Развод. Мы (не) простим (СИ)

Глава 16

Я плохо помню нашу первую встречу с Толей. Я гуляла с Дианой во дворе после почти бессонной ночи. Дочка сладко сопела в коляске, а я едва не засыпала стоя. Он помахал мне из-за забора, поздоровался и представился. Рассказал, что теперь он мой новый сосед. К своему стыду я почти сразу забыла его имя. У Дианы как раз был период бесконечных колик, и в голове у меня вообще мало что задерживалось.

Следующая наша встреча состоялась наверное через неделю. Колики почти прошли, я снова была похожа на человека, а не на зомби. Мы возвращались с Дианой с прогулки — в тот день я решила пройтись с коляской за пределами двора. Толя возле своего дома доставал из багажника машины пакеты из супермаркета. Вместе с ними подошёл ко мне, чтобы поздороваться, и в этот момент один лопнул. Содержимое оказалось на земле и, конечно, я бросилась помогать, собирая рассыпавшиеся овощи и фрукты. Так и завязался разговор о том, что теперь мы соседи и что нужно жить дружно.

Толя стал появляться ровно в те часы, когда я выходила на прогулку. Занимал меня беседой, и я понемногу проникалась этой простой соседской заботой. Множество мелких деталей, которые тогда казались милыми знаками внимания, теперь выстраиваются в жутковатую, идеально сложенную мозаику.

— И ты до сих пор думаешь, что он делал это ненамеренно? — голос Вани звучит приглушённо, но каждое слово отзывается во мне ледяным эхом. — Это классическая мужская схема. Окружить одинокую обиженную женщину заботой, чтобы подобраться поближе и втереться в доверие. А потом в нужный момент оказаться рядом и воспользоваться её слабостью. И глупышка, жаждущая хоть капли внимания, простит ему всё — и дерзкие слова, и синяки, и всё что угодно.

— Толя не такой, — слабо возражаю, но скорее по инерции.

Наверное, Ваня прав, просто мне не хочется признавать, что я та самая «глупышка», которую так легко оказалось завлечь в свои сети.

— Такой, — безжалостно припечатывает муж. — Я не хочу тебя обидеть, Инга. Жертва далеко не всегда понимает, в какие сети она попадает. Абьюзеры — прекрасные психологи, они знают…

— Я не хочу больше об этом говорить, — резко обрываю его. Голос дрожит, выдавая моё состояние. — Диана скоро проснётся. Нам нужно с ней где-то остановиться. В какой-нибудь гостинице наверное.

Ни к родителям, ни тем более к брату я ехать не хочу.

— Я отвезу вас к себе.

— «К себе?», — повторяю эхом, совсем не уверенная, что это хорошая идея. — Если ты живёшь не один, я не хочу…

— У тебя есть другой выбор? — Вопрос явно риторический. — Я живу один. — Смотрит на меня прямо, и в его взгляде нет намёка на ложь. — Так что не переживай.

Я могу отказаться. Могу развернуться и уйти. Но что-то удерживает меня на месте. Тёплая, уверенная рука Вани на моём плече или его спокойствие, которое, словно щит, ограждает от внешнего хаоса? И его глаза — те самые, в которые я влюбилась много лет назад: до всего этого кошмара, боли и предательства. Неужели взгляд человека не меняется после подлости? Неужели он не становится чужим, другим, в нём не появляется тень, которую невозможно не заметить?

Квартира Вани оказывается в новом жилом комплексе недалеко от его офиса. Переступив порог, он тут же разворачивается.

— Мне нужно в магазин. За самым необходимым. Скоро вернусь.

Что именно он подразумевает под «самым необходимым» я не гадаю. На это просто нет сил. Вынув проснувшуюся Диану из переноски, снимаю с неё верхнюю одежду и остаюсь одна среди этих незнакомых, холодных стен. Стою в коридоре гораздо дольше, чем планировала свой побег от Толи. Эта квартира кажется мне логовом незнакомого человека.

— Агу! — весело отзывается Диана у меня на руках, дрыгая ручками.

— Хорошо тебе, — бормочу себе под нос. — Всё просто и ясно.

Подчиняясь какому-то внутреннему импульсу, делаю шаг вперёд, начиная осмотр с кухни.

Холодильник почти пуст. На полках — несколько банок с соусами, пачка масла, яйца. В шкафчиках — минимальный набор посуды, безликий и бездушный. В мусорном ведре — остатки еды из какой-то доставки. Даже защитная плёнка на посудомойке не снята. Всё кричит о временности, о том, что жизнь здесь не кипит, а замерла в режиме ожидания. В ванной — одна зубная щётка, бритва, пена для бритья, шампунь и гель для душа. Я мысленно готовилась увидеть следы другой женщины — заколку, тушь для ресниц, тампоны. Но ничего. Ни намёка.

Пройдя дальше, заглядываю в первую комнату. Она совершенно пуста, если не считать аккуратно сложенных в углу коробок с логотипами интернет-магазинов. Детектив из меня никудышный, но я не могу удержаться. Коробки даже не распакованы, но по наклейкам я без труда узнаю содержимое: детская кроватка, матрас, пеленальный столик. Ком встаёт в горле. Ваня же не заказал это после моего звонка. Значит… всё это ждёт своего часа уже давно? Я спешно покидаю комнату, чувствуя, как почва уходит из-под ног.

За следующей дверью — спальня. Аккуратно заправленная кровать, ни одной лишней вещи. Я расстилаю на одеяле одноразовую пелёнку и кладу Диану. Пока она лежит на спинке, подхожу к шкафу и открываю его.

Замираю.

Внутри — десятки идеально выглаженных рубашек, строгие брюки, пиджаки. В выдвижных ящиках — аккуратные ряды галстуков, запонок, часов, флаконов туалетной воды. Весь этот арсенал успешного мужчины, который я когда-то так тщательно для него собирала. Эти вещи должны были пылиться на антресолях или в какой-нибудь коробке. Но здесь они висят, как будто так и было. Словно не было этих месяцев разлуки, боли и пустоты.

В одном из ящиков нахожу пачку распечатанных фотографий. Мои снимки. И Дианы. Десятки моментов, которых он не видел, но которые кто-то ему передали. Моё уставшее лицо, первые достижения дочери. Я закрываю глаза и, сделав то, на что никогда не решилась бы в здравом уме, прижимаюсь к мягкой ткани его пиджака, вдыхая знакомый и до боли родной запах. Он успокаивает и ранит одновременно, заставляя вспоминать прошлое не головой, а всем своим существом. Кажется, будто Ваня и не уходил. Всё это так нереально и так реально одновременно.

Из оцепенения меня вырывает плач Дианы.

— Иду, милая, я здесь, — бормочу, подхватывая её на руки.

Сладкий запах её макушки перебивает все дурные мысли и страхи, что роем атакуют сознание. Ваня — нехороший человек. Он не для нас. Не для меня. Диане повезло что она не запомнит его поступков. Стоит ли рассказывать ей, когда она вырастет? Или некоторые вещи познаются только с возрастом, когда сама оказываешься по ту сторону баррикад? В детстве предают, но и мирятся быстро. Детская память милосердна — она стирает обиды, не давая им затянуться во вражду на долгие годы.

На кухне я ставлю переноску с Дианой на пол и начинаю бесцельно открывать шкафчики в поисках чая. Хотя бы одного пакетика, чтобы занять руки и дать мозгу передышку.

Приготовив чай иду с кружкой и Дианой в гостиную. Опускаюсь на диван и смотрю в огромное панорамное окно. Правильно ли я поступила, сбежав сюда? Ни к родителям, ни к брату, а к мужу, который когда-то разбил моё сердце вдребезги? Ответа за стеклом нет. Только тишина и тяжёлое, давящее чувство неизвестности.

Вздрагиваю, когда слышу, как открывается входная дверь, а следом до меня доносятся голоса — Ванин и женский щебет: тот самый, который напоминает о том, как он умеет очаровывать.

Неужели обманул? И вернулся со своей новой женщиной?