Деми
— Первые двадцать четыре часа будут самыми важными, — лечащий врач Брукса стоит у подножия его кровати вместе с анестезиологом. Бренда стоит с правой стороны от кровати, я — с левой.
Мама стоит в углу, а папа, Дерек, Далила и Хейвен находятся в зале ожидания. Они планируют вернуться попозже, так как в палате может находиться не больше трех людей одновременно. Они все хотят быть здесь, ожидая момента, когда он, наконец, откроет глаза.
Бренда протягивает руку к своему сыну, в то время как медсестра склоняется к его капельнице.
— Мы начнем со снижения дозировки седативных препаратов, — объясняет доктор. — Наши тесты показали, что отек уменьшается, и ЭЭГ дает надежду.
Я наблюдаю, как быстро двигается медсестра, переключая кнопки и впрыскивая что-то в катетер с помощью шприца. Она не волнуется, как будто для нее это обычное дело, возвращать людей с того света. Я не смогла бы этого сделать. Я не смогла бы держать в руках чью-то жизнь.
— Это не редкость, — говорит анестезиолог. — Для этого потребуется несколько попыток. Не беспокойтесь, если он не проснется с первого раза. Мы всегда надеемся, что больной сразу придет в себя, но иногда такого не происходит. Мы принимаем это как знак того, что мозг не готов, и в этом случае мы повторно вводим больного в состояние комы, используя тот же барбитуратный коктейль. (Примеч. Барбитураты (лат. barbiturate) — группа лекарственных средств, производных барбитуровой кислоты, оказывающих угнетающее влияние на центральную нервную систему. В зависимости от дозы, их терапевтический эффект может проявляться от состояния легкой седации до стадии наркоза).
— Так что вы сейчас делаете? Как это работает? — Бренда сжимает руку Брукса.
— Мы постепенно сокращаем дозировку седативных препаратов, — говорит врач. — Мы хотим избежать быстрого вывода. Так что на данный момент мы наблюдаем, уменьшая количество препарата. Мы будем искать признаки улучшения, наблюдая за ним круглосуточно.
— Должны ли мы знать, насколько поврежден его мозг? — Бренда задает вопрос так, будто спрашивает о погоде. Ее способность держать все эмоции под контролем, оставаясь при этом такой спокойной, никогда не перестает меня удивлять.
— Мы это не узнаем, пока он не очнется, — доктор складывает авторучку в передний карман, затем опускает руки на бедра. — После того, как он очнется, мы сделаем несколько простых тестов и зададим несколько вопросов. Если он ответит на них, то это хороший знак. Если он будет в состоянии сказать «привет», узнает лица, если вспомнит имена, это еще лучше. Но сейчас мы ничего не узнаем, пока не придет время. Учитывая степень травмы, мы ожидаем увидеть некоторые последствия от черепно-мозговой травмы. Сейчас ничего не можем предсказывать.
Бренда хватается за сердце.
— Спасибо, доктор.
Доктор уходит, а медсестра остается, она записывает показатели и молча наблюдает за процессом.
Я снимаю пальто и вешаю на спинку своего стула, делая импровизированную подушку. Мне нужен комфорт, потому что ночь обещает быть долгой.
Бренда обмолвилась со мной лишь несколькими словами, с тех пор как я приехала сюда. Я чувствую, что она смотрит на меня, сидя около кровати Брукса, но я не реагирую.
— Что ты там делаешь, мам? — спрашиваю я.
Моя мама улыбается и проверяет свои часы.
— Я ухожу, чтобы Дерек смог зайти. Он собирается остаться на некоторое время, а затем ему нужно будет уйти, чтобы уложить Хейвен спать.
Я вновь поворачиваюсь к Бруксу. Он менее опухший, чем был ранее сегодня. С каждым часом он становится более похожим на себя прежнего.
Кредитные карты по-прежнему разбросаны по кухне. Я должна была просмотреть их, чтобы увидеть, что он покупал, но в то же время я была слишком занята, складывая все пятизначные остатки на картах.
Его подарки для меня, как правило, были скромными. Маленькие побрякушки, ничего серьезного. Определенно, они не стоили шестизначной суммы. Я уверена, что он покупал вещи для своей любовницы. Дорогое белье. Ювелирные изделия. Разные маленькие побрякушки, чтобы она смогла почувствовать себя особенной.
Я не знаю, почему двадцати восьмилетний мужчина нуждается в любовнице. Словно это я заставила его жениться на мне. Возможно, дело было не столько в ней, сколько в том, что он получал удовольствие от своего маленького грязного секрета.
Мужчины и их чертовы секреты.
Бренда смотрит на мои руки, и я вдруг понимаю, что рву бумажный носовой платочек в клочья.
— Нервничаешь, дорогая? — спрашивает она. Ее ласка успокаивает меня и дает надежду на то, что, возможно, она не зла на меня. Возможно, она не собирается меня ненавидеть... Пока. — С ним все будет хорошо. Он очнется. Я просто знаю это. Я вчера столкнулась с сестрой Сапфир в гастрономе «Гринберг», и она сказала мне, что у нее было видение о Бруксе, с ним все будет в порядке.
Сестра Сапфир. Местный экстрасенс.
Я никогда не понимала, почему никто никогда не спрашивал о ее высоких доходах, низкой точности прогноза, а также о том факте, что она жила в особняке «МакМенсион» через дорогу от меня и ездила на «Астон Мартин», который стоит сто тысяч долларов.
Я думаю, когда ты зарабатываешь на жизнь, рассказывая людям то, что они хотят услышать, и люди готовы платить за это, то ты можешь делать все, что захочешь.
Брукс управлял ее активами и несколько раз предлагал мне отказаться от преподавания и заняться изучением искусства «холодного чтения». (Примеч.: Холодное чтение — набор приемов, которые используют менталисты, экстрасенсы, гадалки, медиумы и иллюзионисты, чтобы создать видимость того, что они знают о человеке гораздо больше, чем есть на самом деле).
— Приятно слышать, — говорю я.
Я беру руку Брукса в свою, и Бренда улыбается. Я же внутренне съеживаюсь.
— Извините, — мама поднимается и направляется к двери. — Я собираюсь позвать Дерека. Знаю, что он хотел бы остаться здесь до одиннадцати.
— Конечно, мам, — говорю я.
— Я хотела сказать тебе, дорогая, — говорит Бренда, когда мама уходит. — С помощью страницы в сети и моей сестры мы насобирали около пятидесяти тысяч долларов на прошлой неделе. Просто невероятно. Это сообщество настолько щедро. Так много людей обеспокоены состоянием Брукса. Они так любят моего сына, не так ли?
— Вау. Это весьма впечатляет.
— Теперь наша страховка покроет расходы по реабилитации Брукса, но я думаю, что, возможно, ты могла бы бросить свою работу, чтобы круглосуточно заботиться о Бруксе?
Моя челюсть падает.
Любой учитель знает, что никто не уходит от работы, которую любит, от школы, которую любит, от директора, который тебе нравится. Такого рода тройные выигрыши в этой отрасли редкость.
— Я, ээ... Я не знаю, что сказать, — говорю я. Мое горло сжимается, мне нужна вода и свежий воздух, или я упаду в обморок.
— О, дорогая, здесь не о чем говорить. Я уже все объяснила директору МакКлин. Ты же знаешь, что мы живем по соседству. Она очень хороший друг. Она сказала, что у нее есть кем заменить тебя до конца года, но ей придется расторгнуть с тобой договор. Так что ты не должна беспокоиться о возвращении на работу после Рождества или в следующем году. Ты можешь сосредоточиться исключительно на Бруксе, — Бренда улыбается, поглаживая его руку. — Он будет нуждаться в тебе, Деми — в твоем пристальном внимании.
Замечательно.
Просто замечательно.
— Я очень люблю свою работу, Бренда, — отвечаю я. — Вы не должны были делать этого. Я хочу вернуться. И мы не знаем, как долго по времени займет его восстановление. Не кажется ли вам, что это было немного преждевременным?
— Ерунда, — она отмахивается от меня рукой. — Как бы там ни было, ты бы бросила свою работу после свадьбы. Бруксу нужна женщина в доме, и в любом случае ты стоишь намного больше, чем эта ничтожная зарплата. Твое место в доме. Женщины Эбботт управляют хозяйством, и они вытирают сопливые носы только тем детям, которых родили сами.
Губы Бренды растягиваются в теплой улыбке, смягчая грубые слова. Я не могу понять, но мне все-таки интересно, понимает ли она, что делает, или это всего лишь притворство. Может быть, она одна из тех людей с расстройством личности, которые манипулируют всеми вокруг, и никто не замечает этого.
Все ее причуды, все ее отличительные особенности... Я всегда рассказывала о них, смеясь и шутя над ними.
Но это уже переходит все границы.
— Бренда, я действительно надеюсь, что вы ничего не сделали, — у меня щиплет уголки глаз. Я чувствую, как подступают слезы.
— Милая, почему ты так расстроена? Я думала, что делаю тебе услугу. Учителя теряют свои лицензии, расторгая договор. Таким образом, тебе не придется иметь дело с последствиями того, что ты ушла с работы, — говорит она. — Я всего лишь пыталась помочь.
Я в двух секундах от того, чтобы рассказать ей о кредитных картах, оформленных на мое имя, когда входит Дерек.
— Я не останусь надолго, — говорит он. — Просто хотел проявить свою поддержку и проверить, как там наш парень.
Бренда поднимается, раскрывая объятия, и обнимает моего брата.
— Я ценю то, что ты пришел, Дерек. Я уверяю, Брукс узнает о том, что ты был здесь.
Она говорит так, словно он очнется в любую минуту и жизнь вернется на круги своя.
Я молюсь Богу, чтобы он очнулся.
И надеюсь, что он сможет разговаривать, потому что ему придется очень многое объяснить.
Кроме того, я хочу свою работу обратно, прежде чем станет слишком поздно. Мне нужно вернуться на работу.
Когда Дерек уходит, Бренда указывает на стул, который раскладывается в маленькую кровать.
— Почему бы тебе не отдохнуть, дорогая? Я тебя разбужу, если будет какая-либо реакция. Я знаю, что ты ничего не хочешь пропустить, да и журналист из «Вестник Рикстон Фоллс» будет здесь утром, чтобы взять у нас интервью.
— О. Я ничего не знала об интервью. Что, если он не очнется к тому времени?
— Это обычное уточнение, — говорит она. — У Афтон очень большой интерес к истории Брукса.
Мне в это сложно поверить. Вопросы девушки были банальны и неоригинальны, и когда мы впервые встретились, она выглядела так, словно готова была помереть от скуки.
— О, хорошо, — я разворачиваю стул и делаю себе маленькую кровать. Не знаю, удастся ли мне поспать сегодня вечером, но я собираюсь попробовать.
Что-то подсказывает мне, что завтра будет длинный день.