Семь месяцев спустя.
Детский плач разрывает тишину огромного пустого дома. Кажется, от этих звуков дрожат стены. У Дианы невероятно сильные лёгкие. Или просто я настолько устала, что воспринимаю всё слишком остро.
Лежу на кровати, уставившись в потолок, и физически не могу заставить себя подняться, чтобы взять дочку на руки. Невыносимая тяжесть во всём теле. Бездумно скольжу взглядом по комнате, пытаясь собраться с силами, пока не натыкаюсь на коробку с вещами мужа, закинутую на шкаф. Стоит там, как насмешка, как гвоздь, вбитый в мою реальность. Каждый день мозолит глаза. Каждое утро обещаю себе вынести её на мусорку и каждый вечер забываю это сделать.
С того кошмарного дня в больнице мы с Ваней не виделись. На сохранении я тогда пролежала чуть больше суток — Диана всё-таки решила появиться на этом свете раньше срока. Потом дочка сначала была в реанимации, затем в интенсивной терапии. К счастью, она родилась довольно здоровой, но маловесной.
На выписке меня встречали только мои родные и друзья. Их взгляды были полны плохо скрываемой жалости, которую я ненавидела сильнее, чем его молчание. Ни Вани, ни его родителей. Ни одного звонка, ни сообщения. Ни документов на развод. Ни денег. Последние мне бы сейчас не помешали, чтобы просто выжить с дочерью.
Стоило бы подать на алименты, но вместо этого я стала брать деньги с нашего общего счёта. Мы откладывали на пенсию, на «подушку безопасности», строя общее будущее. Теперь я таскала с него по пёрышку, ощущая себя мародёром, который ищет чем поживиться на руинах своей семьи. Родители предлагали помощь, но брать у них было ещё унизительнее. Каждая их купюра словно бы беззвучно кричала: «Смотри, до чего ты дошла. Ни мужа, ни работы, ни нормальной жизни!»
«Позвони ему первая. Извинись, может, помиритесь», — каждый раз твердит мама, когда приезжает, чтобы понянчить Дианочку. Я лишь молча киваю, сжимая зубы до боли. Извиниться? После всего? После его слов? После того вечера, что до сих пор снится в кошмарах, от которых я просыпаюсь в холодном поту, замирая от ужаса, что стресс заберёт молоко — последнее, что я могу дать дочери.
Никогда!
— Иди сюда, солнышко, мама здесь. — Прижимаю Диану к себе, и она почти мгновенно затихает, уткнувшись тёплым носиком мне в шею.
Её доверие, её безграничная любовь — единственное, что держит на плаву. А взгляд снова предательски скользит к той коробке. Сердце сжимается от знакомой едкой тоски. В минуты слабости я позволяла себе пару раз залезть в его соцсети. Зачем? Сама не знаю. Наверное, хотела увидеть ту, на кого он променял меня и дочку. Но там была лишь мёртвая тишина: ни постов, ни фото.
Неожиданный резкий звонок в дверь заставляет нас обеих вздрогнуть. Диана всхлипывает. Кто это? Не родители — сегодня не их день. Вроде бы… Я давно потеряла счёт времени.
— Я вас не ждала, — говорю, открывая дверь.
И замираю.
На пороге стоит он. Ваня. С огромным букетом и подарочным пакетом в руках.
Рефлекторно, не думая, я захлопываю дверь прямо перед его носом. Сердце колотится где-то в горле. Ну всё. Дожила. От усталости и недосыпа начались галлюцинации!
— Инга, открой. Пожалуйста. — Его голос по ту сторону такой реальный, такой живой, что по спине бегут мурашки. — Я буду ждать здесь.
— Что тебе… нужно? — Мой собственный звучит хрипло и чуждо.
Я не открываю, прижимаясь лбом к прохладному дереву.
Моя крепость. Моё убежище от него.
— Поговорить. Но не через дверь. Это ведь и мой дом тоже.
От этих слов внутри всё обрывается. Да. Обидно, горько, но это правда. Этот дом, эта жизнь, даже Диана — всё это было нашим. Общим. И в её свидетельстве о рождении чёрным по белому значится и его имя тоже.
Стиснув зубы, снова открываю дверь.
— Сейчас вернусь, — бросаю и иду на второй этаж.
Укачиваю Диану на руках, и как только она засыпает, кладу её в кроватку. Беру в руку видеоняню, как внезапно осознаю, что выгляжу ужасно. Растянутые треники, старая футболка, разукрашенная пятнами от молока. Жалкое подобие той женщины, которой я была когда-то.
Плевать! Я не стану наряжаться ради него. Я вообще не желала его видеть. Нехотя спускаюсь вниз — навстречу к так внезапно нагрянувшему прошлому.