— Инга?.. — Толя смотрит на меня со смесью удивления и беспокойства. — Уже поздно. Что-то случилось?
— Нет, — выдавливаю я, и это звучит как стон потерянного человека.
Ваня перехватывает меня за руку и втягивает внутрь. В полумрак. В тепло чужого дома, в котором пахнет мужчиной и едва уловимо — яблоками и корицей.
Я не сопротивляюсь. Позволяю вести себя, как марионетку с оборванными нитями. Это не моё решение. Это капитуляция.
Толя без футболки. Притягивает меня к груди, и я обмякаю. Не от желания, а от тотальной, всепоглощающей усталости. Впервые за эти бесконечные дни в голове воцаряется оглушительная тишина. Нет мыслей о Ване и его предательстве, о матери с её горькими истинами. Только тепло чужого тела и иллюзия покоя.
— Малышка… — шепчет он, и это как удар по открытой ране.
Всего полчаса назад меня так же ласково называл Ваня.
Надо отстраниться, но я не могу. Мне необходимо забыться. Захлебнуться чем-то кроми боли. Я встаю на цыпочки и сама нахожу Толины губы. Целую жёстко, отчаянно, без нежности. Это не поцелуй, это самоуничтожение.
Толя отвечает с такой же яростью. Подхватывает меня под бёдра и прижимает к стене. Его поцелуи — не ласка, а стихийное бедствие, сметающее всё на своем пути.
Сознание мутнеет, стыд и страх уносятся прочь. Остаётся только животная потребность чувствовать что-то физическое, простое, примитивное.
На кухне усаживает меня на холодную столешницу, срывая одежду с грубой, жадной поспешностью. Я закрываю глаза, падая в тёмную бездну и позволяя ей поглотить себя без остатка.
Позже, уже в его спальне, он опускает меня на кровать, продолжая поглаживать бёдра, живот, грудь.
— Спи. Теперь я рядом.
Но его прикосновения, которые казались спасением, теперь вызывают леденящую тошноту. Толя засыпает, а я слушаю его размеренное дыхание, лёжа с широко открытыми глазами и глядя в потолок. И ощущаю, как внутри нарастает ледяной ужас. Что я наделала?
Утро врывается в моё сознание громкой трелью мобильного. Кто-то касается моего плеча, и я резко возвращаюсь обратно в реальность. Наклонившись, Толя протягивает мне телефон.
— Звонят в третий раз. Думаю, пора ответить. Хотя я надеялся, что ты сможешь поспать подольше.
Одеяло сползает, обнажая меня по пояс, и я отворачиваюсь, стараясь спрятаться от его взгляда.
— Да, мам, — отвечаю на звонок.
— Инга, ты где? Диана такую истерику закатила — ни кашу не ест, ни молоко из бутылочки! Ты скоро?
— Я… почти дома.
Как только заканчиваю разговор, слышу:
— Инга, я думал, мы позавтракаем. — Толя смотрит на меня недовольно и расстроенно.
— Мне надо домой. Диана капризничает.
— Приходите вдвоем. Еды хватит.
Горло сжимает тисками. Вчерашнее помутнение рассеялось, и я жалею о том, что сделала.
— Толя, это не… Мне нужно домой. Где мои вещи?
— Внизу.
Спускаюсь, кутаясь в простыню, как в саван. Моя одежда лежит на том самом месте, на кухонном полу, где Толя сбросил её с меня. Спешно натягиваю бельё, джинсы и блузку.
— Ты вернёшься? — спрашивает он с нескрываемой надеждой в голосе.
— Да, — лгу я.
Это пустое, ничего не значащее слово, брошенное только для того, чтобы поскорее уйти.
Толя притягивает меня к себе, как накануне вечером, но теперь его объятие — не спасение, а ловушка.
— Я тебя жду. — И целует меня на прощание.
Выбегаю на улицу, как воришка, спешащий скрыться с места преступления. Сердце колотится, выпрыгивая из груди. Воздух, который должен был быть свежим, кажется густым и спёртым. Я не должна была втягивать Толю во всё это. Я его использовала, чтобы заткнуть дыру, зиявшую в сердце. И теперь мне стыдно даже просто обернуться и помахать ему рукой.
Мама встречает меня буквально у порога. Вид у неё бледный и уставший.
— Молоко прибыло, ликуем, — её голос звучит как скрип ржавой пилы.
— Где Диана?
— На кухне с дедом. Ему удалось её успокоить, но это явно не надолго.
На мой голос папа с дочкой на руках выходит к нам. Я сразу её забираю. Грудь отзывается знакомой болью — тупой и распирающей.
— Я покормлю её и вернусь.
Поднимаюсь с ней в спальню, в первую очередь, вновь становясь матерью, а не женщиной, успевшей наломать дров.
— Инга, отец в бассейн, а я падаю, — сообщает мама, как только мы с сытой Дианой возвращаемся. — Ночь была та ещё.
Мама бросает на меня оценивающий взгляд, и мне физически становится плохо. Она взглядом будто снимает с меня слой за слоем, прекрасно понимая, что ночь я провела не одна. Вот только наверняка уверена, что я была с Ваней, потому одаривает меня довольной улыбкой. Остаётся только порадоваться, что у неё нет сил на расспросы. Как и у меня на ответы. Я бы не выдержала сейчас ещё один разговор по душам.
— Позвоню, как приду в себя, — бросает она вместо прощания.
Когда родители уходят, успеваю принять быстрый душ, пока Диана играет в манеже. Но очень быстро дочка снова начинает кукситься и капризничать. Десна у неё опухшая, а значит, впереди, как минимум два-три беспокойных дня, пока у неё прорежется зуб.
Часа через два я похожа на выжатый лимон, потому что дочка не слезает с рук. И я хожу с ней по гостиной, напевая песенки, что хоть немного её отвлекает. И не сразу осознаю, что в комнату заходит Толя.
— Как ты⁈. — вырывается у меня, но голос срывается.
От неожиданности его вторжения у меня волосы едва не встают дыбом.
Входная дверь же была закрыта. Родители всегда проверяют, что замок точно захлопнулся.
— Запасной ключ лежит под зелёным кашпо, — сообщает Толя как ни в чём не бывало.
И делает шаг вперёд. Он кажется мне вдруг непомерно огромным, заполняя собой всё пространство. Инстинктивно крепче прижимаю к себе Диану.
— Ты обещала вернуться. Прошло три часа. А ты всё еще здесь.
— Толя, так нельзя, — стараюсь говорить спокойно, хотя сердце норовит выпрыгнуть из груди. — Это нарушение всех границ.
— Мы договорились. — Толя будто не слышит меня. Делает ещё один шаг вперёд. — Договорённости нужно соблюдать.
— Послушай…
— Ты сама вчера пришла ко мне, Инга. — Толя продолжает говорить. — Мы теперь вместе. Ты же не такая, как моя бывшая жена. Ты должна понимать. Должна ценить то, что у нас есть.
Когда-то мне казалось, что я знаю, что такое страх. Сейчас понимаю, что нет. Тот страх был детской сказкой по сравнению с леденящим ужасом, который сейчас сковывает по рукам и ногам. Единственное здравое желание — бежать. Но выход за спиной Толи. С Дианой на руках я беспомощна. Окно? Безумие.
— Толя… — выдыхаю я, надеясь достучаться до него.
— Тш-ш, малышка, не бойся. — Он подходит почти вплотную, и его дыхание щекочет кожу на виске. — Я тебя не обижу.
Не верю ни единому слову. Возможно, именно поэтому от него ушла бывшая жена. Схватила ребёнка и сбежала без оглядки. И теперь я на её месте.
— Дай я подержу её. — Он тянет руки к Диане.
В памяти всплывает то, какими его прикосновения были прошлой ночью — грубыми и требовательными. Он сильный. Намного сильнее меня. Что он может сделать с моей дочерью? И со мной?