Расколдованный круг

– Разумеется, я попрошу папу поговорить с ректором! – рассуждала Рита, ловко ведя «ягуар» в потоке автомашин по широкому проспекту; девушка испытывала крайнюю неловкость и стремилась сгладить это ощущение болтовней. – Расскажу папе, что произошло, – это же просто ужас! Хорошо еще, что охранники подоспели вовремя! Они просто молодцы, правда?.. И естественно, упомяну о Толике. Он, конечно, не в лучшей спортивной форме, но все-таки очень смелый! Папа даст ему денег на врача – ты видела, этот мерзавец разбил Толику все лицо? А ректор пусть даст ему премию! Или лучше так, – воодушевилась Рита, – пусть деньги на лечение заставят выплатить по суду этого противного парня! А мы с тобой свозим Толика в магазин и купим ему новую одежду, дорогую и модную! – прибавила Рита, уловив странную судорогу, передернувшую бледное лицо Нади. – Надя, да что это с тобой? Все уже кончилось! Не плачь! Папины юристы посадят этого отморозка на всю жизнь!

– Оказывается, ты ничуть не лучше Шуры, – сквозь слезы пробормотала Надежда. – «Толик»... Да Анатолий Сергеевич едва ли не жизнью рисковал ради нас, неужели ты не понимаешь? Хулиган же сильнее был его, он мог искалечить Анатолия Сергеевича! А ты хочешь всем рассказать, как его побили, чтобы эти злые дуры смеялись над ним!

– Ну, знаешь ли... – не сразу нашлась с ответом Рита. – Все-таки мужчина в его возрасте не должен быть таким слабаком! Есть же тренажерные залы, спортивные секции...

– Все равно он лучше всех! И не называй его Толиком, он Анатолий Сергеевич! – давясь слезами, выкрикнула Надя.

Хорошо, что в это время машина стояла перед светофором, иначе Рита вполне могла бы сделаться виновницей аварии; все сегодняшние догадки о том, что Надя испытывает к преподавателю нечто большее, чем дружеское чувство, внезапно оформились в настоящую уверенность! «Я мечтаю найти любовь, сокрушаюсь, что в повседневной жизни подобное высокое чувство не встретишь так запросто, как в книге... И вот передо мной появилась эта редкая драгоценность, а я, рассуждая как обыватель, сумела разглядеть в лучшем случае детскую восторженность! И с каким уважением говорит Надюша о Толике! Не то что остальные мои знакомые – те воспринимают своих бойфрендов как собственность, живые игрушки!» – пронеслось в голове Риты.

– Смотри, зеленый, – тихонько вздохнула Надя; необходимость что-то указывать другим всегда была для нее тягостна.

– Мне в голову не приходило, что тут настоящее чувство, – призналась Рита, трогаясь с места.

– Тебе все шуточки. – В запальчивости Надя явно не была способна отличить дружеский тон от поддразнивания; Рита вновь осознала, как боится ее подруга в очередной раз натолкнуться на непонимание и насмешку. – Я люблю его! Понятно? Он самый умный, самый лучший... А теперь можешь рассказать обо всем Анеле и Ванилле! Думаешь, я не знаю, что они надо мной смеются? – плакала Надя.

– Да разве я когда-нибудь давала тебе повод считать меня предательницей? – вспыхнула Рита. – Знаешь, Надюша, привычка воспринимать окружающих как врагов уже начинает заменять тебе здравый смысл! А ведь ты умная, интересная девчонка, когда не перебираешь в голове разную депрессивную ерунду! Ты совершенно не ценишь себя! Знаешь, по-моему, ты нуждаешься в помощи психолога. Не спорь, несколько недель тренинга – и ты ощутишь собственное достоинство, перестанешь нарочно принижать себя.

Надя сидела молча.

– А еще мы с тобой съездим к стилисту, тебе давно пора менять имидж. Завтра же съездим, слышишь! – продолжала Рита.

– Почему? – прошелестела Надя.

– Потому что нельзя так одеваться. И краситься в твоем возрасте просто необходимо. Ты же красивая девушка, Надюшка! Ну что ты с собой делаешь?

– Я хочу, чтобы Анатолий Сергеевич увидел во мне не нарисованную красоту, не положение в обществе, а меня саму! – почти с отчаянием выкрикнула Надя. – Но ты, кажется, просто не способна это понять!

– Разве от того, что ты оденешься к лицу и по моде, твои достоинства как личности станут менее заметны? – терпеливо уточнила Рита, привыкшая к подобным выходкам Нади; в то же время девушка была вынуждена признаться себе, что отчаянная мизантропия подруги начинает действовать ей на нервы. – Или ты боишься, что Анатолий Сергеевич полюбит не тебя, а твои деньги? Вот нас с Шуркой папа часто предупреждает, что обеспеченные люди всегда приманка для мошенников. Ты, мол, полюбишь неудачника, а он окажется охотником за приданым... Сделает тебя несчастной на всю жизнь.

– Анатолий Сергеевич не неудачник! – запальчиво выкрикнула Надя.

– Конечно, конечно, – успокаивающе проговорила Рита. – Но для людей нашего круга, таких как твой и мой отцы, его интеллект и чистое сердце не главное. Как это ни грустно, пожелай ты выйти замуж, твой папа потребует, чтобы жених обладал хоть минимальным капиталом.

– Да, я знаю, – тяжело вздохнула Надя. – Папа... раньше, когда у него еще находилось для меня время... часто говорил мне: «С такими людьми можно общаться, даже дружить, но заводить романы нельзя, это просто опасно!» Какая гадость. – Внезапно Надин голос сорвался, и в зеркало Рита увидела, как та судорожно закрыла лицо ладонями.

– Моя мама часто спорит с папой. Она говорит, что очень многие живут так же, как Анатолий Сергеевич, – осторожно заметила Рита; успокаивая Надю, девушка в то же время как бы продолжала свой молчаливый спор с отцом. – Ну в маленьких квартирках, без прислуги... Ездят на старых машинах... И ничего! Ведь счастье не в этом! Разве так уж нужны большие деньги, чтобы украшать свою жизнь какими-то радостями, интересами, развлечениями... – Еще не договорив, Рита с радостью и облегчением заметила, что ее слова подействовали на подругу ободряюще; это наблюдение удержало девушку от последних слов: «А папа отвечает ей на это, что она неразумная Птичка, которой не положено иметь своего мнения!»

– Я тоже порой думаю об этом, – задумчиво, словно говоря сама себе, произнесла Надежда. – Знаешь, они... ну те, с кем нам запрещают общаться родители... Они, по-моему, вовсе не завидуют нам! Им нет до нас никакого дела. А мы-то постоянно воображаем, что «простой народ» окружает нас, точно какое-то враждебное море, готовое поглотить крохотный островок... Отгораживаемся от собственных соотечественников заборами, охраной...

– Надя, ты, по-моему, преувеличиваешь! – заметила Рита. – И обижаешь меня: разве когда-нибудь я говорила в твоем присутствии подобные глупости?

– Не ты, так другие, – покачала головой Надя. – Да разве ты сама не рассказывала мне, как твой папа постоянно третирует прислугу? Подозревает в воровстве, шпионаже за хозяевами... Все это оттого, что мы ничего не знаем об этих людях, – мудро заключила Надежда. – Мы с тобой ведь живем точно в заколдованном кругу: одни и те же лица каждый день... Я, между прочим, и с Анатолием Сергеевичем никогда не разговаривала... Я его боюсь.

– Толика? Ерунда!

– Да-а, а вдруг он заметит мои... мои чувства, – принялась оправдываться Надежда. – И засмеет! Скажет: такая страшная, спина кривая, ноги тощие... А туда же!

– Во-первых, спина у тебя не кривая, нечего повторять за мачехой разную белиберду, – рассердилась Рита. – А во-вторых... Знаешь, Надя, а ведь ты в чем-то права! – неожиданно даже для себя самой, добавила девушка. – То есть не относительно своей внешности, конечно... Но вот твои слова про заколдованный круг... Я и сама часто думаю о чем-то похожем... Вот мы с тобой читаем книги, мечтаем. Но в нашей жизни ничего подобного тому, что в них описывается, просто не может произойти! А ведь где-то есть и другая жизнь – всякие неожиданные приключения, путешествия с рюкзаком за спиной, ночевки у костра... Для нас это невозможно!

– А они так и живут, наверное! Гуляют по городу пешком, не боясь, что их похитят... Ездят на электричках за грибами, помнишь, как в том кино? – откликнулась Надя; совсем уж мечтательно она добавила: – Или спасают голодных бездомных котят!

– Ну и ты спаси, – намеренно грубовато предложила Рита, не отказавшаяся еще от своего намерения встряхнуть подругу.

– Да, «спаси», – плаксиво возразила Надежда. – Где я его встречу, этого котенка? Если в мой двор такой и заберется, охрана мигом его вышвырнет! А покупать породистого я не хочу.

– Почему?

– А почему я обязана, – выделила последнее слово голосом Надя, – покупать именно от определенного производителя, определенной породы? А если ошибусь и выберу не такого, как принято, все станут издеваться надо мной! Ты вот делаешь мне замечания, что я не так одета... А если мне не хочется носить вещи определенных фасонов, от определенных фирм? Униформа какая-то... И читать надо, что читают все, и в театр ходить на те же спектакли, что все... Прямо тюрьма!

– Нет, не тюрьма, а наш родной заколдованный круг, – обретая привычную иронию, отозвалась Рита. – Вот папа мне постоянно объясняет, что я должна контролировать каждое свое слово, каждый жест! Я прямо не знаю, что и думать... если так жить, недолго и с ума сойти! Но, с другой стороны, мой папа ведь очень умный, он из ничего создал огромную компанию. Должен же он знать жизнь хоть немного!

– Ты говоришь об отце так, словно заучила восхваление ему наизусть, – неожиданно заметила Надя.

Внезапно Рита осознала, что, слушая подругу, мысленно полностью соглашается с ней: да так оно и есть, внутренне Рита и сама не очень-то верит в то, что усиленно вбивают ей в голову с детства! И не испытывает по этому поводу ни малейшего раскаяния! Однако делиться подобным открытием вслух было еще не время; Рита решила потом хорошенько обдумать происходящую в ней перемену. Чтобы не затягивать молчание, девушка только сказала:

– С другой стороны, ты права. Мы заперты в пределах заколдованного круга.

...То, что по дороге домой с ней не случилось никакой беды, Рита впоследствии смогла объяснить исключительно хлопотами своего ангела-хранителя: девушка просто не воспринимала окружающую действительность, ведя машину совершенно автоматически. Сознание Риты было полностью поглощено непрекращающимися, но пока безуспешными попытками разложить по полочкам все то, что, подспудно зародившись в самых глубинах сердца, теперь переполняло его до краев. Отец утверждает, что мир – это стая с волчьими законами, а мама призывает верить в людей и любить их... Любить! Вот то слово, которое стало ключевым в размышлениях Риты! Неожиданно девушка осознала, что все то смятение, которое в последнее время все чаще охватывает ее, то необъяснимое чувство одиночества в кругу близких, смутное ощущение какой-то нехватки – все это не что иное, как тоска о Любви!

И сама эта мысль, простая констатация факта, принесла невыразимое облегчение Ритиному сердцу, исстрадавшемуся в бесплодных попытках найти решение – как примирить маму и папу, таких любимых и одинаково дорогих девушке и так стремительно отдаляющихся друг от друга. «Может быть, и Шурка, которая за последний год стала абсолютно невыносимой, всего лишь пытается таким образом выразить протест против мертвенной скуки насильно насаждаемого папой жизненного уклада? Глупышка, неужели она не понимает, что в конце концов не сможет остановиться и скатится в пропасть, приучится пить и бездумно развратничать?» Как всегда, вставший перед глазами образ сестры затронул самые болезненные струны в сердце девушки. Смахивая с ресниц внезапно выступившие от терзавших дум слезы, застилавшие дорогу радужным туманом, Рита вдруг почему-то решила, что именно Любовь, которую ей суждено встретить, разом распутает все узлы и вселит покой и счастье не только в смятенное сердце девушки, но и в жизнь близких ей людей.

Не успела девушка подняться в квартиру, как на нее буквально набросилась мама.

– А где Шура? – тревожно спросила она старшую дочь.

– Понятия не имею, – пожала плечами Рита. – В университете мы не встречались!

– Боже мой, господи! – бессильно опустившись на стоявший в холле изящный диванчик, схватилась за голову Зоя. – А ведь Шурочка поехала на занятия минут через двадцать после тебя! Значит, случилось несчастье!

– Мамочка, не преувеличивай, – ласково погладила женщину по руке Рита; в глубине души девушка была на сто процентов уверена, что непутевая сестрица и не думала ездить в университет, а веселится сейчас в одном из своих излюбленных местечек.

– Каждый день на дорогах происходят тысячи аварий, а ты предлагаешь мне сидеть и радоваться! Между прочим, Шура – твоя сестра. А тебе, похоже, нет никакого дела до того, что с ней творится! Она на твоих глазах катится в пропасть, а ты улыбаешься!

Зоя тяжело поднялась на ноги и побрела в гостиную; Рита, чувствуя, что не может бросить мать в таком волнении, последовала за ней.

– Мама, я много раз пробовала поговорить с Шуркой, но она меня просто не слушает!

Обернувшись, Зоя обняла Риту, прижала к груди точно маленькую:

– Деточка, прости, я невольно обидела тебя... Но что же мне делать, что делать! Шура окончательно отбилась от рук. Я ведь почему волнуюсь... А вдруг она поехала вовсе не на занятия? Где тогда ее искать?

– Если не вернется к вечеру, обратимся в милицию, – неловко заметила Рита; девушке подумалось, что утешать Надю легче, чем собственную мать, – привычней, что ли... «Мама с каждым днем стареет на десяток лет, превращается в издерганную, суетливую старуху. – Рита ощутила прилив возмущения. – Папа только говорит о том, что любит и жалеет ее, но в стремлении всегда настоять на своем он просто замучил маму! А негодная Шурка еще подливает масла в огонь!»

Про себя Рита решила, что отныне отбросит всякие условности и не будет упускать ни единой возможности указать сестре на ее недостатки, а то и помешать очередному зловредному озорству.

– Твой папа только кричит на Шуру да наказывает, – продолжала вздыхать мать. – Как он не понимает, что в результате девочка лишь еще больше отдаляется от нас! Нет, надо найти причину ее поведения...

«Сказать маме или не сказать, что я думаю о разладе в нашей семье?» – мучительно напряглась Рита, но ни к какому решению прийти не успела: кто-то энергично позвонил во входную дверь.

– Слава богу, вот и она! – обогнав показавшуюся было из коридора Анну Осиповну, Зоя метнулась к двери и торопливо открыла ее. Однако радостные возгласы тут же умолкли: вместо ожидаемой Александры на пороге стояла Наташа Моткова.

– Здравствуй, Наташенька, проходи, – нашла в себе силы любезно улыбнуться непрошеной гостье Зоя; Моткова не чинясь проследовала в гостиную и без приглашения развалилась на диване, вульгарно расставив стройные ножки.

– А вы, я вижу, не собираетесь на юбилей к Степановне-то, – словно продолжая начатый разговор, завела Наталья.

– Нет, отчего же. – Зоя опустилась в кресло напротив гостьи; Рита присела на пухлую кожаную ручку и по-детски прижалась к материнскому плечу. Это непроизвольное движение вызвало у Мотковой злую, понимающую усмешку, подметив которую Рита напряглась, словно готовый к бою сокол. «У этой Наташки просто талант – заявляться не вовремя! Ишь ухмыляется! Небось принесла очередную гадкую сплетню! Господи, неужели что-нибудь насчет Шурки?.. Ну пусть только попробует огорчить маму, уж я ей покажу!» – сердито подумала Рита.

– Конечно, Степановна у нас дама со странностями, – непринужденно несла между тем свое Моткова. – Однако, надо признать, и со средствами тоже! – молодая женщина посмеялась собственной шутке, однако ни Зоя, ни Рита не поддержали ее. – Так что получить от нее приглашение на прием могут только респектабельные люди! – закончила Наташа, с вызовом поглядывая на соседок.

– Вполне с тобой согласна, – хладнокровно отпарировала Зоя. – Именно поэтому Зинаида Степановна и пригласила нас самых первых, еще рано утром. И не по телефону, а лично!

Ехидное торжество Мотковой несколько увяло, на холеном личике отразилось недовольство; однако его тут же сменило непритворное оживление – Наташе явно не терпелось выложить очередную дурно пахнувшую сенсацию.

– А праздника-то и не будет!

– Что-то случилось? – невольно вырвалось у Зои; по этому возгласу матери Рита догадалась, что беспокойство за младшую дочь окрашивает для Зои весь мир в тревожные тона.

– Еще как случилось! – с наслаждением выговорила Наталья, точно сообщала невесть какую приятную новость. – Произошла настоящая трагедия!

«Наверное, Потемкин или Разумовский снова объелись вырезкой и кого-нибудь из них стошнило», – промелькнула в уме девушки ироническая мысль, однако Рита не успела высказать ее вслух, потому что Моткова драматическим тоном продолжила:

– Вы ведь знаете, что у Степановны есть специальная горничная для ухода за кошаками?

– Что-то такое слышала... – неопределенно отозвалась Зоя.

– Так вот, представьте себе, она оказалась настоящим чудовищем! А Степановна-то еще хвасталась: мол, с высшим образованием, окончила биологический факультет МГУ... Лично я никогда не понимала, как можно доверять своих любимцев человеку со стороны! Пусть лучше без высшего образования, зато ответственный, любящий животных...

– Наташа, ты так и не сказала нам, что произошло! – не вытерпела Рита.

– Ах, господи, да я даже и не знаю, как рассказывать о таком в присутствии молодой девушки! Ну хорошо. Оказалось, что эта мерзавка...

– Горничная, что ли? – уточнила Рита.

– А как ее еще можно назвать после всего?.. Она крутила роман с кем-то из служащих гаража! Принимала своего Ромео прямо в комнате, где Степановна поселила ее вместе с кошаками! И вот... бедный Орлов... подавился брошенным под шкаф презервативом и... умер!

– Как – умер! – услышанное не укладывалось в голове. – Совсем? – глупо, по-детски, уточнила Рита.

– Что ты за ребенок! Конечно, совсем, – радостно подтвердила Моткова. – То есть, когда он начал давиться, девица засуетилась, вызвала ветеринара... Но этим коновалам совершенно безразличны животные! Лишь бы деньги брать! Представляете, явился, когда было уже поздно, повозился для вида, а потом потребовал оплатить ему вызов!

– Бедная Зинаида Степановна! – Разумеется, судьба кота огорчила Риту, но все-таки он не был человеком; девушка гораздо больше сострадала его несчастной хозяйке.

– И не говори, – откликнулась Наталья. – Не представляю, как она это перенесет... И представь, самое ужасное, что милиционер сказал, будто горничная отделается всего несколькими годами условного заключения! А если возместит стоимость ущерба – ей и вовсе все сойдет с рук!

– Ущерба? – не поняла Рита.

– Ну да, ведь для Степановны ее кошаки – дети... А в глазах закона они движимое имущество. Возмутительно! – разрумянившись от удовольствия, повествовала Моткова. – А в довершение всего этот милиционер разговаривал так фамильярно, так грубо... Буквально требовал, чтобы Степановна «не портила жизнь», как он выразился, этой развратнице, этой... этой убийце! Ну конечно, им лишь бы дело не заводить, не утруждать себя работой лишний раз...

– По-моему, Зинаида Степановна сама кое в чем виновата, – заметила Рита. – Ну почему она не позволяла этой своей горничной покидать дом даже в выходные? И вообще, заставлять человека спать в одной комнате с животными – как-то неэтично, что ли... Вот если бы наш тренер по верховой езде приказал конюхам спать в стойлах... Ты бы согласилась с этим?

– Возмутительное безобразие! – решительно высказалась Зоя. – Разумеется, Зинаида Степановна была неправа, когда лишила горничную выходных! Нельзя требовать от людей хорошей работы – и при этом относится к ним как к неодушевленной бытовой технике! Не ожидала я такого от Зинаиды Степановны!

– Я, конечно, не одобряю жестокого обращения с кем бы то ни было... – сбавила тон Моткова. – Но, в конце концов, эту девицу ведь никто не заставлял работать у Степановны! Не нравится – уходи, а превращать свои обязанности в фарс... Вы бы, Зоя Петровна, лучше подумали о том, каково пришлось старухе! Да еще управляющий домом смешал ее с грязью... – Наталья гаденько засмеялась, очевидно довольная потоком бед, обрушившихся на кошатницу.

– Что?! – Зоя явно не верила своим ушам.

– Да! Степановна-то захотела похоронить Орлова прямо во дворе, в зоне насаждений... А управляющий ей совершенно правильно возразил, что нормальным жильцам будет неприятно проходить мимо могилы драного кота!

– В жизни не поверю, что Борис Константинович мог разговаривать с кем бы то ни было так неуважительно! – В добрых глазах Зои появились решительность и жесткость, голос стал неприязненным. – Ты, Наташа, как всегда, преувеличиваешь. И, как всегда, в худшую сторону!

– Я просто объективна, – надулась Моткова.

– Я не вижу в тебе сочувствия ни к погибшему животному, ни к этой горничной... Пусть она и виновата, пусть! Но что же ты хочешь – чтобы несчастную девчонку сровняли с землей за ее небрежность?! – Зоя раскраснелась от гнева, который даже не пыталась скрыть. – И прости меня, Наташа, Зинаида Степановна, – подчеркнула Зоя полное имя соседки, – ничем не заслужила твоего презрительного отношения к ней! Дай бог, чтобы тебе никогда не пришлось испытать, как тяжела одинокая старость... «Кошаки»! Не кошаки, а кошечки, единственная отрада Зинаиды Степановны.

– Ха-ха, вот именно, – не сдавалась Наташа; в ее сильно накрашенных глазах сверкала злость. – Мужья-то все старую дуру побросали...

– Ну и ну! – не удержалась Рита.

– Что – ну и ну? Правда! Я-то всю подноготную знаю, – неправильно истолковала возмущение девушки Моткова.

– Хватит, Наталья Павловна! Мне стыдно, что я приняла вас и выслушала ваши сплетни! – Поднявшись из кресла, Зоя сделала резкий жест рукой. – Прошу вас покинуть наш дом и больше никогда не приходить сюда!

– Да я и сама сюда больше не заявлюсь! – Наталья тоже вскочила на ноги и завопила голосом базарной торговки: – С кем поведешься, от того и наберешься! Ну и дружите со своей Степановной! Полоумная старуха, начиталась Пикуля – и называет кошаков именами императорских фаворитов! Кому рассказать! Вот и целуйтесь с ней, да еще с прислугой – весь дом знает, как вы тут с горничными нянчитесь! Еще эту прошмандовку, что Орлова уморила, приютите у себя – будет полный комплект!

– Простите, Зоя Петровна, вам ничего не нужно? – подчеркнуто не глядя на орущую гостью, вошла в комнату Анна Осиповна. – Может быть, позвать снизу охрану?

– Посмейте только!.. – задохнулась Моткова и, стуча каблуками, вылетела вон.

– Какая мерзость! Словно в грязи вывалялись. – Прижав руку к груди, Зоя буквально упала в кресло.

– Мамочка! Тебе плохо? – испугалась Рита.

– Может, капель принести? Врача вызвать? – всполошилась и Анна Осиповна.

– Нет-нет, это не приступ. Все в порядке, – дрожащим голосом еле выговорила Зоя. – Больно стало не телу, а душе... Откуда берется в людях такая черствость! Ни малейшего сострадания к ближним!

Рассудив, что маме сейчас лучше остаться одной, Рита поднялась в свою комнату, подошла к окну, но даже обычно согревавший сердце девушки изумительный вид на лес сейчас оставил Риту равнодушной. «Ну почему в этом прекрасном уголке русской природы, под этим великолепным небом люди не могут жить спокойно и мирно! Выдумывают себе претенциозные роли и с увлечением разыгрывают их! Мучают друг друга в припадке мелочного самолюбия», – страдальчески думала Рита; перед ее мысленным взором носились, сменяя друг друга, то озлобленное лицо Шуры, то исполненное глупого самомнения личико Наташи... Отчего-то вспомнился давний рассказ Зинаиды Степановны о том, как появился у нее в доме Граф Орлов: родившегося от элитных кота и кошки британца забраковали из-за обнаружившегося на правой передней лапе беловатого пятна. Пожилая женщина случайно узнала от знакомой, что неудачного котенка заводчики решили усыпить, пока не пронесся слух, что в безупречную чистоту крови их пары производителей вкрался изъян. Ни секунды не раздумывая, Зинаида Степановна помчалась через весь город к абсолютно незнакомым людям, ворвалась в квартиру и почти насильно отобрала обреченного котенка... Потом Зинаида Степановна самолично выкармливала малыша из пипетки...

Окончательно расстроившись, Рита отошла от окна; упрямые мысли, не слушаясь свою хозяйку, переметнулись к незнакомой Рите девушке, повинной в смерти Орлова. И снова Рита удивилась тому, как Зинаида Степановна, так самоотверженно любящая животных, стремится избегать близкого общения с людьми... «Это от того, что люди без конца обижают Зинаиду Степановну, высмеивают ее старость, наивность, любовь к кошкам, – вдруг догадалась Рита. – Зинаида Степановна просто чувствует себя чужой и никому не нужной в нашем кругу, где непосредственность не в чести... В заколдованном кругу... Больше я никогда не стану смеяться над странностями Зинаиды Степановны, даже мысленно», – с раскаянием решила Рита.

Однако настроение было окончательно испорчено; желая забыться, девушка прошла к книжному шкафу, достала томик своего любимого Гумилева и открыла наугад.

В пронизанной светлой печалью романтической истории Рита вдруг обнаружила параллели с тем, что волновало ее сердце все эти дни. Да, принцесса блуждала во мраке, не находя верного пути, – точно так же, как и она, Рита; пусть этот мрак иносказателен, но все же... Рита с волнением читала о том, как рабочий привел принцессу в свою хижину, устроил на ночлег. О чем же думала принцесса, оказавшаяся вдали от отцовского замка, за пределами своего «заколдованного круга»?

«Потому что в жалкой хижине принцесса нашла Любовь», – догадалась Рита; сладкие слезы подступили к глазам, и девушка не стала сдерживать их – она плакала, на вид страдающая и безутешная, но сердце Риты словно омывалось этим благотворным дождем.