Развод. Мать-одиночка (СИ)

Глава 50. Ирина

— Дамир?.. Дамир, пожалуйста, встань, — упрашиваю я бесчувственное тело, принадлежащее, в теории, моему начальнику.

Вот только узнать сейчас господина Тарханова можно лишь с огромным трудом. От грозного тирана на нём сейчас из атрибутов только вечный чёрный пиджак — и тот помятый. Расставаясь в аэропорту, я провожала взглядом будто бы совершенно другого мужчину. Нынешний Дамир Тарханов кажется минимум поддельным, и не только из-за аромата, далёкого от дорогого парфюма.

— Дамир, пожалуйста, ложись на раскладушку…

Ну, почему я не догадалась попросить Валентина Аскольдовича хотя бы закинуть его собутыльника на новое место ночлега? Наверное, потому что меня опять поставили перед фактом, что теперь будет вот эдак, а не так, как я планировала. И я попросту не додумалась сходу.

К счастью, Яся спит очень крепко. Это привычка, выработанная долгой жизнью в коммуналке, где редко бывает идеальная тишина. Вот и сейчас тенор решил немного порепетировать на ночь глядя — и к этому все тоже привыкли.

Справа — серенады, слева — соседка отчитывает мужа. В двух метрах от меня — спящая доченька, а прямо под ногами — низверженный тиран. Сюрреализм вошёл в чат.

— Дамир?..

Он слабо шевелит густыми ресницами и еле-еле открывает глаза.

— Ира… — бормочет с улыбкой.

— Только тихо, — наставляю я, придерживая ему голову, которая мне кажется весом в целую тонну. — Яся спит.

— Ира… — повторяет Тарханов. — Я тебе… цветы принёс.

— Что? Цветы?

— Угу… — мычит Дамир.

Не понимаю, он бредит или просто спит? Какие цветы?..

— И где они?

— Кажется… — Тарханов болезненно сжимает веки. — Кажется, я их… потерял…

— Ух ты, — даже не знаю, что сказать. — Ладно, давай ты немного привстанешь и ляжешь на раскладушку, хорошо?

— Ира…

— Да?

— Ира, а где я?

— У меня дома. Ну, точнее, в моей комнате. Ты же сам ко мне пришёл.

— Правда? — он как будто бы удивлён сему факту, да и я, честно сказать, удивлена не меньше. — Да, я… Кажется, потерял телефон…

— Когда?

— Н..не помню… — Дамир тяжко вздыхает.

А мне остаётся только качать головой.

У меня что, карма такая — полжизни наблюдать за пьяными людьми? Нет, серьёзно, у меня опыт с алкашами как у работника вытрезвителя. И меньше всего я ожидала, что мне придётся откачивать собственного босса.

— Давай перебираться на раскладушку? — мягко увещеваю я.

— Д..давай… — соглашается Тарханов.

Не без моей помощи он кое-как заваливается на дико скрипучее нечто, от которого сразу по всей коммуналке раздаётся такой мерзкий звук, будто кто-то провёл гигантской вилкой по гигантской сковороде.

Яся переворачивается на другой бок и накрывается одеялом. Бедный мой ребёнок…

— Ира…

— Что?

— Я принёс тебе подарок.

— Цветы, — вспоминаю я. — Да, ты уже говорил.

— Н..не… Не цветы…

Я осторожно усаживаюсь на полу рядом с раскладушкой. И Дамир, словно громадный чёрный кот подныривает под мою руку, требуя погладить его по голове.

У меня сердце сжимается при виде того, в каком он состоянии. Невообразимая смесь жалости, нежности, обиды и ужаса. Интересно, Дамир хотя бы понимает, кто перед ним?..

— Ира…

— Что?

— Ты такая хорошая…

— Дамир, пожалуйста, прекрати, — шепчу я, начиная злиться, ещё даже толком не решив — на него или на себя. — Лучше спи. Утром поговорим.

— Я не хочу утром.

— Ты понимаешь, что ночь на дворе?

Молчание. Видимо, Тарханов что-то пытается сообразить, но сделать ему это очень и очень трудно. Мне хочется его и обнять, и убить одновременно.

— Ты же не пьёшь, — не удерживаюсь я от осуждений.

— Не пью, — подтверждает пьяный в дрова тиран.

— Тогда зачем напился?

— Н..ну… — тянет он с ответом. — Там было шампанское…

— Где «там»?

— Ну… там.

— Ясно. Спи.

— Ира…

— Что?

— Ты должна знать…

— А давай я обо всём узнаю утром? — предлагаю на всякий случай, зная, что все эти пьяные откровения наутро обычно теряют всю свою силу.

— Нет, — твёрдо заявляет Дамир. — Утром не узнаешь.

— Почему?

— Потому что я протрезвею.

Ну, хотя бы тут мы полностью солидарны…

— Ира, я — ужасный человек, — начинает причитать Тарханов.

В этом моменте я тоже с ним отчасти соглашаюсь. Неделей раньше согласилась бы полностью, а сейчас — частично, потому что всё-таки узнала Дамира немного лучше. И тот Дамир, которого я узнала в Берлине, перестал быть для меня воплощением абсолютного зла.

Я старалась не думать об этом слишком много. Да и времени на размышления у меня практически не было. И всё-таки эти мысли рождались сами собой, помимо моего желания или нежелания.

Прочная непроницаемая стена между мной и Тархановым почему-то вдруг треснула. А его присутствие здесь и сейчас было тому лишь ещё одним подтверждением. И мне безумно стыдно за это, ведь Дамир женат…

— Ира, я развожусь с Никой, — внезапно обжигает меня новым признанием.

— Что?.. Как?.. А как же ребёнок?..

— Она… не была беременна. Она… меня обманула.

— Мне так жаль… — роняю я, не зная, что ещё тут сказать.

И ведь мне в самом деле жаль. Это очень жестокий поступок.

— Ты поэтому напился? — спрашиваю, но уже без осуждающих ноток.

— Угу, — бурчит Тарханов. — Но не это главное. Ира, я правда не пью…

— Вижу, — я горько усмехаюсь, гладя по голове чёрного котяру.

— Правда, — настаивает он. — Честное слово. Это было очень давно… Мне было шестнадцать…

— Всем когда-то было шестнадцать, Дамир.

— Нет… — Тарханов кривится. — Ты не поняла. Я… п. пил в последний раз в шестнадцать.

— Давненько.

— Угу… — он мычит и чуть переворачивается на бок, грёбанная раскладушка опять издаёт свой мерзкий скрип. — Отец пил… И… Я не хотел быть, как он. Я… пришёл домой. Он… бил… маму…

По моей спине побежал ручьём холодный пот. Я стала внимательнее прислушиваться к этому бормотанию.

— Она была беременна… У меня должна была быть… сестра…

Что?.. Я затаила дыхание. Дамир говорил очень и очень тихо.

— Он её бил, когда я пришёл… И пытался… над ней надругаться…

Мои пальцы непроизвольно сжались в кулак.

— Я его ударил… Ещё. И ещё. Мама просила остановиться. Она кричала: «Дамир, умоляю, не надо». Она очень кричала… Понимаешь?..

— Да, — тихо выдыхаю я.

Мне вспоминается сцена в гостиничном номере, когда Тарханов напал на Кристиана, а потом ещё ситуация на выставке с тем же Рудге… Дамир едва смог остановиться.

— Ира, ты понимаешь?..

— Да, — снова повторяю и медленно-медленно возобновляю движения ладонью.

Руки у меня теперь трясутся.

— Ребёнка не спасли, — говорит Дамир.

— А маму?..

— Она в больнице. В психиатрической.

С силой закрываю глаза. Я была уверена, что хуже моей истории в жизни не бывает. Как же я ошибалась…

— А отец?..

— Умер. В тюрьме.

Боже… Как же так?..

В эту минуту я знаю, что имею дело вовсе не с пьяным бредом. Потому что такое выдумать невозможно. Потому что это многое объясняет в поведении Дамира. И лишь ругаю себя, что мне даже в голову не приходило представить нечто подобное. Это слишком, слишком жестоко…

— Ира?..

— Да?..

— Ира, я хочу, чтобы ты знала, что я — чудовище.