Ройал

Глава 39

Ройал

— Что ты здесь делаешь, Деми?

Любовь всей моей жизни стоит по другую сторону двери с пирогом в руке и нежной улыбкой на лице.

— Сюрприз, — улыбается она, пожимая плечами. — Я проведу День Благодарения с тобой. И твоей мамой.

Я отступаю в сторону, и Деми входит в мою квартиру и ставит пирог на кухонную стойку.

— Когда ты это решила? — я кладу руки ей на талию, притягивая в свои объятия.

— Прошлой ночью в машине по пути домой, — она медленно встает на носочки, чтобы встретить мой поцелуй.

Это убивает меня, но я знаю, что Деми не моя девушка. Мы не вместе. Она дает понять это совершенно ясно, когда я спрашиваю об этом.

Но она целует так, словно любит меня. Смотрит так, словно любит. И говорит, что любит меня.

Я могу отличить настоящую любовь от какой-то глупой формальности.

— Ты готова встретиться с Моной? — я ухмыляюсь. — Она — противоположность Блисс Роузвуд, чтобы ты знала. Она как твоя мать... но наоборот.

— Все в порядке, — говорит она. — Не все должны быть похожими на Блисс. Не все могут быть похожи на Блисс.

Я смотрю на Деми и ухмыляюсь, качая головой.

— Отлично. Дай мне надеть пальто. Пойдем, познакомлю тебя с Моной Локхарт.

Я не предупреждаю ее, пока мы едем туда. Я не говорю ей, что в доме Моны пахнет смертью, или что ей, вероятно, предстоит закончить приготовление почти всей еды, потому что Мона едва ли может пройти по комнате, не задыхаясь. Я не предупреждаю ее, что голос Моны сравним с чьим-то криком, или что иногда она решает не надевать вставные зубы, отчего ее губы складываются действительно странным способом. Я не предупреждаю, что Мона имеет тенденцию вводить людей в заблуждение своей откровенной честностью, и у нее нет понятия, что она делает это в половине случаев.

Я не предупреждаю Деми, потому что все это не имеет значения.

Мона — просто такая, какая есть.

Я стучу, затем открываю входную дверь и заглядываю внутрь.

— Привет, Мона, — зову я.

Сразу же в нос ударяет запах от ароматических свечей с черешней.

Ха. Должно быть, сегодня она убралась.

Это хороший знак.

— Проходи, детка, — откликается она. — Я на кухне.

Ха. Еще один хороший знак.

— Что ты делаешь? Я сказал тебе, что принесу обед.

Я остановился у продуктового магазина по дороге сюда, потратив почти сорок долларов в честь Дня Благодарения. Ветчина, рулеты, запеченный картофель и запеканка из зеленой фасоли за сорок баксов. И никакой посуды для мытья. Что может быть лучше этого?

— О, просто готовлю на скорую руку, — она стоит спиной к нам, склонившись над плитой. Ее трость прислонена к одному из шкафов.

— Мона, я хочу познакомить тебя с Деми, — говорю я.

Она поворачивается, открыв от удивления рот. У нее вставлены зубы, так что это приносит облегчение. Пальцами Мона касается своих тонких темных волос и заправляет за уши жесткие пряди, обрамляющие ее лицо, когда осматривает Деми с головы до ног.

— Мой, мой Ройал. Ты не говорил мне, что кого-то приведешь, — Мона выгибает бровь. Она не улыбается, но это ничего не значит. В этом вся она.

— Надеюсь, вы не возражаете? — Деми шагает вперед, предлагая свой тыквенный пирог, словно жертву. — Мы с Ройалом недавно воссоединились, и я хотела провести с ним праздник в этом году.

Мона щелкает языком и громко вздыхает. Она не берет пирог.

— Деми, говоришь? — спрашивает она, поворачиваясь ко мне. — Это та девушка Роузвуд, к которой ты сбегал?

Я усмехаюсь.

— Да, Мона. Это Деми Роузвуд. Ее семья была очень добра ко мне.

Теперь она злится.

— Да, пока не отвернулись от тебя.

Деми краснеет и опускает взгляд в пол.

Рискую предположить, что Мона немного ревнует к Деми, что я нахожу весьма веселым. Но это имеет смысл. Последние семь лет Мона уделяла мне все свое внимание. И она знает, как я люблю Деми.

Вздохнув, я беру пирог из рук Деми и ставлю его на прилавок вместе с сумками с едой. Мона полюбит Деми, когда узнает ее. Без сомнения.

— Какой пирог принесла? — спрашивает Мона, чмокая вставной челюстью.

— Тыквенный, мэм, — говорит Деми.

Мона вскидывает голову.

— Слава Богу. Если бы ты сказала с ревенем или чем-то похожим, я была бы вынуждена показать тебе на дверь.

Я поворачиваюсь к Деми и произношу губами: «Она шутит», и Деми отвечает: «Я знаю».

— Могу ли я чем-нибудь помочь вам? — Деми оставляет меня и подходит к Моне, кладя ей руку на спину. — Я была бы счастлива помочь. Я люблю готовить и готовлю много, в особенности в такие дни.

Мона смотрит на меня, потом на Деми, мгновение раздумывает, а затем берет свою трость.

— Конечно, — говорит Мона. — Приступай. Я досмотрю свои сериалы. Зовите, если вам что-нибудь понадобится.

Моя мать ковыляет обратно в гостиную, плюхаясь посреди изношенного дивана, и тратит пару минут, чтобы отдышаться. Она искоса смотрит на телевизор и переключает каналы, ударяя пультом об кофейный столик, когда у того застревают кнопки.

— Это твоя мама, да? — шепчет Деми с улыбкой.

— Биологическая мать, да, — медленно говорю я. — Это Мона.

— У тебя ее глаза.

— И больше ничего.

Мне сказали, что я похож на своего отца, но я не помню его. Когда я в последний раз видел его, мне было пять лет. Во всяком случае, так мне говорят. Он был шофером грузовика и умер от обширного инфаркта посреди перевозки груза из Нью-Йорка в Небраску.

Я открываю шкафы Моны в поисках чистых тарелок и ставлю их на стол, пока Деми внимательно рассматривает ситуацию на плите. Две кастрюли с какой-то смесью пузырятся и кипят, а таймер на микроволновой печи сигнализирует о том, что какое-то блюдо в духовке готово.

Как у Моны хватило сил приготовить все это, мне не понятно. В последнее время ей едва хватает сил воспользоваться микроволновой печью.

— О, Ройал, — кричит Мона, приглушая телевизор. — Накрой на четверых.

— Четверых? — я переспрашиваю, почесывая висок. — Кто еще придет?

Наши взгляды встречаются из разных концов дома, и я жду.

— Не ненавидь меня, — говорит она. — Но я пригласила Мисти.

Моя кровь достигает наивысшей точки кипения под кожей, и на минуту перед глазами все плывет. Все вокруг окрашено в темно-красное. Если бы Деми здесь не было, я бы сорвался. Я бы сразу вышел и больше сюда не вернулся.

Мона знает, как я отношусь к Мисти, и в течение последних семи лет я думал, что Мона тоже так считает.

Ей требуется вся энергия, чтобы подняться с дивана и прохромать через шаткий пол столовой обратно в шумную кухню.

— Это праздник, Ройал, — говорит она. — И Мисти только потеряла любовь всей своей жизни. Она бездомная. Она остановилась в приюте для женщин. И пытается завязать.

— Или так она говорит, — выплевываю я.

— Пора, — говорит Мона. — Пришло время прощать. Отпустить прошлое и двигаться вперед.

Деми стоит у плиты, спиной к нам. Она не вмешивается в разговора, но я уверен, что она очень заинтересована.

— Все будет хорошо, — говорит Мона. — В глубине души у Мисти доброе сердце. Ей просто нужно, чтобы мы ей напомнили об этом.

У Мисти нет чертового доброго сердца. На самом деле, я вполне уверен, что у нее нет сердца вообще. Никто с сердцем не сделал бы и половину того дерьма, которое совершила она. Кто-то с сердцем способен испытывать угрызения совести. Вину. Стыд.

Мисти ничего не чувствует.

Меня трясет, и я сжимаю ладони в кулаки. Я постараюсь изо всех сил оставаться спокойным сегодня, но только ради Деми. Она пожертвовала своим Днем Благодарения с Роузвудами не ради шоу локхартского дерьма.

Как только еда разложена, стаканы наполнены и места заняты, холодный поток воздуха и тихий щелчок закрывающейся передней двери сообщает о приходе демона из ада.

Волосы Мисти, недавно выкрашенные в платиновый блонд, на первый взгляд вымыты и стянуты в низкий хвост. Толстый слой косметики скрывает струпья от метамфетамина вокруг ее рта, и она одета в достаточное количество одежды, чтобы скрыть свое слишком худое тело.

Однако глаза у нее ярче. И она менее беспокойна.

— Привет, мама. Счастливого Дня Благодарения, — Мисти обнимает Мону, и я молча ненавижу то, что она называет ее мамой. Но я знаю, что это неправда. Мона никогда не была для нас матерью.

Не говоря уже о том, что Мисти может так легко забыть прошлое, отчего глубоко во мне вспыхивает огонь, и мне на секунду приходится отвести взгляд, чтобы собраться с мыслями.

Деми садится на стул рядом со мной и под столом берет меня за руку. Она ничего не говорит, но явно замечает мой дискомфорт. Я мог упомянуть Мисти при Деми раз или два в прошлом, но только вкратце. Мы всегда росли в разных детских домах, но, несмотря на то, что Мисти была на четыре года младше, я всегда чувствовал себя более защищенным, чем она. Она была единственным настоящим членом семьи, которая у меня была. Мы были в одной лодке. Как ее старший брат, это была моя работа — прибегать, когда ей было что-то нужно.

Но ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

— Привет, Мисти. Я Деми, — Деми протягивает руку через стол и улыбается, пожимая Мисти руку с сухой, потрескавшейся кожей.

— Ты девушка Ройала? — спрашивает Мисти. Она до сих пор не осмеливается посмотреть на меня, с тех пор как вошла.

— Мы старые друзья, — отвечает Деми. — Мы знали друг друга много лет.

— Ах, — Мисти быстро смотрит на меня, а затем возвращает свой взгляд к Деми. Она хорошо знает, что ее ложь стоила мне Деми, но, зная Мисти, она, вероятно, сейчас чувствует себя менее виноватой, когда видит нас вместе. Так она думает. Она постоянно оправдывает свои гребаные поступки, поэтому ей не нужно чувствовать вину, боль или страдания.

— Хорошо, что ты здесь, Мисти, — Мона улыбается моей сестре. — Как проходит лечение «Метадоном»? (Прим.: «Метадон» — это синтетический опиат, если принимать его один раз в день, внутрь, в умеренных количествах, он может уменьшить тягу и сократить длительность ломки героинозависимого наркомана до 24 часов).

— Бывают хорошие дни и плохие, — Мисти пожимает плечами и принимается за еду, нагружая свою тарелку таким большим количеством пищи, которая вряд ли поместится в желудке человека ее размера. Она ведет себя так, как будто не ела уже несколько дней. — Восемь дней я чиста.

— Ну, это здорово, — говорит Мона. — Так держать, Мисти. Я горжусь тобой.

Мама не понимает, кто такие наркоманы. Для нее наибольшие пороки — это еда и игровые автоматы. Мисти солжет и скажет всем, что они хотят услышать. Меня совсем не удивило бы, если бы Мисти приняла дозу, прежде чем запрыгнуть в автобус, чтобы приехать сюда.

Мы заканчиваем с нашей едой в молчании, Деми старается изо всех сил поговорить с Моной и Мисти. А я? Я даже не пытаюсь. Я даже не чувствую вкус еды, которую кладу в рот. Это все, что я могу сделать, чтобы не смотреть на часы над холодильником.

Минуты утекают, и каждая медленнее, чем предыдущая.

Как только мы заканчиваем есть, Деми нарезает и подает пирог, а после начинает чистить кухню. Мона не останавливает ее, не говорит, что ей не нужно это делать, и Мисти не предлагает помощь.

Я встаю из-за стола и наполняю раковину теплой мыльной водой. Бок о бок мы моем посуду в тишине. Когда мы заканчиваем, кухня выглядит лучше, чем когда-либо. Столешницы сверкают, раковина сияет, и вся посуда и утварь лежит на своих законных местах.

Деми — дочь своей матери.

— Наверное, нам следует уйти, — объявляю я, когда мы заканчиваем.

Мона и Мисти прекращают болтовню и смотрят на меня.

— Но ты всего пару часов здесь, — протестует Мона, нахмурив брови. Если она ожидает, что я проведу еще хоть минуту в обществе этой светловолосой язычницы, то у нее проблемы.

Я пришел сюда, чтобы Моне не пришлось сидеть одной.

И она предала меня, пригласив последнего из людей на земном шаре, с которым я когда-либо хотел бы провести этот день.

— Деми нужно вернуться в Рикстон Фоллс, — лгу я.

Она кивает.

— Хорошо, хорошо, — Мона стонет, из нее вырывается хриплое и тяжелое дыхание. — Спасибо за пирог, Деми. И рада была тебя видеть, Ройал.

Мисти ничего не говорит, она просто сидит и дрожит, как будто спускается с какого-то подъема или напугана мной. Возможно, оба варианта.

Как только мы садимся в мою машину, Деми включает обогреватель и дует в свои руки. Мы с минуту сидим, давая двигателю прогреться, и я смотрю вперед на приборную панель.

— Ты в порядке? — спрашивает Деми. — Это было... интенсивно.

— Не ожидал увидеть Мисти сегодня, — я дергаю рычаг коробки передач. — Мона знает, что я к ней чувствую.

Я краем глаза наблюдаю за Деми. Она кусает губу, изучая меня, и ее тело наклоняется ближе ко мне. Положив руку мне на колено, она прокладывает путь к моей руке и сжимает ее.

— Я никогда не видела, чтобы ты на кого-то так смотрел, — говорит она.

— Как?

— С такой... ненавистью в глазах.

Я киваю. Я не уверен, что Деми хочет, чтобы я сказал, но я не собираюсь отрицать тот факт, что ненавижу свою сестру. Я ненавижу то, что она сделала. Ненавижу то, что она делает. И ненавижу все, что связано с ее эгоистичным, уродливым маленьким сердцем.

— Мне нужно заправить машину, — говорю я, меняя тему.

Мы доезжаем до небольшой заправки «Коноко» на углу главной улицы Глиддена. (Прим.: ConocoPhillips — американская нефтяная компания). Это одно из немногих мест, которое открыто сегодня, и оно переполнено. Автомобили прибывают, безумные мужья выбегают с галлонами молока и картонными коробками яиц, путешественники заправляют свои мини-фургоны, а усталые малыши бьются в истерике, когда их родители меняют DVD на старые развлекательные системы.

Я паркуюсь перед освободившейся колонкой, и Деми хватает свою сумку.

— Я куплю нам немного вина на сегодня, — она указывает внутрь и подмигивает, чем мгновенно посылает импульс к моему члену.

Я заполняю свой измученный жаждой автомобиль и стискиваю зубы, когда понимаю, что аппарат для кредитных карт не работает. Мне приходится зайти внутрь, чтобы заплатить, но перед кассой стоит очередь из десяти человек.

Думаю, у меня нет выбора.

Все, что я хочу сделать, это вернуться на свое место и провести несколько часов с Деми. Она — единственная изюминка этого дерьмового дня, и она такая чертовски великолепная, что я хочу съесть ее с ног до головы.

Она должна лежать голой в моей постели, ее соблазнительные ножки должны быть обернуты вокруг моей талии, а ногти должны вонзаться в мою задницу, когда я буду хоронить свой член глубоко в этой прекрасной киске всю ночь напролет.

Стоя снаружи, я вижу ее голову, когда она просматривает изысканный выбор вина на заправочной станции. Вытаскивая из кармана свой кошелек, я направляюсь внутрь и встаю в очередь.

— О, эй, — говорит она, когда видит меня. Я беру бутылку из ее рук.

— Можешь идти, если хочешь, — я киваю на машину.

Очередь становится короче, когда вторая касса начинает работать. Еще пара человек, и я следующий.

Мой член пульсирует, когда я думаю о том, что мы будем делать через минут пятнадцать.

— Ладно, увидимся, — Деми целует меня в щеку и колокольчики на двери звенят, когда она выходит.

Но потом мои внутренности скручивает в узел. По причинам, которые я никогда не мог предвидеть.

Еще два человека впереди меня, но я вытаскиваю пятьдесят долларов из своего кошелька и шлепаю ними по прилавку, говоря кассиру, чтобы он оставил себе сдачу.

Мне нужно выйти на улицу.

Сейчас же.