Деми
Я просыпаюсь под звуки аппарата искусственной вентиляции легких, который помогает Бруксу совершать каждый вдох. Бренда уснула в кресле с другой стороны. Я потираю шею, пытаясь облегчить пронизывающую боль.
Глаза Брукса закрыты. Он не двигается. Он еще не очнулся.
Медсестра двигается по комнате, когда видит, что я проснулась.
— Никаких изменений, — шепчет она.
Я киваю и собираю свои вещи. Хочу выйти и поговорить со своей семьей, так как здесь звонить нельзя. Кроме того, я не хочу будить Бренду.
Я выхожу с палаты и нахожу тихий уголок в комнате ожидания, сочиняя текст и размещая его на созданной кем-то странице в «Фейсбук». На этой чертовой странице двадцать тысяч подписчиков. Это в два раза больше населения Рикстон Фоллс. Безумие, как быстро распространяются слухи.
Как только я публикую свой пост, на экране выводится маленькое красное уведомление. Двоим понравился пост в течение нескольких секунд. Потом шести. Четырнадцати. Пять комментариев. Потом восемь. Потом одиннадцать. Тридцать шесть лайков. Пятьдесят четыре. Двадцать комментариев.
И это не предел.
Я закрываю приложение и прячу свой телефон в карман. Я не могу ответить на них.
— Деми?
Я смотрю через комнату и вижу Афтон, репортершу из «Вестник Рикстон Фоллс», которая приближается ко мне. Сегодня она одета по-простому. В узкие джинсы и белую блузку. Ее бежевое пальто расстегнуто, а светлые волосы стянуты в низкий пучок. Золотые с аметистом серьги свисают с ее ушей.
Смотря на Афтон, я осознаю, что выгляжу так, словно только что выкатилась из постели.
— Привет, Афтон, — я стараюсь не скрывать свое разочарование от ее выбора времени для встречи. Мои волосы в беспорядке и дыхание не свежее, и я точно не в настроении, чтобы отвечать на ее тупые вопросы.
— Бренда говорила вам, что я должна была прийти сегодня?
— Да. Она не сказала в какое время.
Афтон теребит черный шнурок на шее, на котором висит пропуск.
— Я приехала в этот район чуть раньше, чем обычно.
— Вы не из Рикстон Фоллс?
— Нет, — говорит она. — Брукс... Он не очнулся, не так ли?
Ее глаза смягчаются, и я вижу надежду в этом взгляде. Она не ведет себя как профессиональный журналист. Она говорит со мной, будто мы пара старых друзей.
— Откуда вы, Афтон? — спрашиваю я.
— Извините?
— Вы сказали, что не из Рикстон Фоллс, — я массирую заднюю часть шеи, где болит. — Откуда вы?
На ее бледных щеках расцветает розовый цвет, и это вовсе не от румян.
— Маленький городок к северу отсюда, — говорит она. — Вы, вероятно, никогда не слышали о нем.
— Удивите меня.
— Глидден, — говорит она и опускает взгляд на мое кольцо. — Когда-нибудь слышали о нем?
Я чувствую, как цвет сходит с моего лица, когда смотрю в ее глаза.
Все это может быть совпадением.
Очень большим, огромным, странным совпадением.
— Да, слышала. Почему бы не глянуть, вдруг Бренда проснулась? — я указываю на коридор. Ни одна часть меня не хочет стоять здесь и представлять миленькую Афтон с моим бывшим женихом, потому что это именно то, что я буду делать — гадать, является ли она той тайной женщиной или нет. — Я уверена, что она хотела бы поделиться с вами несколькими цитатами для будущей статьи.
Прежде чем у нее появляется шанс возразить, я поворачиваюсь на каблуках и бегу в палату Брукса.
Только я не была готова войти и увидеть, как он сидит.
Его глаза открыты.
Он очнулся.
Воздух уходит из моих легких, и я прижимаю ладони ко рту.
— Б-Брукс, — говорю я.
Бренда поворачивается лицом ко мне, слезы стоят в ее глазах. Ее улыбка замирает на мгновение. Она разочарована во мне, что в момент, когда он открыл глаза, я не была с ним рядом.
— Я… я выходила, чтобы сделать несколько телефонных звонков, — говорю я, усаживаясь рядом с ним, подобно послушной невесте, которой Бренда меня считает.
Медсестра Брукса носится по комнате в возбужденном исступлении. Она информирует доктора через больничный домофон. Проходящие мимо медсестры заглядывают в палату, улыбаясь.
Весь этаж празднует.
Бренда берет его руки и подносит к своим губам.
Взгляд Брукса перемещается ко мне.
И мне интересно, помнит ли он.
И если помнит, я задаюсь вопросом, знает ли он, что я знаю.
Я не знаю, достаточно ли он соображает, но если есть хоть какая-то часть от него прежнего, то он понимает, что прямо сейчас я не совсем в себе.
Я вкладываю руку в его и улыбаюсь.
Сейчас не время.
— Бренда, репортер с «Вестника» находится в комнате ожидания, — шепчу я через Брукса. — Она хотела бы услышать пару слов для своей статьи.
— Ну, ей придется подождать, — Бренда потирает рукой колено своего сына. — У меня есть более важные дела прямо сейчас.
В палату забегают два врача, и я пячусь к окну.
— Брукс, я доктор Сандерсон, а это доктор Мосли, — говорит седовласый врач. — Вы помните свое имя, Брукс? Если да, моргните один раз, если нет — два раза.
Все взгляды устремлены на Брукса.
И тогда он начинает моргать. Один раз.
— Отлично, отлично, — говорит доктор. — Можете ли вы сжать для меня кулак? Хорошо, хорошо. Можете ли вы поднять большой палец вверх? Отлично. Теперь следуйте взглядом за кончиком ручки. Я хочу, чтобы вы отследили движение. Отлично.
Бренда прикрывает рот руками, улыбаясь. Она плачет. Она выглядит так, словно находится в двух секундах от взрыва.
И я ей завидую.
Я хочу быть счастливой в этот момент. Хочу праздновать и смеяться, плакать и целовать его руки, говорить с ним.
Но мой образ о нем разрушен. Сломан и не подлежит ремонту.
Врачи удаляют трубки изо рта, и первое слово, которое он произносит: «Вода».
Все смеются, как будто это весело.
Доктор Сандерсон поворачивается к Бренде и поднимает ей большой палец вверх. Это первый раз за всю неделю, когда я вижу его улыбку. Предполагаю, что ради таких моментов он и живет, по крайней мере, в профессиональном смысле.
Остальная часть дня не будет посвящена слезливым поздравлениям для Брукса. Мы не будем сидеть и сплетничать здесь. Остальная часть дня будет предоставлена докторам. Для испытаний и процедур. Для тестов и оценок.
Они толкают меня, все они роются и топчутся вокруг его кровати. Все больше людей в халатах мечутся по комнате. Планшеты. Ручки. Смех. Вопросы. С каждым новым лицом я продвигаюсь ближе к двери.
Я не смею их прерывать. То, что они делают — важно. Я машу Бренде, и она машет рукой в ответ, а потом поворачивается к своему сыну. Я ловлю намек и ухожу.
К тому времени, как я прихожу в зал ожидания, Афтон бросает последний взгляд на журнал и встает на ноги. Ее брови приподняты.
Я останавливаюсь, делаю глубокий вдох и говорю ей:
— Он очнулся.
Она сжимает руки. Может быть, она в восторге от новой детали для ее статьи. Может быть, она одна из тысячи людей в этом городе следит за его историей, потому что та влияет на нее гораздо больше. Или, может быть, она рада, потому что человек, которого она любит, не умер, в конце концов.
Я не знаю.
И я не хочу быть здесь, чтобы выяснять это.
Я пробегаю через автоматические двери и приветствую холодный ветер, ласкающий мою кожу, и направляюсь на стоянку. Я вернусь позже, когда ажиотаж утихнет. Я сыграю свою роль и буду там для него, несмотря на то, что он по-крупному меня обманул.
Но сейчас я не могу находиться здесь.
Я не хочу идти домой. И не хочу видеть Далилу или своих родителей.
Я не совсем уверена, чего мне хочется прямо сейчас.
Садясь в свою машину, я включаю радио. Песня, которая начинает играть, напоминает мне о танцах в старшей школе, о вечерах около костра и о Ройале.
Я воспринимаю это как знак.