Деми
Я вливаю в себя четвертую полную стопку дешевой водки, запивая горьким апельсиновым соком. Алкоголь еще даже не успевает попасть в кровь, а меня уже тошнит. Я «винная» девочка, но сегодня мне нужно что-то покрепче и побыстрее. Быстрое излечение моих ран.
Алкоголь, как ракетное топливо, нагревает меня изнутри и разжигает вены.
Черт. Я знала, что это будет быстро, но не настолько.
Удовлетворенная, я поднимаюсь наверх и переодеваюсь в старую футболку и пижамные штаны из хлопка со смешными маленькими розовыми сердечками, затем ложусь в свою постель для отупляющего просмотра телевизора. Я не могу уснуть в тишине, потому что мои собственные мысли мешают мне. Тупой закадровый смех должен помочь.
Тепло распространяется от головы к шее и бежит дальше вниз к рукам и ногам.
Мое тело расслабляется в первый раз за несколько дней.
Простыни из джерси (Примеч.: Трикотажная ткань петельного переплетения из волокон самого различного типа), которыми застелена кровать, холодные. В это время года я обычно настаивала, чтобы мы меняли простынь на фланелевую, но Брукс всегда предпочитал спать голым, а простыни из джерси давали ощущение, будто засыпаешь в старой футболке. Я никогда не спорила, потому что мама всегда учила меня, как правильно выигрывать небольшие сражения.
Я колеблюсь, прежде чем провести рукой по той стороне кровати, где обычно спал Брукс. Три дня назад все шло согласно плану, навстречу к нашему совместному будущему мужа и жены.
В конце прошлой недели Брукс пришел домой с тортом-мороженым из печенья без всякой на то причины, кроме того факта, что я упоминала накануне, что получила купон в мой любимый магазин в Глиддене. Я и не думала, что хотела торт-мороженое, пока не получила его.
Четыре дня назад, утром, Брукс сделал мне белково-банановый коктейль, пока я собиралась на работу, потому что знал о том, что мой фен сломался, и я опаздываю, не успевая позавтракать.
Как он мог быть таким милым, а потом передумать быть со мной?
Я лежу в постели и думаю: неужели все было на самом деле так плохо? Я знаю целую кучу неприглядных поступков Брукса, которые он сделал в течение года, и они спрятаны в глубине моего сознания, готовые к тому, чтобы рассказать о них в нужный момент.
Но сейчас я не могу вспомнить ни одного.
Это забавно. Потому что когда кто-то внезапно уходит из вашей жизни, вы помните только хорошее.
Страх или чувство вины, а может, угроза «всевидящего ока», наблюдающего за каждым моим шагом, не дает мне сосредоточиться на плохом.
Если я буду сидеть здесь достаточно долго, то, вероятно, припомню все те времена, когда Брукс приходил домой поздно с работы, не так часто звонил, и как настоял на контроле за нашими финансами, будто я какая-то домохозяйка 50-х годов. Как его одежда занимала три четверти нашего гардероба. Что он привык вести себя как избалованный ребенок, потому что так его воспитали. Его склонности к претенциозности, например, когда Брукс вызвался добровольцем в благотворительную столовою, а сам был одет с головы до ног в «Армани», надушенный одеколоном за двести долларов.
Но если я буду думать об этом вещах слишком много, а Брукс покинет этот мир, я никогда не прощу себя.
Он не совершенен, как и я.
И сейчас не время для осуждения.
Я переворачиваю подушку прохладной стороной и натягиваю одеяло до подбородка. Ощущение искусственной безопасности поглощает меня. Я становлюсь сильнее с каждой минутой. С каждой секундой мои мысли успокаиваются, а тело расслабляется. Это временно, но пока мне этого достаточно.
Мои веки закрываются, но я борюсь изо всех сил, чтобы не заснуть и досмотреть последние пять минут передачи с этим красавчиком, берущим поздно ночью интервью у знаменитостей, но это неравный бой. Все темнеет вокруг, погружая меня в мир пустоты и спокойствия.
Дин-дон.
Сердце подпрыгивает к горлу, возвращая меня к жизни. Никто не звонит в мою дверь так поздно ночью.
Брукс.
Я знаю, что это. Я чувствую это. Кто-то пришел, чтобы сказать мне, что он ушел. Мой желудок сжимается.
Тук, тук, тук.
Я хватаю халат с двери ванной и, держась за стену, иду к лестнице, спотыкаясь. Пол под ногами качается и извивается. Все вокруг меня кружится. Это чудо, что я подхожу к входной двери, не заблевав все вокруг.
Вот, что получается, когда пьешь на голодный желудок.
Взявшись за дверную ручку, я делаю глубокий вдох и приготавливаюсь к тому, что сейчас произойдет. Мой организм готов к урагану, все мышцы напряжены до боли. Я могу подготовиться к дурным новостям внешне, но понятия не имею, как с ними справится внутри. Но оказывается, что даже самое дешевое спиртное в мире не может подготовить меня к тому, что я вижу по ту сторону двери.
Содержание моего желудка попадает в водоворот, и на этот раз это не вина алкоголя.
— Ройал, — впервые за многие годы я вслух произношу его имя.
Он откашливается и прищуривает такие знакомые неистовые глаза.
— Деми.
У меня галлюцинация.
Это не реально.
Видимо, это спиртное так влияет на мой мозг, вызывая какой-то гипнотический сон.
От головокружения я почти валюсь с ног, поэтому прислоняюсь к двери, складывая руки на груди, чтобы справиться с инстинктивным желанием убрать грязные пряди немытых волос, свисающих на лицо.
Мне ненавистно то, как хорошо он выглядит: его плечи шире, чем я помню, лицо мужественнее, на подбородке виднеется темная щетина, а ямочки на щеках стали глубже, чем когда-либо. Темные волосы сбриты по бокам, а сверху длинные. Он выглядит чертовски сексуально. Но при этом лицо Ройала уставшее и задумчивое, словно ему плевать на то, как он выглядит или есть дела поважнее. Я не знаю, хочу ли знать, что его заботит.
— Что ты здесь делаешь? — мой голос еле слышен. Я делаю глубокий вздох. — Как ты узнал, где я живу?
Понимаю, мой второй вопрос звучит дебильно, но я с трудом могу думать, когда он стоит рядом и смотрит на меня. Ройал сохраняет хладнокровие. Я вглядываюсь в его глаза, пытаясь найти там ответы.
Мои ладони становятся влажными, а лоб покрывается холодным потом. Мне нужен свежий воздух, но я не могу сдвинуться, я словно парализована. Как он может просто стоять тут, как будто мы только вчера видели друг друга?
Я пораженно смотрю на него. Мне кажется, я скучала по нему больше, чем он по мне. Вот так, увидев меня, Ройал не беспокоится, не возбужден и не нервничает.
— Могу я войти? — он смотрит мимо моего правого плеча. Если Ройал выяснял этот адрес, то знает, что это дом Брукса. Я не владелец здесь. Может быть, он ищет Брукса? Он должен знать, что Брукс живет здесь.
Но это не имеет значения. Он не войдет.
Ройал Локхарт не может бросить меня, а затем явится, будто мы старые добрые друзья.
Ни сейчас, ни когда-либо еще.
— Нет, — я делаю шаг назад, взявшись за дверную ручку, готовая захлопнуть дверь перед его лицом. Но Ройал кладет руку, чтобы остановить меня, чем еще больше злит. Ему повезло, что я не буду высказывать все то, что о нем думаю.
Но я бы так и сделала, если бы мои мысли не неслись со скоростью тысячу километров в час. Я не могу сосредоточиться ни на одной из них. Они несутся в разные стороны. И в ту сторону. И в эту. Прошлое и настоящее так тесно переплелись, что запутались в круговороте, перегоняя друг друга.
Я хочу ударить его.
И хочу поцеловать.
Я хочу ударить и пнуть его, и одновременно хочу, чтобы он взял меня своими большими, сильными руками и обнял так крепко, пока я не успокоюсь. Хочу чувствовать его щетину на подбородке, как он целует мой лоб, и хочу почувствовать его теплое дыхание, когда он обнимает меня, потому что мне кажется — это единственное, что докажет мне, что Ройал на самом деле по-настоящему стоит тут.
Может быть, это адреналин смешался с алкоголем, но на минуту все становится четким и я хватаюсь мертвой хваткой за дверную ручку, желая захлопнуть дверь перед его носом.
Ройал изучает меня. Его грудь поднимается и опускается, губы плотно сжаты, выражение лица почти сочувствующее. Запах одеколона плывет через дверной проем, и я не узнаю его. Он пахнет по-другому, и я злюсь на него за это. Наверное, какая-нибудь бывшая девушка выбрала этот одеколон.
И она, вероятно, красивая, потому что мужчины, которые выглядят как Ройал, могут иметь любую девушку, какую только захотят. Держу пари, что дома она носит штаны для йоги «Лулулемон» (Примеч.: Lululemon — марка женской спортивной одежды), и ее пучок волос на голове всегда совершенен. И когда он идет за покупками в торговый центр, то берет ее с собой, она держит его за руку и улыбается, потому что она и есть аксессуар с ее идеальным стильным нарядом рядом с таким мужчиной, о котором большинство других женщин могут только мечтать.
В следующий раз в «Нейман» (Примеч.: Neiman Marcus Group — сеть дорогих универсальных магазинов одноименной компании) я не буду проходить мимо парфюмерных отделов и обрызгивать свои запястья его старым одеколоном по сто раз. Словно сумасшедшая.
Ройал выглядит по-другому, пахнет по-другому. Несмотря на его оскорбительно хороший внешний вид, он не вписывается в образ того молодого человека, в которого я влюбилась, будучи подростком. Он взрослее. Его лицо стало мужественнее, появились морщинки в уголках мудрых глаз.
Печальных глаз.
Или, может быть, так он реагирует на то, как жалко сейчас выгляжу я — едва ли в состоянии стоять, уставшая и непричесанная.
— Я не знаю тебя, — выдавливаю я. — Ты мне чужой.
И с грохотом захлопываю дверь. Громче, чем хотела. Я запираю засов, нажимаю кнопку блокировки на ручке и прижимаю ухо к двери, ожидая и прислушиваясь к шуму шагов на заснеженном крыльце.
Семь лет привело меня к этому.
К лицу, прижатому к двери.
Тысячу раз я представляла себе этот момент. Это должно было быть грандиозно. Я более уверенная, красивая и успешная. Он же выглядел бы ужасно. Я сильная, а он стоял бы, поджав хвост. Я наконец-то чувствую, что лучше него. В моих грезах, я двигалась дальше раз и навсегда, не давая Ройалу Локхарту второго шанса.
На самом же деле сейчас я сползаю вниз по двери и рассыпаюсь на мелкие кусочки на полу, пряча лицо в ладонях.
Но я не плачу. Я слишком устала.
— Деми, — через деревянную дверь слышится голос Ройала. Даже его голос звучит по-другому.
Наверное, я не должна ожидать, что голос двадцати шестилетнего мужчины будет звучать как у девятнадцатилетнего парня, это глупо.
— Убирайся.
— Мне надо поговорить с тобой.
Начиная злиться, я выбрасываю руки в воздух, угрожая невидимой аудитории.
— Что ты хочешь сейчас? Спустя все это время? — кричу я.
Несмотря ни на что, я хочу знать, зачем он пришел сюда.
Почему сейчас?
После семи лет молчания.
Он не заслуживает ни минуты моего времени, но я хочу знать ответы.
— Впусти меня, — говорит Ройал. — Ты нуждаешься во мне сейчас. Хочешь ты этого или нет.
В ответ я закатываю глаза, наверное, к затылку. Он не знает, что, черт возьми, мне нужно. И как он смеет требовать впустить его?
— Мы незнакомцы. Ты больше не знаешь меня, — я горжусь тем, что мой голос звучит сдержанно. Я поднимаюсь с холодного пола. — И ты ни черта не знаешь о том, что мне нужно.
— Я слышал о Бруксе.
Я спотыкаюсь и делаю два шага назад, чтобы не броситься к двери.
Что. За. Хрень?
Не колеблясь, я открываю дверь и левой рукой упираюсь в бедро.
— Ты что, преследуешь меня?
Он пожимает плечами.
— На самом деле, нет. Читал об этом в новостях. Твое имя было упомянуто.
Я скептически усмехаюсь и кладу руку на дверной проем.
— Посмотрите-ка. Для меня большая честь, что вы, мистер Ройал Локхарт, проделали весь этот путь сюда из места где, черт возьми, прятались, чтобы прийти и спасти меня, но на самом деле ваши услуги не нужны. Я жила последние семь лет без тебя. И уверена, что выживу и следующие.
Я опять хочу захлопнуть дверь перед его носом, но чувствую, что это не произведет должного эффекта снова.
Вместо этого, вздернув брови, я поднимаюсь на носочки и смотрю через плечо Ройала. Мой взгляд натыкается на раритетный «Челленджер», припаркованный через дорогу. Окна тонированы настолько, что сквозь них ничего не видно. Совершенно черная гоночная машина с двумя белыми полосками, которая отчаянно нуждается в покраске, но по-прежнему источает сексуальный магнетизм.
Я узнаю этот автомобиль.
Вы не пропустите что-то подобное в окрестностях. Брукс всегда комментировал такие автомобили, говоря, что из-за таких машин наши улицы выглядят ужасно. Он хотел пожаловаться местным властям, но я его отговорила. Мы всегда думали, что эта машина принадлежит старшему сыну нашего соседа через улицу.
— Это твоя? — спрашиваю я, нахмурив брови.
Ройал поворачивается, чтобы взглянуть на «Додж» — единственный припаркованный автомобиль на улице, и смотрит на меня.
— Ты преследовал меня! — восклицаю я.
Он поднимает руку к лицу, пытаясь скрыть улыбку, как будто мое обвинение какая-то шутка.
— Нет, не преследовал…
Дрожь сотрясает мое тело, эмоции вырываются на поверхность.
Я не могу остановить их, даже если бы и пыталась.
Все эти годы я оплакивала этого человека, скучала по нему, любила его, ненавидела. Я была готова отдать все, лишь бы узнать, что с ним случилось.
И все это время он следил за мной.
Ройал был молчаливой частью моей жизни, и я даже не имела ни малейшего представления об этом.
— Я ненавижу тебя, — выдыхаю эти слова, выходящие из глубины моего темного сознания. И судя по тому, как меняется выражение лица Ройала, он слышит мое заявление громко и четко. Я обхватываю свое тело руками, пытаясь защититься от ветра. Мои губы покалывает, лицо немеет. Снаружи тридцать градусов мороза, а я стою в дверях в одном тонком халате.
В моем животе целый ураган.
Желчь поднимается и поднимается, отчаянно ища выход, и я не успеваю ничего предпринять, когда содержимое моего желудка выходит наружу.
Меня тошнит прямо на его обувь.
Апельсиновый сок и водка окрашивают его серые кроссовки.