- Ваши жена с ребенком живы и стабильны. Роды удалось остановить, - врач с усталыми глазами хлопает меня по плечу. – Хотелось бы приписать такой исход нашему профессионализму, но, кроме прочего, это невероятная удача. Практически чудо. С ее сердцем шансов можно сказать и не было.
- Они в порядке? – просто не могу поверить в такой исход. Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.
- Не имею права вас обнадеживать, - доктор качает головой. – Елизавете Владимировне придется провести оставшееся до родов время в больнице, не вставая с постели. Повезет, если роды удастся оттянуть до положенного срока.
Бросаюсь на доктора и сжимаю опешившего мужика в объятиях.
- Спасибо!
- Буду признателен, если оставите мои ребра целыми… - врач отпихивается деликатно, но решительно.
- Еще бы твои ребра проверить, - замечает стоящий рядом Ромка.
Меня не пускают к ней в реанимацию. Отвлекают тем, что мне тоже нужно пройти осмотр.
Приходится позволить им это.
Я отделался трещиной в ребре. Считай, вышел сухим из воды. Само заживет. Я не нежный цветочек.
Мой нежный цветочек переводят из реанимации в обычную палату только через сутки.
И я наконец вижу ее. Мою Лизу. Мою любимую девочку.
Она все еще спит. Бледная, трогательно хрупкая.
К животу приклеены какие-то проводочки, считывающие сердцебиение сына.
Поднимаю с белой простыни ее холодную изящную ладонь. Грею в своих руках. Мои пальцы дрожат, а на глазах выступают слезы.
Как я мог посмотреть на другую? Почему не подумал в ту дурацкую ночь, что ставлю на кон свое счастье?
И что бы было, если бы удержался? Крот все равно организовал бы мой арест, это факт. Но Лиза не уехала бы от меня в Питер. Как бы все сложилось?
Может быть так же… Наверно, все равно пришлось бы прятать ее в деревне. Но какой была бы наша жизнь там?
И как мне сделать так, чтобы она простила?
Как начать все сначала?
Касаюсь губами ее лба, вдыхая родной запах вперемешку с противным больничным.
Лиза приходи в себя к вечеру. Встречаю взгляд родных глаз. Ничего не говорю. Молчу, давая ей время прийти в себя.
А она тут же тянется к животу, путаясь в проводах. Аппарат, измеряющий сердцебиение сына противно пищит, и в палату тут же прибегает медсестра, чтобы его поправить.
- С ним все хорошо, - успокаиваю я Лизу. – Слышишь, как бьется его сердце?
Киваю головой в сторону аппарата, который благодаря медсестре перестал пищать, и теперь снова передает ритмичное сердцебиение ребенка.
Жена расслабляется. Из ее взгляда уходит тревога и напряжение.
Снова беру ее за руку и подношу все еще холодную ладошку к губам. Целую, глядя в глаза моей малышке.
Лиза отвечает. Слабо сжимает мои пальца своими. Поражаюсь, как мало у нее сил, и на глаза снова наворачиваются слезы.
Отворачиваюсь, чтобы стряхнуть их незаметно, но она, конечно, все видит.
Улыбается слабо, а у самой тоже глаза на мокром месте.
- Прости, любимая…
Вижу в ее глазах вопрос и качаю головой.
- Просто прости меня за все. Я тебя люблю. Я очень люблю вас обоих…
Лиза засыпает почти сразу, и персонал пытается меня выгнать. Отмахиваюсь от них, пока пожилая медсестра не намекает на то, что от некоторых тут воняет на весь этаж.
Я ведь так и сижу тут в грязной, испачканной кровью Крота одежде.
Приходится ехать в отель, чтобы принять душ. Рома снял для нас номера недалеко от больницы. Ему завтра нужно будет вернуться в наш город. А я похоже остаюсь здесь надолго.
- Антон, ты вообще-то нужен там, понимаешь? – прямо заявляет друг. – Без тебя всё поделят…
- Пускай делят, - ни на секунду не задумываюсь над ответом. – Приеду, потом переделю. Я сейчас тут нужнее. Тут, понимаешь?
- Понял тебя, Антон Николаевич, - кивает Ромка. – Я сам разберусь. Хрен кто нас обойдет.
На следующий день нам приходится потратить кучу времени на полицию и дачу показаний.
Затем Ромка улетает, а я возвращаюсь в больницу.
Подхожу к палате, где лежит моя семья, и сердце простреливает тоской – Лиза плачет.
Отвернулась к стенке и тихонько всхлипывает.
Хочется снова голыми руками кого-нибудь придушить. Вот только все уже придушены.
Крот сдох, не доехав до больнички. Его людей переловили. Убивать больше некого.
Подхожу к жене и глажу ее по плечу.
Она замирает. Поспешно растирает по щекам слезы, и оборачивается с натянутой улыбкой.
- Что-то с малышом? – спрашиваю осторожно.
- Нет, с ним все хорошо…
В глазах у нее такая тоска, что мне и самому хочется пустить слезу.
- А что тогда? – стираю с ее щеки слезу своим пальцем.
- Я не знаю, что мне делать…
Подношу к губам ее руку и целую по очереди каждый пальчик. Наконец-то они стали теплыми.
- Пока ничего, - произношу спокойно, - еще два с половиной месяца тебе придется ничего не делать. Потом… подумаем потом, любимая…
Мои слова не успокаивают. Из глаз Лизы снова бегут слезы.
- Я так не могу, Антон, - всхлипывает жена, и мое сердце сжимается, предчувствуя нехорошее. – Ты… мы… я ведь люблю тебя…
Не понимаю, в чем проблема.
- Это ведь хорошо? - решаю уточнить на всякий случай. – Почему же ты плачешь?
Мотает головой, закусив губу.
- Не хорошо! Мы решили развестись, и на то есть причины. Не делай вид, что их нет. Я не смогу уважать себя, если смирюсь с изменой, понимаешь?
Подвисаю на какое-то время. Вот, значит, как. Она другого пути и не видит.
Возможно, пора прекратить идти наперекор. Нужно уважать ее желания.
- Хорошо, - снова целую любимые дрожащие пальчики. – Если ты хочешь развод, значит будет развод.