Расколдованный круг

Как ни обидно было Рите признать Шурину правоту, но сестра сделала верный вывод – ни мама, ни тем более папа больше не верили Рите. Анна Осиповна и Тося взволнованно поведали Зое Петровне о подслушанном разговоре, и встревоженная мать не нашла ничего лучшего, чем побежать за советом к Геннадию Ивановичу. Несмотря на то что она уже много раз убеждалась в том, что педагогическими талантами ее супруг не отличается, женщина по намертво усвоенной привычке считала своим долгом сообщать мужу обо всех значительных происшествиях в жизни семьи. Геннадий Иванович решительно отмел обвинения Тоси.

– Я, конечно, осознаю, что Александра отнюдь не святая, – вынес он свой приговор. – Но в то, что утверждает Анна Осиповна, просто поверить не могу. Матвей? Нет, бред какой-то!

– Ты же не думаешь, что Анна Осиповна лжет? – осторожно уточнила Зоя.

– Да, ей я могу доверять, – признал Шерстнев. – Но вот подумай, откуда у Анны эта информация? От Тоси! А ее правдивость мне никто не гарантирует. К тому же не люблю я тех, кто подслушивает...

– Ты же сам заставлял Тосю шпионить за Шурой, – не выдержала Зоя; Геннадий поморщился.

– Как ты любишь громкие слова, Птичка. Не «шпионить», а проследить... А сейчас я ничего ей не поручал! Да еще эта история с пропавшим у Матвея плеером... Выдумала со злости, и все! Не исключено, кстати, что они с Маргаритой попросту стакнулись.

– Гена! Но ведь если это правда... Ты представляешь, какую травму перенесла наша девочка...

– Я сам поговорю с Матвеем, – решил Геннадий Иванович. – Уж я-то разбираюсь в людях! Сразу почувствую фальшь, если Матюша вздумает что-нибудь скрыть. Но тебе, Птичка, я бы не советовал увлекаться Ритиными рассказами. Она совсем с рельсов сошла: таскается с какими-то проходимцами, дерется, дерзит...

После всего случившегося мама стала обращаться с Ритой с особой заботливостью, и это было особенно неприятно: в преувеличенной ласковости девушка чувствовала подтекст, а иногда, поймав тревожный взгляд, которым Зоя, стараясь незаметно, окидывала дочь, Рита готова была закричать от обиды. Анна Осиповна утешала свою любимицу как могла.

Геннадий Иванович в тот же день сдержал обещание и поговорил с Матвеем, который, естественно, все отрицал. После этого атмосфера в доме сгустилась окончательно. Разъяренный Шерстнев в тот же вечер выгнал Тосю. Рита, ускользнув из-под бдительного надзора отца, успела на прощание сунуть горничной около трехсот долларов, больше у нее не было, а кредитку отец заблокировал, к тому же она осталась в сумочке в охотничьем домике.

– Да что ты, не надо... Твоя мама заплатила мне, хоть Геннадий Иванович и возражал, – отнекивалась Тося. – Да мне много и не надо, только бы продержаться, пока новое место не найду. Жалко, рекомендацию дали такую, что... Ничего, пойду в торговлю!

Рита торопливо написала на листке блокнота несколько строк.

– Это телефон и адрес моей хорошей подруги, Нади Емельяновой, – протянула она Тосе бумажку. – Скажи ей, что я очень прошу взять тебя на работу, понимаешь? Да, и обязательно объясни Наде, почему я не могу с ней сейчас общаться...

Это разъяснение было нелишним: когда Надя, не ведая беды, позвонила Рите, трубку снял лично Шерстнев и устроил подруге дочери настоящий скандал. В запале разошедшийся Геннадий Иванович договорился до того, что объявил неповинную Надю чуть ли не совратительницей Риты.

– Вместе шляетесь! Погоди, твой отец обо всем узнает, шалава! – гремел он.

Рита, хорошо представлявшая, какие непростые отношения у Нади с отцом и особенно мачехой, пыталась остановить Геннадия Ивановича, но ей в грубой форме было приказано отправляться к себе и не высовывать носа.

Не успела девушка подчиниться, как к ней ввалилась Шура.

– Вот решила тебя навестить. Ты-то последнее время совсем ко мне не заглядываешь, – с фальшивой любезностью поделилась младшая сестра.

– Уходи, я не хочу с тобой разговаривать, – отвернулась Рита.

– Ах-ах-ах какие мы строгие, – пропела Шура, как ни в чем не бывало усаживаясь на подзеркальник. – Нет, зубрилка, теперь тебе не удастся корчить из себя праведницу! Что, нравится, когда наказывают? Сколько лет мне доставались одни шлепки, а тебе конфеты!

– Прямо Золушка, – усмехнулась Рита. – Ты забываешь только, что наказывали тебя не зря. Никогда не пыталась сдержать свои желания, даже если они мешали другим!

– А разве папа не учит нас, что главное – собственная выгода? – демагогически заявила Шура.

– Ну и какую же выгоду ты получаешь от своих пакостей? – покачала головой Рита. – Пусть меня наказали, но ведь и тебя не простили! И в санаторий ты поедешь проходить курс детоксикации. Как же после этого пьянствовать в ночных клубах?

– Ничего. – Шура беспечно улыбнулась, хотя уголки ее губ недобро подрагивали. – Зато теперь папаня считает, что ты еще хуже меня! Теперь, что бы я ни сделала, ты не сможешь наябедничать!

– От души надеюсь, что мне не придется быть свидетельницей твоих делишек. – Рита вытолкала хихикающую сестру за дверь.

Однако сюрприз, который преподнес на следующий день непослушным дочерям Шерстнев, не оставил девушке даже и такой возможности. Всерьез полагая, что, предоставленные сами себе, девушки немедленно пустятся на поиски приключений, он договорился с управляющим, и тот предоставил ему одного из охранников кондоминиума. Соблазненный возможностью неплохо подработать в свободное от дежурств время, этот угрюмый парень с перебитым носом охотно согласился организовать для Риты и Шуры режим наподобие тюремного. Рита не знала, посвятил ли отец этого здоровяка в суть проблемы, или парнем руководила многолетняя привычка к слепому подчинению, но все попытки своих подопечных завести с ним разговор он пресекал моментально. Ни кокетливые ужимки Шуры, ни вежливые просьбы Риты, казалось, просто не доходили до сознания Димы – так звали охранника. Его обращение с сестрами не было грубым – оно было равнодушным и деловитым, и это, как ни странно, пугало Риту больше, чем угрозы и неприкрытое хамство. «Как будто мы вверенные его попечению коровы, которых Дима гоняет то на пастбище, то на водопой...» Разумеется, ни о каком посещении теннисного корта речь уже не шла. Затолкав своих подопечных в предоставленный ему для этой цели Шерстневым «ягуар» Риты, Дима помчался в сторону Москвы, с ловкостью профессионального гонщика обгоняя попутки.

– Димочка, включи музон, а то мне ску-учно, – капризно протянула Шура. Охранник даже не повернул головы.

Рите было нестерпимо обидно, что транспортировка происходит в ее собственной машине, которая, собственно, уже не принадлежала ей – Шерстнев отобрал у старшей дочери ключи.

«Шурка права, мы теперь с ней в одинаковом положении, – мрачно размышляла Рита. – Ловко! Получается, что ничего из того, что я привыкла считать собственностью, на самом деле не мое! Папа просто позволяет нам пользоваться окружающей нас роскошью. Но малейшее недовольство – и все отобрано. Если бы я работала! Если бы у меня были свои деньги! Тогда никто не посмел бы отнять у меня что-то!»

– Димуль, а у тебя сигаретки не найдется? – промурлыкала Шура. – А то я свои забыла...

Дима словно не слышал ее.

Довезя сестер до университета, он высадил их из «ягуара»; почувствовав свободу, Шура немедленно отправилась искать приятельниц, а Рита подошла к украшавшему стену огромному зеркалу, чтобы поправить прическу. Однако не тут-то было! Не успели сестры сделать по нескольку шагов, как подоспевший Дима ухватил их за локти.

– Ходить будете вместе, под моим контролем!

– Но мы занимаемся в разных аудиториях! – возмущенно озвучила Рита первое пришедшее ей в голову доказательство нелепости подобного решения.

– А в туалет? – одновременно с сестрой вскрикнула Шура.

– В туалет вместе. А по аудиториям я вас буду разводить. После каждого занятия собирать, – отрывисто разъяснил Дима. – На переменах стоять возле меня. Общаться с остальными запрещается. Ясно?

– Ни фига себе! – ахнула Шура, и тут к Шерстневым подошла оживленная, улыбающаяся Таня Прохина.

– Привет, Ритуль! Здравствуй, Шура. Риточка, ты не забыла, что сегодня я отмечаю день рождения? А что это за загадочный незнакомец с вами? Он что, тоже будет у нас учиться?

Рита хотела было ответить, но вдруг почувствовала, как железная рука охранника больно стискивает ее плечо; рядом, очевидно по такой же причине, взвизгнула Шура.

– Отошла от них, быстро! – невежливо заявил охранник Тане. – Разговаривать запрещено!

– Дурдом какой-то, – пожала плечами ошарашенная Таня. – Сами додумались до подобного эскорта или как?

– Таня, не обижайся, это папа... – успела крикнуть огорченная Рита в спину быстро удалявшейся приятельнице.

Вихлявшаяся неподалеку Ванилла, улыбаясь во весь рот, тут же подскочила к странной троице.

– Что, девочки, не повезло? – Очевидно, этой кривляке было известно кое-что о подобной мере воспитания не понаслышке!

Дима молча отстранил ее и поволок едва не плачущих сестер к аудиториям.

– Вы не могли бы не сжимать так мою руку? – спросила Рита, но ответа не получила.

Нади, как ни странно, не было видно. Может, она совсем слегла из-за переживаний?

Преподавательница Жанна Мартиросовна в этот день была неприятно удивлена – обычно ее лекции вызывали у студентов искренний интерес, да и шушуканья она не допускала! Однако сейчас все было по-другому. Немногочисленная аудитория полнилась шуршанием передаваемых записок, то и дело пищали мобильники, передававшие и принимавшие послания; не довольствуясь этим, студенты то и дело переговаривались едва ли не вслух! Среди этого оживления взгляд преподавательницы с одобрением выделил неподвижно сидевшую Риту, сохранявшую каменное молчание.

– «Мировое дерево» встречается во всех религиях мира, – по инерции говорила Жанна Мартиросовна. – Обычно это дуб, но иногда... Настоящее безобразие! Немедленно прекратите возню! Возьмите пример с госпожи Шерстневой – она-то понимает, что такое дисциплина!

Но, к растерянности преподавательницы, ее слова вызвали в аудитории настоящий шквал смеха.

– Шерстнева! – заливалась Анеля. – Еще бы ей не сидеть тихохонько!

– Я с ней теперь и сама говорить не желаю, – высказалась Таня Прохина.

Сначала Рита хотела сделать вид, что ей наплевать на насмешки соучеников, но потом девушка решила, что совершенно не обязана совершать над собой насилие. Зачем? Все равно завтра папа вздумает отправить ее в какое-нибудь лечебное учреждение. Или просто навсегда запрет дома! Так стоит ли собирать волю в кулак, старательно делать вид, что тебе все нипочем? В коридоре наверняка сторожит противный Дима. Ну и пусть! Вряд ли папа дал ему полномочия контролировать учебу Риты!

Быстро собрав свои вещи, Рита выскочила в пустынный сейчас зал и с облегчением отметила, что грозного стража нигде не видно. Наверное, воспользовавшись передышкой, он отправился подкрепиться в находившееся на том же этаже кафе. Прохлада облицованных мрамором стен, прекрасные лица на барельефах, а главное – одиночество успокоили и почти утешили Риту. Девушка задумчиво пробралась в их с Надей любимый закуток за колонной. До окончания лекции было еще немало времени, и Рита принялась разглядывать прохожих на улице. Вот от потока ярко сверкавших на солнце лаком и никелем машин отделился джип, подъехал к университету и припарковался возле ограды. «А ведь это машина Джека», – узнала автомобиль Рита. Подтверждая догадку девушки, из джипа выбрался, по всей видимости, уже освобожденный из-под стражи его владелец; очевидно, опасаясь после недавней стычки попадаться на глаза охране, Джек юркнул за угол здания и скрылся из виду. Рита внутренне передернулась: приятель Ваниллы напомнил ей отвратительного, отъевшегося паука. Несколько минут ничто не нарушало тишины, но вот до слуха Риты донеслись осторожные шаги. Сначала девушка испуганно вздрогнула, полагая, что это возвращается на свой пост Дима, но тут же успокоилась, сообразив, что охранник не стал бы так осторожно красться! Вместо тревоги девушку охватило любопытство; приподнявшись на носки, Рита осторожно пододвинулась к краю колонны.

До Риты долетел шепот:

– Че за секретность? Не могла нормально встретиться? Или Ванилку боишься?

– Да иди ты! Никого я не боюсь. Просто папаня у меня совсем с катушек сошел. Это все из-за Ритки... Мобилу отобрал, представляешь? Хорошо, что у меня еще одна, прошлогодняя, завалялась. Вот я тебе записку и отправила!

– А что за срочность-то?

– Хочешь заработать?

– Сколько? – жадно уточнил противный голос Джека. Шура довольно захихикала:

– А что надо делать, не спрашиваешь? Молодец! Потому что для такого дела нам чистоплюи не нужны! Вот тут телефончик написала. Позвони, Матвей все тебе объяснит. Только смотри не проболтайся ему, что мы с тобой...

– Не боись, – хохотнул Джек. – Что я, не понимаю! Еще работенка сорвется... Ну куда ты?

– Мне пора, – шепнула Шура. – Папаня к нам с зубрилкой сторожа приставил. Настоящий псих!

«Ай да Шурка!» Не успела эта мысль промелькнуть у нее в голове, Рита вышла из своего укрытия. Но сестрицы уже не было, посреди зала одиноко стоял Джек, старательно переписывавший в память своего телефона цифры с бумажки, которую дала ему Шура. Почему-то Рита догадалась, что ничего доброго из очередной затеянной Шурой интриги не выйдет, и, подойдя к Джеку сзади, решительно потребовала:

– А ну отдай записку! И сотри там что успел ввести.

– Ой, кто здесь? – Джек испуганно обернулся, но, увидев Риту, сразу успокоился и нехорошо осклабился: – А-а, драчунья... Реванш хочешь взять?

– Отдай записку, отдай! – повторяя это, Рита мельком удивилась тому, как легко ее оставила привычная находчивость. Все, что смогла сделать доведенная до отчаяния девушка – это вцепиться в руку Джека в попытке вырвать злополучную бумажку. Молодой человек легко увернулся, и Рита оказалась в его объятиях.

– Ага, попалась! – торжествующе засмеялся Джек. – С тебя поцелуй. Будешь знать, как приставать к мужчинам!

Неизвестно откуда материализовавшийся Дима легко оторвал сразу сникшего Джека от Риты.

– Я что, я ничего... Она сама! Это все случайно вышло! – боком отходя в коридор, забормотал незадачливый плейбой.

– Имейте в виду, что я обо всем сообщу Геннадию Ивановичу, – равнодушным голосом предупредил Риту Дима.

Девушка не на шутку испугалась:

– Пожалуйста, не надо, прошу вас...

Наверное, на ее лице было написано такое глубокое отчаяние, что даже охранник сжалился и снизошел до объяснений:

– Вообще-то мне вас жалко. Но Геннадий Иванович платит не за жалость, а денежки мне ой как нужны. Так что пеняйте на себя. Раньше надо было думать, прежде чем свидания любовникам назначать.

– Он не... – возмущенно заговорила было Рита, но тут же замолчала. С какой стати она должна давать объяснения этому доморощенному терминатору? Вот если родители потребуют рассказать подробности происшествия, тогда другое дело...

Но Геннадий Иванович, услышав от Димы подробный доклад о происшедшем за день, не пожелал уточнять у Риты подробности. Он только строго отругал охранника за то, что тот не узнал имя предполагаемого любовника Риты. После того как Шерстнев с горьким торжеством объявил жене о новом преступлении ее любимицы, Зоя Петровна слегла в постель. Перепуганная Анна Осиповна хлопотала возле хозяйки; новая горничная, успевшая получить от Шуры хорошую трепку, уже написала заявление об уходе и теперь примачивала на кухне синяки, и никто не мог проследить, как Шура, точно змейка, выскользнула из своей спальни и направилась к сестре.

– Поняла, на что я способна? – с ходу заявила она.

– Не приписывай себе то, что произошло случайно, – устало откликнулась Рита.

– Ну, может, этот упырь поймал тебя, когда ты обжималась, случайно. А знаешь, для чего я Джека-то в университет вызвала?

– Ну?

– Матюша вот что придумал... Раз папаня решил не давать мне жить, мы его устраним!

– Ты с ума сошла?! – Рита не могла поверить своим ушам. Шура вызывающе захохотала:

– А что, ты папочке расскажешь?

– Шура! Скажи, что ты шутишь! Что значит – устранить? Не... убить же?

– Ну такую крайнюю меру мы пока не хотим применять, – с видом героини голливудского боевика изрекла Шура. – Но... Джек согласился помочь папаше улечься в больницу по крайней мере месяца на три! А пока он будет вылеживаться, мы успеем все провернуть!

– Что провернуть?

– Мы с Матвеем поженимся, поняла? Все равно поженимся, хоть бы вы все с ума сошли! Пусть папаня потом попробует лишить меня приданого! А пока мы не получим денежки, Матюшины кредиторы все равно согласятся подождать. Еще бы, ведь он женится на дочери самого Шерстнева! – приосанилась Шура.

– Какая же ты дура! – презрительно бросила Рита. – И дрянь!

– Но-но, не очень-то!

– Подлая дрянь!

– Уж какая есть, – надменно улыбнулась Шура. – А тебе не нравится? Между прочим, я решила и впредь так развлекаться. Буду приходить к тебе и рассказывать все, что мы придумаем с Матвеем. А ты, зубрилка, никуда не денешься – будешь слушать как миленькая и знать, что не сможешь нам помешать!

– Я сейчас же иду к папе!

Вслед Рите донесся насмешливый голос сестры:

– Флаг тебе в руки! Ты что, воображаешь, будто папаня с тобой разговаривать соизволит?

Действительно, когда Рита подлетела к запертой двери кабинета и принялась стучать – сначала деликатно, а потом, в отчаянии от того, что отец не желает ничего слышать, громко и ритмично, разозленный Шерстнев выскочил наружу как разбуженный охотниками от спячки медведь.

– Почему ты не в своей комнате? – зарычал он.

– Папа, я должна тебе сказать, что... – храбро заговорила Рита, но отец перебил:

– А, поняла, что значит – со мной тягаться? Прощения пришла просить? Поздно! Сначала ты понесешь наказание за то, что столько лет смеялась надо мной... исподтишка строила пакости...

Еле сдерживая слезы отчаяния и обиды, Рита вернулась в свою комнату, где ее насмешливо приветствовала и не думавшая никуда уходить Шура:

– Ну что, зубрилка, не обломилось? Я-то нашего папашу получше твоего знаю. Сколько лет он меня в дугу гнул, – с горечью закончила она.

«Завтра суббота, занятий не будет, – горько подумала Рита. – Ни на прогулку, ни в театр меня наверняка не выпустят. Значит, придется целый день сидеть и выслушивать Шурино хвастовство и злобный бред. Господи, неужели эти чудовищные планы, которые она мне сейчас поведала, не злобная выдумка, чтобы меня испугать, а правда? Нет-нет, не может быть!»

Видя, что ее жертва не спорит и не плачет, а стоит посреди комнаты в каком-то странном оцепенении, Шура, недовольно хмыкнув, удалилась. Рита даже не заметила этого. Подойдя к висевшему на стене образу Богородицы, который уже много лет воспринимала скорее как элемент дизайна, Рита, словно управляемая какой-то шедшей извне силой, опустилась на колени и вполголоса начала повторять послушно всплывавшие в памяти слова молитвы, которым когда-то учила ее Анна Осиповна. Но канонические слова быстро перешли в сбивчивый шепот:

– Пусть с папой ничего не случится! Пусть он останется жив и здоров!