Ройал
— Мона, открой, — я стою на крыльце и стучу по двери дома с провисшей крышей своей биологической матери. Насколько я помню, она всегда жила в этом аду, где гниют полы и не только.
Нас забрали от нее, когда я пошел в первый класс. Мисти была еще в пеленках. И достаточно иронично, когда случилось то дерьмо семь лет назад, Мона была единственной, кто оказался рядом со мной. Она пришла на суд и посещала меня в тюрьме.
Это единственная причина, почему я стою здесь, стуча в ее дверь и теряя время.
— Ройал? Это ты? — скрип входной двери сопровождается зловонием из кошачьей мочи и грязных ящиков для мусора. — Эй, детка, входи.
Я показываюсь ей. Мона в желтом платье с гавайскими цветами. Она ковыляет в гостиную, шлепается на диван всем своим весом в двести двадцать килограммов и поднимает пульт дистанционного управления, чтобы приостановить шоу.
— Не видела тебя довольно долгое время, сын, — говорит она. Мона улыбается с полным ртом жемчужно-белых зубов. Это новые. Должно быть, наконец, получила свои зубные протезы.
Я ненавижу, когда она называет меня сыном. Будто мы семья. Я имею в виду — мы семья только по крови, но где она была все эти годы, когда меня отправляли с одной приемной семьи в другую? Я убежден, что единственная причина, по которой она снова появилась в моей жизни — она смогла, наконец, полностью побороть свою зависимость и поняла, что осталась совсем одна.
У нее не было выбора, кроме как пытаться загладить свою вину.
И она поверила мне, когда я сказал ей, что невиновен. Или, по крайней мере, сказала, что поверила.
— Ты сказала Мисти, где я живу? — я стою посреди гостиной. Каждый раз, когда я засиживаюсь здесь, то выхожу с устойчивым запахом смерти в носу, от которого не могу избавиться на протяжении нескольких дней.
Мона морщит лицо и качает головой.
— Нет, детка, — говорит она. — Мисти знает, что меня лучше не спрашивать об этом.
— Она появилась у меня на пороге, — продолжаю я. — Хотела, чтобы я подобрал ее с улицы.
Мона закатывает глаза.
— Что она делает на улице? Рик ее выкинул?
— Она сказала, что Рик умер.
Маленький рот Моны открывается, и она поднимает пару пухлых пальцев к губам, как только я сообщаю трагическую новость.
— Твоя сестра возмутительна, — Мона утверждает то, что, мы оба знаем, является истиной. С Мисти у нее нет ничего общего, так как все пошло кувырком семь лет назад, но я думаю, что она хотела объединить нас в той или иной степени. Одна маленькая, счастливая семья.
Этого никогда не произойдет.
— Куда она пошла? — спрашивает Мона.
Я пожимаю плечами.
— Не знаю, мне все равно.
Она цокает своим языком, склонив голову и выдыхая. Мона достаточно громко дышит. Врачи хотят посадить ее на кислород, но она отказывается, пока это не станет абсолютной необходимостью.
— Возможно, настало время, когда нужно простить и забыть прошлое, Ройал, — хрипит она. — Как долго ты собираешься жить воспоминаниями о той ночи?
Я смотрю в ее глаза-бусинки, мои плечи вздымаются с каждым рваным вдохом. Тот факт, что у нее есть смелость предложить подобное, приводит меня в бешенство.
— Та ночь, — говорю я, — стоила мне всего. Я никогда это не забуду.
Я больше не могу здесь находиться.
Я двигаюсь к двери, но оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Мону еще один раз.
— Но я бы хотел, — говорю я.
— Детка, люди все время меняются. Вы двое молоды. Я не смогу всегда находиться рядом, и когда-нибудь, когда я уйду, все, что у вас будет — это только вы сами, — говорит она. — Я просто говорю, не отталкивай свою сестру из-за одной маленькой ошибки, которую она совершила в пятнадцать лет.
— Маленькой? — я выплевываю это слово в ее сторону. — Маленькой?
— Ты знаешь, что я имею в виду, Ройал.
С этими словами я ухожу. Я не доверяю себе, что не скажу ужасных и обидных слов, которых никогда не смогу взять обратно. Какого черта Мона читает мне лекции относительно семьи? Женщина, которая бросила своих детей в праздник, оставив им только консервы для кошек, и ушла в запой на четыре дня в казино. Женщина, у которой «Служба защиты детей» забрала детей, и она ни разу не попробовала их остановить.
Ей повезло, что я простил ее.
Но я никогда не прощу Мисти.
Никогда.