Антона зашили. Вера Сергеевна поставила ему капельницу, одобренную Даниилом Ивановичем, а я отмыла мужа от крови.
На самом деле кровью был забрызган и пол, и диван, и наш нечеловеческий доктор.
Я хотела даже перенести Антона на кровать, чтоб не оставлять среди страшных бурых пятен, въевшихся в ткань обивки дивана. Но тормошить измученного мужчину перемещением точно не лучшая идея.
Поэтому пришлось ограничится застиланием дивана чистыми простынями.
Если закрыть белой тканью пятна крови и забинтовать рану, то выглядит уже не так ужасно.
Ага, а если сделать вид, что Антон не спал со своей помощницей, то можно жить с ним дальше. Забинтовать память. Правда, боюсь, в нашем случае поможет только ампутация.
Я не про ногу Антона. С ней, надеюсь, все будет хорошо.
Даниил Иванович уверяет, что одна лошадь на его памяти после такого вполне даже бегала.
Меня инструктируют, что делать, если у Антона поднимется жар, и нас с мужем оставляют вдвоем.
Завтра Даниил Иванович заедет осмотреть своего нелегального пациента, а Вера Сергеевна через поджатые губы обещала заехать с капельницей.
По ее мнению, в таких случаях не помешало бы переливание.
Когда все уходят, мне снова становится страшно.
Антон лежит без сознания, и я каждые пять минут наклоняюсь над мужем, чтобы проверить дышит ли он.
Периодически подбрасываю дрова в печь, потому что Антон кажется мне ледяным.
Я накрыла его всеми, имеющимися в доме одеялами, но это не помогает.
На меня начинает наваливаться усталость. День был трудным, а за окном давно ночь.
Но уйти спать в спальню я боюсь. Вдруг не услышу, что с Антоном что-то не так.
Диван дядя Дима разложил. Так что на нем можно у строиться и вдвоем, но я боюсь задеть ногу Антона.
В комнате стоит еще старое кресло. Я пытаюсь подтащить его ближе к дивану, но тут же бросаю эту затею. Стоит напрячься, как живот сразу каменеет.
Вздыхаю и усаживаюсь в кресло там, где оно стоит.
От обивки пахнет пылью, но сейчас мне это даже нравится. Я втягиваю воздух носом, стараясь прогнать из памяти запах крови.
Ночью просыпаюсь от стонов Антона.
Неловко выбираюсь из кресла. Тело затекло из-за неудобной позы. Прикладываю ладонь ко лбу мужа и обнаруживаю, что он больше не ледяной.
У Антона явно жар. И кожа его просто горит.
Меряю температуру оставленным мне термометром и в ужасе округляю глаза. Тридцать девять.
Немало времени у меня уходит, чтобы растолкать Антона и заставить выпить жаропонижающее. После этого муж снова засыпает, а я с облегчением выдыхаю.
Мочу холодной водой небольшое полотенце с кухни и обтираю мужу пылающий лоб. Убираю лишние одеяла.
Беру с полки громко тикающий железный будильник и завожу его так, чтобы он зазвонил через час.
Боюсь снова заснуть.
Но это оказывается не нужно. Весь час я просто сижу и смотрю на Антона.
Вспоминаю о нашей прошлой жизни.
О ночах, проведенных в одной постели, тогда, когда он не уезжал в командировки. О совместных завтраках.
Муж всегда был деловым и собранным. Даже ночью. Сейчас я понимаю, что на самом деле он был отстраненным.
Его сдержанность – это не характер. Это банальное нежелание сближаться. Я не стала для него той, кого пускают в душу.
На самом деле, злым и раздражительным я увидела его только теперь.
Неравнодушным.
Беспокоящимся о чем-то кроме бизнеса.
Но я ему не верю. Это просто уязвленное самолюбие. Я посмела уйти, его это задело, и он решил не отпускать.
Это не любовь. Это инстинкты собственника.
Будильник вырывает меня из мыслей.
Я меряю спящему Антону температуру и убеждаюсь, что жаропонижающее подействовало.
За окном уже солнце встает.
Но я все равно снова устраиваюсь в своем кресле и закрываю глаза. Хочется поджать под себя ноги, но из-за живота это уже неудобно.
Посплю еще часик рядом с мужем. Вдруг что.
Днем приезжает Даниил Иванович.
- Так, - он упирает руки в бока, проделав с Антоном все необходимые процедуры. – Антибиотики мы ему колим, обезболивающее тоже пока есть. Так что оклемается твой муженек, не переживай. Я его красиво зашил. Обычно я так только над породистыми лошадьми стараюсь.
Искренне благодарю Даниила Ивановича.
Антон уже пришел в себя. Он все еще почти все время спит, но когда открывает глаза, то находится вполне в ясном сознании. И это радует.
Нужно будет и дяде Диме спасибо сказать. Я видела вчера, как он совал в руку ветеринару несколько сложенных пополам купюр.
- Веруня еще зайти должна, - говорит Даниил Иванович перед уходом. – Пусть прокапает Антона дня три хотя бы. А там посмотрим.
Вскоре после его ухода в дверь стучат.
Я открываю, ожидая увидеть Веру Сергеевну, но на пороге стоит Надежда Константиновна. А за ее спиной еще несколько уже знакомых мне женщин.
Киваю тете Рае и тете Варе, пропуская гостей в дом.
Женщины смотрят на меня подозрительно.
Наверно, сплетни о моем коварстве и обмане Стаса уже разнеслись по деревне.
- Мы тут с девочками подсобить пришли, - говорит Надежда Константиновна, вешая куртку на вешалку. – А то Дима сказал, что ты тут совсем пропадаешь.
Я чувствую, как начинают пылать мои щеки.
- Буду вам очень благодарна, если объясните, как готовить в этой печке. А то у меня действительно не слишком хорошо выходит, – признаюсь я, засунув подальше гордость.
- Да-а-а, - качает головой тетя Рая, - сейчас, конечно, у всех давно газовые плиты. Но тебе повезло - Варвара у нас любительница щей из печи. Она одна у нас в ней продолжает готовить. У нее одной в деревне такая печь и осталась.
- Ничего вы не понимаете! – говорит тетя Варя. – Все эти ваши тефлоновые сковородочки и алюминиевые кастрюльки – это яд для организма! Нормальная еда получается только в чугуне. Путем долгого топления в печи.
- Вот мы все и помрем молодыми, - смеется тетя Рая, подмигивая мне так, что морщинки вокруг ее глаз, собираются в глубокие складочки. – А ты помрешь в одиночестве старой и здоровой.
Женщины тихонько заглядывают в большую комнату, посмотреть на спящего Антона. После чего долго цокают на кухне языками, озабоченно желая ему здоровья.
- Это, конечно, шикарный скандал! – говорит тетя Рая с загадочной улыбкой. – Такой драки на свадьбе у нас не было с восемьдесят третьего года. Но мы с девочками поболтали и решили тебя не осуждать. Не похожа ты на змею подколодную, не то что Олеська эта…
- Да-да, - кивает тетя Варя. – Мы так Надежде и говорим, что нет худа без добра. Ты не обижайся, но она считала, что ты Стасу не пара. Да так оно и есть. Вряд ли бы вы ужились. А Олеся из парня веревки вила. Крутила им, как хотела. То бросала, то снова хвостом перед ним крутила. Представляешь, и вчера к нему пришла. Ласковая такая, смирная. Сочувствую мол тебе Стасик, что жена непорядочная попалась. А ведь все знают, что сама-то она уже с кем только не гуляла. Не повезло Вере с дочкой.
Под такие вот разговоры мне объяснили и как печь топить, и как добиться нужной температуры, чтобы можно было еду в ней готовить.
Тут же помогли под чутким контролем и тесто замесить.
- Ты чайник вместе со светом не включай, - советует тетя Варя. - О машинке стиральной и не думай даже - не выдержит, электричество сразу вырубит. Мощностей у вас нет. Бабе Нюре не нужны они были. Ты, когда нужно, ко мне приходи стираться. Тут недалеко. Минут десять всего пешком.
Я киваю, мотаю на ус, а кое-что и записываю, чтобы не забыть.
Потому что я намерена справиться со всеми вызовами, что подбрасывает жизнь.
У меня будет ребенок. И с Антоном или без него я не пропаду и сумею позаботиться о своем малыше.
Входная дверь хлопает с грохотом ударяясь об стену, и мы все дружно выглядываем в коридор.
На моем пороге стоит красивая белокурая девушка с надменным гордым взглядом.
Та самая, что ревела за окном во время свадьбы.