Рано или поздно

Глава 74

Бака привлекла помигивающая неоновая реклама на выезде со скоростного шоссе 101. Алыми и зелеными буквами было написано «Мотель Авалон». Он развернул «БМВ».

Мотель располагался в приземистом деревянном здании, довольно убогом. Над дверью каждого номера мерцала лампочка в двадцать пять ватт, создавая больше тени, чем света, на небольшой площадке стоял только один автомобиль. Это было как раз то, что нужно.

Он посмотрелся в зеркало, снял через голову спортивную хлопчатобумажную фуфайку — рукав в крови — и остался в черной футболке, вытер пот с лица, пригладил волосы, надел черные очки и вылез из машины. С ножом в кармане, на всякий случай.

— Добрый вечер.

Человек за стойкой оторвал взгляд от полицейского сериала и с любопытством посмотрел на Бака.

— Номер стоит двадцать пять долларов в сутки, отсчет времени с одиннадцати, в номере можно варить кофе.

— Прекрасно. — Бак протянул ему наличные. Старик положил деньги в ящик и снял ключ с доски.

— Квитанция нужна?

— Нет.

— Ваш номер двадцать третий, слева.

Получив ключ, Бак поставил машину на отведенное место, позади двадцать третьего номера. Отпер дверь, которую легко можно было открыть с помощью кулака, вошел в комнату, включил верхний свет. Тонкий коричневый коврик, весь в пятнах, на кровати видавшее виды оранжевое ворсистое покрывало. И затхлый запах вкупе с ароматом освежителя воздуха. Причем первый компонент превалировал. И это после «Билтмора».

Бак бросил на тумбочку ключи, разделся и встал под душ.

Горячая вода пронзила острыми иголками раненую руку, но он едва это заметил. Он думал об Элли, запертой в ящике. Нужно было убить эту сучку прямо там, на месте. Но он не смог. Потому что любил ее.

Бак вышел из-под душа, вытерся крохотным полотенцем, оделся и отправился искать винный магазин. Полчаса спустя он лежал на кровати с бутылкой «Джим Бим». Напротив мерцал маленький экран черно-белого телевизора.

Бак глотнул бурбона. «Элли заперта в ящике почти пять часов. Что ж, будем надеяться, она получает огромное удовольствие».

Ни звука, ни света, ни пространства, ни времени. Ни слез: те, что были, Элли давно выплакала, а новые, похоже, никогда не появятся. Он запер ее в этом ящике умирать. То и дело на нее накатывали приступы клаустрофобии, от которых страшно давило грудь и останавливалось дыхание. По лицу тек пот, от чего кожа страшно зудела.

Элли чуть поменяла положение, и веревка мгновенно впилась в лодыжки. Колени под подбородком. Руки завернуты за спину. Боль в плечах мучительная, зато не даст потерять сознание. Отключиться нельзя ни в коем случае. Иначе шансов уцелеть не останется. Никаких.

Элли застонала. Боль стала неотъемлемой частью, казалось, ее невозможно переносить. Но Элли твердила себе: «Надо терпеть. Надо, если хочу выжить».

Навалилась апатия. Каждый вздох требует слишком много усилий, доставляет чересчур много боли. Лучше умереть.

И тогда в памяти вспыхнул образ Дэна. Элли видела щетину на его щеках, голубые глаза, четко очерченные губы. Губы, целовавшие ее так нежно… «Неужели это было несколько дней назад?» Неожиданно в ней проснулась жажда.

Жажда почувствовать истому от его прикосновений, вдохнуть резкий мужской запах после занятий любовью и смочить пальцы во влаге, проступающей на спине Дэна. Она мечтала о нем так сильно, что почти осязала вкус желания. Боже, как нужны были ей сейчас нежность и забота Дэна, ощущение, что он ее любит!

«Он должен меня искать, — повторяла она снова и снова. — Он давно меня ищет. Он умный и умелый коп, он знает, что делать. Но как, как он найдет меня в этом Богом забытом месте? Нет, никогда. Я обречена на смерть».

Через дырочки в ящике просачивался прохладный воздух, она алчно хватала его ртом.

Вспомнилась катастрофа. Ярко, во всех подробностях. Тогда Элли чудом осталась в живых. Улыбка отца, улыбка матери, полет в каньон…

Теперь Элли поняла: родители знали, что погибнут, но сохраняли присутствие духа. Она услышала пение, будто отец был здесь, в этой комнате, рядом… «Вперед, Христово во-о-о-инство! Шагайте туда…»

Дрожащим голосом, она подхватила:

— …куда зовет вас крест Иисуса…