Быстрые шаги в прихожей, и Ваня уже в дверях гостиной. Взглядом выхватывает меня из полумрака, и по его лицу пробегает волна облегчения.
— Ты здесь, — выдыхает.
Он всё ещё в уличных ботинках. Я машинально указываю взглядом на пол.
— В обуви по дому не ходят. Ты забыл? У нас маленький ребенок, он ползает везде.
— Иван Станиславович, я побегу, меня дети дома ждут, — доносится из прихожей.
— Мария, конечно, беги, — отзывается Ваня. И направляется обратно к этой незнакомке. — Спасибо огромное за помощь.
Взяв Диану на руки, выхожу в прихожую, чтобы увидеть, как захлопывается входная дверь. Давление тишины становится невыносимым. Ваня чувствует это первым.
— Это моя секретарша. Мария. Помогла с покупками и всё донести, — он говорит это слишком быстро и сбивчиво, как провинившийся школьник. — Одному было не справиться…
— Я тебя ни о чём не спрашивала, — прерываю холодно. — У тебя своя жизнь. Ты вправе общаться с кем угодно.
Он замирает, понимая всю беспомощность своих слов. Что бы он сейчас ни сказал, я буду верить только своим глазам и разуму.
— Поможешь разобрать? — Он снова пытается найти хоть какую-то точку соприкосновения.
Теперь я его домработница? Я молчу, и моё молчание громче любого крика.
— Ладно, понял, — сдаётся он, наконец снимая ботинки. — Я сам. И ужин заодно приготовлю.
Скрывается в кухне, а я, побежденная жгучим любопытством, заглядываю в многочисленные пакеты, быстро убеждаясь, что он скупил едва ли не пол магазина.
— Тут одежда для Дианы, тут игрушки. — Ваня, вернувшись за пакетом с продуктами, начинает перечислять, где и что находится. — А это — тебе. Самое необходимое. Потом скажешь, что ещё нужно. Или… — Залезает в карман, достаёт портмоне и выкладывает на тумбу в прихожей платиновую карту. — Вот. Бери. Пожалуйста, ни в чём себе не отказывай.
Пока я молча смотрю на карту, пытаясь уложить в голове происходящее, Ваня разворачивает в кухне бурную деятельность. Сняв пиджак и повесив его на на спинку стула, надевает фартук, чтобы не запачкать дорогую рубашку. Когда-то мы готовили вместе. Включали музыку, смеялись над своими кулинарными провалами. Вот только теперь мы не семья, и я до конца не понимаю — это какое-то представление, чтобы вспомнить прошлое, или Ваня действует искренне?
— Я позвонил твоей маме, — сообщает он, когда я с Дианой захожу в кухню. — Сказал, что у вас в посёлке авария, поэтому отключили воду на сутки. Чтобы не волновалась.
— Я тебя об этом не просила! Это мои родители!
— Ты не умеешь лгать, Инга. — Он поворачивается ко мне. — У тебя в голосе всё слышно. Твоя мама сразу бы поняла, что ты врёшь.
— Это не дает тебе права решать за меня, что и как говорить моим родителям.
— Хорошо. — Он делает шаг ко мне. — Ты права. Давай скажем им правду. Что ты переспала с соседом, который потом вломился в твой дом к твоей маленькой дочери. Думаешь, это их устроит? Успокоит?
Я не успеваю ответить — телефон вибрирует. На экране высвечивается — «Толя». Мгновенно покрываюсь холодным потом.
— Это он? — Ваня замирает, как сторожевой пёс, всем телом поворачиваясь к источнику опасности.
Я сбрасываю звонок. Сразу же приходит сообщение, которое я открываю. Во вложении несколько фотографий. Моих. И на них я — обнажённая, в его постели, в полумраке, который не скрывает моего лица. Толя снял меня, когда я уснула.
— Не отвечай, — командует Ваня. — Так будет только хуже.
Что может быть хуже этого?
Ужинаем в гнетущей тишине, прерываемой лишь лепетом Дианы. Она начинает хныкать, теряя терпение.
— Доедай. Я её поношу, хорошо? — Вопрос Вани повисает в воздухе.
— Да, — выдыхаю, поддавшись усталости и желанию хотя бы несколько минут провести наедине с собой.
Ваня уносит Диану в ту самую комнату с коробками. Я не слышу слов, только низкий гул его голоса. Постепенно дочка успокаивается, и я позволяю себе посидеть за столом чуть дольше.
Придя к ним, застаю Ваню стоящим у окна и увлечённо что-то показывающим Диане. Услышав мои шаги, он оборачивается.
— Скажешь почему это всё здесь? — Киваю на коробки.
— От тебя всегда было трудно что-то скрыть. — Он тяжело вздыхает. — По пыли видно, что коробки здесь давно. Я купил всё это сразу, как переехал в эту квартиру. Так оно и лежит с тех пор.
— И чего ты ждал? Что я приползу и буду умолять тебя вернуться?
— Нет! — Его ответ уверенный и как будто искренний. — Я… я заходил сюда иногда, чтобы напоминать себе, чего я лишился из-за своей глупости. Я могу дать дочери всё, но потерял на это право. Мне было нужно… — Он замолкает резко и отворачивается обратно к окну. — Неважно. Пора её кормить?
— Да, — отвечаю тихо, шокированная его признанием.
— Я подготовлю вам спальню. На диване не выспитесь. — Ваня передаёт дочку мне на руки.
Во мне вспыхивает протест. Я не хочу спать в его постели, которую он, возможно, делил с другой.
— Я поменяю бельё, — бросает он, словно читая мои мысли.
Чуть позже, закрывшись в спальне, я разглядываю купленные им вещи, среди которых не только памперсы и пюре. В том числе и одежда для меня, чтобы я не ходила в том, в чём сбежала. Раньше я думала, что сбегают налегке, в новое будущее. Но иногда… Иногда путь лежит назад — туда, где когда-то было хорошо. И больно.
Уснуть не получается. В голове бесконечной каруселью крутятся мысли и о Толе, и о Ване. Оба затеяли игры, в которых я не хочу участвовать. Впрочем, насчёт мужа я всё чаще задумываюсь о том, что он искренен в своём желании всё исправить. Поверить в это сложно, но в глубине души…
— Митя, какого хрена! — Из лабиринта собственного разума меня вырывает громкий голос Вани. — Дай договорить!
Выглядываю в коридор, в который падает свет из-за приоткрытой двери комнаты с коробками. Судя по мечущейся тени, Ваня ходит из стороны в сторону.
— Как это они собираются уезжать⁈ Я тебя зачем рядом с ними оставил? Ты обязан задержать их здесь ещё на пару дней! У меня почти получилось с ней договориться… Только попробуй всё просрать… — Следом доносится глухой удар о коробку и ругательство. — Так, погоди. Думаю. Они уже взяли обратные билеты? Нет? Так узнай, Мить! За что я тебе плачу? Мы в одной связке!.. Я знаю, что они ждут меня лично! Задержи их!.. Хорошо, назначь встречу на завтрашний вечер. Я всё устрою. На связи.
— Твою мать! — Дверь распахивается, и он застаёт меня врасплох. — Инга… Разбудил? Прости. Работа…
— Сделать тебе чаю? — перебиваю, не в силах признаться, что специально подслушивала.
— Да… было бы неплохо.
Ощущаю на себе его взгляд, пока кипячу воду. Мои руки чуть дрожат.
— Тебе ведь надо отдыхать, — говорит он тихо.
— Всё нормально, — бормочу, замирая у столешницы.
Вдруг он осторожно обнимает меня сзади. Прижимается к спине, уткнувшись носом мне в макушку.
— Меня бесит, что этот урод напугал тебя. И что мог сделать тебе больно.
— От боли никто не застрахован, — отвечаю тихо, стыдясь того, что мне приятно ощущать тепло его тела.
— Я не хочу, чтобы тебе было больно.
— Разве это гарантия, что больше ты её не причинишь? — спрашиваю, и в моём голосе нет особой надежды.
Высвобождаюсь из объятий. Это лишнее. Мы не настоящие муж и жена. Не настоящие родители. Мы — картонная декорация, жалкая пародия на семью.
— Всё это неправильно. Между нами… всё сломано.
— Ничего не бывает по инструкции, Инга, — возражает Ваня. — Правильно или неправильно. Бывают ошибки. И попытки начать заново.
— И что ты предлагаешь? — спрашиваю, обернувшись к нему, чтобы смотреть прямо в глаза. — Снова съехаться?