда я пришла в конференц-зал и села на свободные места вместе с Гекче, Кан что-то играл на гитаре, а Эмре аккомпанировал ему на клавишах по нотам, которые тот ему показывал. Так как я не понимала, зачем здесь Эмре, я прямо спросила Гекче:
– Почему Эмре здесь?
– Они с Каном занимаются вместе в школьном музыкальном кружке. Они хорошо ладят. Хотя, знаешь, Эмре со всеми хорошо ладит.
Пока Гекче, с одной стороны, объясняла мне, с другой стороны, она со смехом наблюдала за тем, как Огуз общается с Каном. Огуз тоже находился в конференц-зале и каждый раз, когда Кан собирался начать играть, бил его по слабому месту. Кан немного заикался, и Огуз, зная это, с удовольствием издевался над ним. Даже если мальчик хотел попасть в ноты, он не мог. Как раз в тот момент, когда Кан собирался в очередной раз начать песню, Огуз снова начал действовать ему на нервы и ткнул пальцем в живот, отчего мальчик согнулся и съежился на своем месте.
– Брат, ты что, придурок? Хватит, мужик! Я разобью эту гитару о твою голову.
– Не шути над моим Каном, Огуз, – присоединилась к ним Гекче, и я поняла, что она действительно наслаждается этой ситуацией.
Пока они с Каном улыбались друг другу, она послала ему воздушный поцелуй, а Кан сделал вид, что поймал его в воздухе и прижал к сердцу. Пока они флиртовали друг с другом, мое внимание снова привлекла ситуация, которую я заметила недавно. Гекче и Кан были очень близки. Их отношения казались теплее, чем раньше.
После того походного дня их отношения больше не ухудшались, но отношение Гекче к Кану было уже не таким, как раньше. Как будто между ними рухнула огромная стена, и Гекче открыла для него дверь своего сердца.
– У вас с Каном все очень хорошо, – прошептала я, и она усмехнулась, не сводя с него глаз.
– Как и должно быть.
– Что это значит?
Она немного выпрямилась в своем кресле, потянула спину и повернулась ко мне:
– Я очень люблю Кана, Ниса, и мне нравится, что он заставляет меня чувствовать себя особенной. Что-то изменилось во мне после той походной ночи. Я не хочу оставлять его чувства безответными, когда он так заботится обо мне.
По крайней мере, та ночь в лагере помогла сбыться чьим-то надеждам…
– Правда?
– Правда.
Я сжала ее щеки, и ее улыбка расширилась, а затем лицо снова стало серьезным. Думаю, она хотела сказать мне что-то еще.
– Но я хочу, чтобы ты знала о Мустафе. Сначала я действительно думала, что мы можем быть с ним. На самом деле, я хотела этого больше, чем думала, но потом я поняла, что мы с Мустафой похожи, Ниса. Знаешь, противоположности притягиваются, но одни и те же полюса настойчиво отталкиваются друг от друга. Мы толкаем друг друга. Мы не подходим друг другу. Вот почему «нас» не может быть.
Мне хотелось снять шляпу перед зрелостью Гекче. Я так завидовала ее отношению и мыслям, что хотела бы найти в себе силы справиться со многими вещами так же, как она. Когда-то она любила Эмре и однажды обожглась. Теперь, чтобы не повторить ошибку, она отказалась от Мустафы и увидела того, кто любит ее по-настоящему. Я не могла пойти против нее, не могла сказать ей, чтобы она бежала за Мустафой, потому что очень хотела, чтобы она была счастлива. Что-то внутри меня говорило, что Кан сможет сделать ее по-настоящему счастливой.
– Я бы хотела быть такой, как ты, – прошептала я, а она похлопала меня по руке и глазами указала за спину: – Не знаю, сделает ли это тебя счастливой, но он следит за тобой с тех пор, как ты приехала.
Когда я повернула голову, чтобы посмотреть, о ком она говорит, я увидела карамельного цвета глаза, по которым я так тосковала. Разве он не вышел из сада пятнадцать минут назад? Как он мог оказаться здесь?
Более того, после того как Гекче сообщила мне об этом, я поняла, что мы в конференц-зале не одни: Бахар и Демир тоже здесь. Они сидели бок о бок, но оба были очень молчаливы. Бахар наблюдала за Эмре с улыбкой на лице. А Демир… Он смотрел на меня своим тусклым взглядом.
– Может, он все еще думает о тебе. Может, ты не о том думаешь?
Я не хотела обманываться словами Гекче, потому что знала: стоит мне хоть на мгновение поверить в это, и я снова окажусь рядом с ним. Я также не понимала, почему он сейчас здесь, если все это время держался от меня подальше. Если он здесь, то где же Сенем?
Благодаря вибрирующему в руке телефону я вынырнула из своих мыслей и, не отвечая Гекче, прочитала входящее сообщение: Мустафа сообщал, что он приехал. Поднявшись со своего места, я еще раз прокрутила в голове мысль о том, что мне лучше уехать отсюда.
– Мустафа здесь. Я побежала. – Когда я оставила на ее щеке маленький поцелуй, Гекче понимающе кивнула головой и не стала ко мне приставать. Вот почему я так любила Гекче и держала ее в своем сердце отдельно от других, она хотя бы понимала меня или очень пыталась это сделать.
Когда я окликнула ребят, Эмре и Кан помахали мне рукой, а Огуз оставил Кана и подошел ко мне.
– Я говорю, что в эти выходные ты пойдешь со мной.
– Я говорю, посмотрим.
Я сказала это язвительным тоном и подмигнула ему, сделав то, что он всегда делал со мной. Ему, видимо, понравилось мое отношение, потому что он ответил мне ухмылкой.
Когда я соскользнула с сидений и направилась к двери, Кан зарядил мелодию на струнах гитары, а Эмре начал подпевать ему тем прекрасным голосом, который я никогда раньше не слышала.
«Каждое расставание – это тяжело.
Я говорю это уже тысячу лет.
Сердце не учится.
Как видишь, это моя ситуация».
От услышанного припева мои ноги на мгновение затормозили перед дверью, потому что я почувствовала, что он смотрит на меня.
– Нет, – сказала я в сердцах. Я не буду смотреть. Я не буду оборачиваться и оглядываться. Я не буду смотреть на него. Я должна сдержать свое любопытство. Я ведь могу его сдержать, не так ли?
«Нужно быть немного человеком,
Не поумнеет ли он, не повзрослеет ли?
Рано или поздно, как вулкан,
Не погаснет ли в тебе этот коварный огонь?»
Но пока Эмре продолжал петь, я тоже не могла пошевелиться, не могла управлять ни своим телом, ни своим сердцем. Я снова посмотрела в глаза, по которым всегда скучала. Как только я повернулась, наши глаза встретились. Мы давно не разговаривали, но сейчас, в этот короткий миг, говорили не мы, а наши глаза. Как он мог так далеко от меня уйти?
Я говорила ему, чтобы он сделал Сенем счастливой, но он почему-то не возражал, не говорил, что не будет этого делать. Он был упрям. Я знала, что он гораздо упрямее меня. А теперь… Теперь он очень изменился. От того упрямого, вредного мальчишки, которого я знала, не осталось и следа.
На этот раз, когда Кан подпевал Эмре, вопросы, оставшиеся без ответа в моем сознании, выбрались из укрытий и снова стали сбивать меня. Что такое жертва? Ради чего человек должен жертвовать собой? Ради того, кого он любит? Или ради того, чтобы быть любимым?
Пока все мои вопросы оставались без ответа, я с грустью в сердце смотрела в его глаза. Когда ощущение пустоты разорвало мою душу, я поняла, что больше не могу этого выносить. Когда боль в моих глазах дала о себе знать, я развернулась и быстрыми шагами покинула конференц-зал.
Выйдя в сад на свежий воздух, я смогла немного прийти в себя. Неужели так будет всегда? Неужели я буду испытывать чувство вины каждый раз, когда посмотрю на него? Я не хотела этого чувствовать. Я не хотела больше этого испытывать. Я хотела быть счастливой сейчас, но как только я хотела быть счастливой, жизнь бросала мне очередную необходимость делать нелегкий выбор.
– Ниса!
Когда я услышала голос Мустафы, мрак, навалившийся на меня, на короткое время исчез. Продолжая идти быстрым шагом, я дошла до него и обняла его за шею. Я могла пока отбросить все и провести свой день с этим молодым человеком. Обняв Мустафу, я посмотрела на то, к чему он прислонился, широко раскрыв глаза: за его спиной стоял белый «Volkswagen Golf».
– Ух ты! Это твой?
– Он не такой крутой, как у Демира, – пробормотал он, и я закатила глаза. Сейчас было не время говорить о Демире.
– Когда ты получил водительские права?
– Как только я переехал к отцу, я решил, что надо сдать на права. Понимаешь, они мне нужны.
– Ты очень хорошо справился.
– Давай садись. Нам нужно женское присутствие в нашем доме. Кроме того, мой отец очень хочет с тобой познакомиться.
Поскольку я разделяла те же чувства, то, не теряя времени, устроилась на переднем сиденье и пристегнула ремень безопасности.
– Ну, девушка, конечно, должна сесть первой, – пробормотал Мустафа, садясь за руль рядом со мной и не удержавшись от того, чтобы ущипнуть меня за нос. – Твои родители знают, да?
– Да, да, – быстро ответила я, а он уже повернул ключ и завел двигатель.
Было странно видеть его за рулем. Удивительно, что мы столько пережили в детстве и теперь оказались здесь.
Дом, в котором жили Мустафа и его отец, находился на прибрежной стороне Ялова. По дороге мы проезжали много улиц и переулков, я открывала для себя места, которых никогда не видела. В какой-то момент я опустила окно, чтобы глубоко вдохнуть запах моря. Когда я была в детском доме, я думала, что никогда не увижу моря, но теперь я жила в городе на побережье.
Место, куда мы приехали, представляло собой небольшой микрорайон с редкими деревьями. Когда Мустафа остановил машину перед пятиэтажным бело-оранжевым домом, я поняла, что мы наконец-то приехали. Я взяла с собой мобильный телефон, оставила школьную сумку в машине и вышла на улицу. В носу еще стоял запах моря. В какой-то момент нам с Мустафой пришлось выйти на улицу и пройтись по окрестностям.
Пока я продолжала осматриваться, Мустафа запер машину, подошел ко мне и положил руку на плечо. Он достал из кармана ключи, открыл дверь и двинулся к железной наружной двери квартиры напротив меня. Когда мы вместе поднимались по лестнице на четвертый этаж, я так напряженно молчала, что только потом поняла, что нервничаю. Когда я уже собиралась подняться еще на этаж, Мустафа помешал мне, взяв за руку, и остановил меня напротив деревянной двери номер восемь. Он снова достал из кармана ключи и открыл дверь.
– Папа, мы дома!
Когда он окликнул отца, едва войдя в дом, моя робость снова начала проявляться. Пока я медленными шагами шла за Мустафой по длинному коридору дома, из комнаты с открытой дверью вышел мужчина средних лет с полотенцем в руке. Улыбка не сходила с его лица, когда он, вытирая руки полотенцем, подошел к нам, и у меня появилась возможность рассмотреть его. Ему было, вероятно, около тридцати пяти или сорока лет. Я догадалась об этом по седине в его каштановых волосах. Хотя он был невысокого роста, но плечи у него были широкие. Вообще, по правде говоря, отец обладал особой харизмой. Когда он смеялся, его глаза щурились, и это придавало ему легкость. Он был очень красив, несмотря на свой возраст.
– Папа, это наша ворчунья Ниса. – Я закатила глаза, когда он представил меня, и протянула руку дяде Онуру для рукопожатия.
– Здравствуйте, дядя Онур.
– Что в ней сварливого? Посмотри на ее глаза, она похожа на газель!
Дядя Онур, вместо того чтобы взять меня за руку, со всей теплотой обнял меня.
Мустафа сказал: «Я ничего не знаю о газелях. Она у нас сегодня уборщик», и я не выдержала и ударила его тыльной стороной ладони в живот, иногда он слишком раздражал.
Дядя Онур пообещал, что они постараются меня не слишком утомлять, и поболтал со мной со всей искренностью, а Мустафа сделал то, что собирался сделать снова.
– О, папа, пусть она это делает. Какая для нее есть работа?
– Вредина.
– От вредины слышу.
Дядя Онур прервал наши препирательства, взял нас обоих за руки и стал показывать мне все вокруг. Их дом состоял из трех комнат и гостиной. Кроме небольшой кухни, у них был еще кабинет. По словам Мустафы, у них была самая чистая квартира в доме.
Осмотрев квартиру, я оставила телефон в углу и, засучив рукава, принялась за уборку. На кухне было несколько тарелок, которые, как я догадалась, остались со вчерашнего вечера. Я быстро замочила их и поставила в посудомоечную машину, а затем, вытерев пыль, под руководством дяди Онура отправилась в кабинет.
Хотя прошло уже несколько недель, там все еще лежали нераспечатанные коробки и книги. Следуя указаниям мужчины, я начала по очереди расставлять книги в коробках в книжном шкафу. В основном это были книги по юриспруденции, связанные с его профессией, но время от времени попадались и классические романы. В какой-то момент одна из книг настолько меня заинтересовала, что я бросила работу и стала ее читать. Я поняла, как быстро пролетело время, когда в комнату вошел дядя Онур и поставил передо мной тарелку с печеньем, которое он приготовил для меня. В это время между нами состоялся небольшой разговор.
Он рассказал о трудностях, которые ему пришлось пережить, и оставил мне альбом с фотографиями своей покойной жены. Когда я просматривала фотографии, меня заинтриговали вьющиеся волосы и грустные глаза женщины. Она была очень красивой, мать Мустафы, и казалось несправедливым, что она умерла. Она была очень нужна Мустафе, дяде Онуру и, может быть, его маленькому потерянному ребенку, а ее не было рядом. Какое несчастье…
Разговор с мужчиной был настолько увлекательным, что я вдруг обнаружила, что рассказываю ему о своих переживаниях. В какой-то момент он спросил меня о моем дне рождения, и, отвечая на его вопрос, я поняла, что его лицо стало грустным. Но потом он быстро пришел в себя и сказал, что помнит тот день, когда оставил Мустафу в детском доме. Вероятно, то, что я ему сказала, заставило его вспомнить собственные болезненные воспоминания. Поэтому я сразу же сменила тему и заговорила о том, какой Мустафа упрямый. Улыбка, которая исчезла, вернулась на его лицо, но чего-то не хватало. Когда он оставил меня наедине с книгами в кабинете, я продолжила уборку с того места, где остановилась, стараясь не обращать внимания на его внезапно изменившееся поведение.
После того как я разобралась с большинством книг, я оставила некоторые из них дяде Онуру, чтобы он их убрал. Позже мы съели заказанную Мустафой пиццу, и я снова приступила к уборке, решив пропылесосить комнаты одну за другой. Когда я наконец пришла в комнату Мустафы, мое внимание привлекла картина с орлом на стене. Он с детства болел за «Бешикташ»[17] и здесь тоже проявлял свои пристрастия. Наверное, надо было купить ему майку в подарок на следующий день рождения. Я только начала пылесосить комнату, как пылесос выключился. Обернувшись, чтобы посмотреть, что случилось, я увидела, что Мустафа вынимает вилку из розетки. Он наблюдал за мной в дверном проеме, сложив руки на груди.
– Хватит трудиться. Пойдем на пляж.
Как только я услышала слово «пляж», меня уже не нужно было больше уговаривать. Кроме того, идея отдыха была очень заманчивой. Когда я вышла в коридор вслед за Мустафой, он окликнул отца.
– Папа, мы уходим. Я потом отвезу Нису домой.
Услышав голос Мустафы, дядя Онур вышел из комнаты, в которой находился, и подошел к нам.
– Приятно было познакомиться, Ниса.
Когда он взял меня за руки и обнял, то был так же искренен, как и тогда, когда я только пришла. По крайней мере, от прежней неловкости не осталось и следа.
– Мне тоже, дядя Онур.
– И большое спасибо за помощь.
– Не за что.
– Приходи еще.
– Конечно.
После того как Мустафа кивнул отцу, мы вместе вышли из дома. Спустившись по лестнице и взявшись за руки, мы уверенным шагом направились к пляжу, расположенному на правой стороне улицы.
Пока мы шли до пляжа, ни я, ни Мустафа не издали ни звука. Я в основном читала слова поэтов и писателей, написанные на камнях на земле, а Мустафа наблюдал за мной, хотя и не хотел этого показывать. Когда мои ноги остановились у камня, на котором была написана цитата Назыма Хикмета, я наклонилась и на этот раз прочитала ее вслух.
«Одиночество многому учит человека. Но не уходи, я останусь в неведении».
Тусклый взгляд карамельных глаз вторгся в мое сознание, и я встала с места и пошла за Мустафой.
Когда мы сидели на скамейке у моря, я вспомнила, как странно на меня смотрел дядя Онур, когда мы говорили о моем дне рождения.
О чем он думал? Неужели я снова заставила кровоточить его зарубцевавшиеся раны? Может быть, это был день смерти его жены… Кто знает? Сожаление окутало мое тело, и даже запах моря не освежил меня.
Но дядя Онур был не единственным, о ком я думала. Сенем была у меня на уме. Демир был на уме. Бахар была на уме. Гекче был в моих мыслях. Огуз был в моей голове. Из-за переполняющих меня мыслей разум был в смятении.
– С тобой что-то не так, – сказал Мустафа, нарушив молчание.
Я пожала плечами. У меня не было сил даже на то, чтобы говорить.
– Ты не двигаешься и очень тихая. Ты расстроена.
– Я несчастна, – закончила я за него.
– Ты несчастлива, – согласился он, и я кивнула.
– Это из-за того, о чем я думаю? – спросил он.
Я пожала плечами. Я не знала ответа и на этот вопрос.
– Дело не только в нем. Теперь стены смыкаются вокруг меня. Я чувствую удушье. Когда я их вижу…
Я не могла продолжить фразу, потому что если бы я это сделала, то из моего рта вырвалось бы то, что я не хотела признавать.
Мустафа поднялся со скамейки, встал передо мной и посмотрел мне прямо в глаза. Я узнала этот взгляд.
Я должна была подготовиться.
– Люди, о которых ты говоришь…
Обычно Мустафа всегда заставлял меня замолчать, но в этот раз я сама прервала его. Раздраженная, я вскочила со скамейки.
Не могла себя контролировать.
– Сенем! Да, я знаю. Моя лучшая подруга, та, кого я называю своим товарищем.
Это даже заставил меня ударить себя в грудь только потому, что я чувствовала себя в долгу.
– Это она.
Повышая голос, я не обращала внимания на окружающих, мне не хотелось ни о ком заботиться. Мне нужно было выговориться, мне нужно было проветриться.
– С тех пор как мы познакомились, она был единственным близким человеком в моей жизни. Сенем, которая ставила меня на первое место, теперь уступает мое место другим. Мне так тяжело. Знаешь, кто чувствует себя виноватой? Ниса. Кто жалеет об этом? Ниса. А у кого на сердце замок? Опять Ниса. Я хочу жить так, как я хочу, хочу быть счастливой, не думая о других, Мустафа.
Когда слезы полились по моим щекам, я почувствовала облегчение и покой, потому что наконец-то кому-то выговорилась. Мустафа подошел ко мне с улыбкой на лице и попытался вытереть мои слезы большими пальцами.
– Послушай, дружище, иногда преданность любимому человеку не совпадает с преданностью другу. Это не в твоей власти, потому что тобой втайне управляет твое сердце. «Почему я это делаю? Почему это происходит?» – спрашиваешь ты себя, но не можешь найти ответа. Как бы сильно ты ни была привязана к Сенем, какая-то часть тебя, твое сердце всегда будет хотеть Демира.
– Может быть, мне не стоило покидать детский дом, Мустафа. Я должна была сопротивляться Сенем. Я не должна была приезжать сюда.
– Что сделано, то сделано. Отныне ты не сможешь ничего изменить.
Может быть, эта правда разрывала меня изнутри больше, чем что-либо другое. Я опоздала. Я опоздала повернуть время вспять. Я опоздала вернуться домой. Для Демира… Я опоздала.
– Я хочу домой. Я хочу вернуться в детский дом.
Может быть, я хотела этого больше всего на свете. Я хотела вернуться к своей простой жизни, к счастливым моментам, когда я был равна всем этим одиноким детям, когда я не чувствовала так глубоко боль.
Когда я просыпаюсь утром, я хочу открыть глаза в той маленькой комнате, а рядом со мной только Сенем, которая кричит: «Что ты там лежишь, девочка! Вставай!» Я хочу вернуться в те дни, когда она кричала на меня.
Я хотела не только прежних дней с Сенем, но и в полной мере прожить те чувства, которые подавляла в себе. Я хотела увидеть солнце, проснуться утром с радугой, а не с темными тучами.
– Слишком поздно, – фыркнула я и попыталась глупо улыбнуться, когда Мустафа в очередной раз заглянул мне в глаза.
– Мустафа, это всегда так? Я имею в виду, что кто-то…
Я прервала фразу, потому что еще не набралась смелости признаться, а Мустафа уже понял, что я имела в виду. Когда он взял меня за руки и снова усадил на скамейку, то откинул волосы, упавшие мне на глаза.
– Да, Ниса. Так чувствуешь себя, когда любишь кого-то, когда любишь очень сильно. Тебе так страшно, как будто весь мир надвигается на тебя одновременно. Ты просто смотришь на него со стороны, но знаешь, что этого недостаточно.
Ты знаешь, но ты не можешь подойти к нему или отказаться от него.
– Я не хочу этого чувствовать. Я не хочу от него отказываться. Я не хочу больше держаться от него подальше.
Когда мой хриплый голос стал предвестником того, что я вот-вот расплачусь, Мустафа схватил меня за плечи, притянул ближе к себе и положил мою голову себе на плечо. Я прислонилась к нему.
– Все будет хорошо, ворчунья. У нас все будет хорошо. Ты мне доверяешь?
Я без колебаний кивнула, давая слезам упасть на его плечо.
Может быть, именно сейчас, в это трудное для меня время, Мустафа был единственным человеком, кто разделял мою боль. Будет ли все хорошо? Не знаю, но у меня не было другого выбора, кроме как сдаться.