Русалка

Глава 10

Прошла неделя. Последние гости успели разъехаться, и в поместье стало непривычно тихо. Уставшие лакеи, горничные и дворовые крепостные выгребали остатки былого пиршества и мечтали об отдыхе, тайно вздыхая и вспоминая тихие деньки, когда молодые хозяева наведывались в деревню раз в полугодие. А тут зачастили, да ещё и свадебку закатили! Славно то, что вскоре хозяева разъедутся кто куда, и они снова заживут привычной жизнью.

Ирина наблюдала за жизнью в доме Ракотиных и тихо вздыхала. Вот кем, а хозяйкой она себя не чувствовала. Прислуга украдкой посматривала на неё, ожидая распоряжений, но Ирина прятала глаза, и за свою нерешительность ей было вдвойне стыдно. Так продолжалось до тех пор, пока она как-то не зашла в отведенную ей спальню и не увидела, что сундуки с её вещами распахнуты и вокруг них хлопочут горничные. Ирина застыла в дверях.

— Что здесь происходит? — её голос прозвучал приглушенно.

Девушки не ожидали её появления и вздрогнули, одна от неожиданности выронила из рук батистовое желтое платье, но тотчас спохватилась и быстренько подняла его с пола.

— Так барин приказал вещи упаковывать, вы в столицу отбываете…, - нерешительно ответила светловолосая горничная, которую, кажется, звали Наташей. У Ракотиных был целый штат прислуги, и Ирина ещё не всех знала по имени.

То, что она услышала, ей совсем не понравилось, и она недоверчиво спросила:

— Где сейчас находится Петр Сергеевич?

— В гостиной давеча был….

Ирина кивнула, развернулась на каблуках и проследовала в сторону гостиной.

Горничные переглянулись между собой, но промолчали. Не их ума, что происходит между хозяевами, а сплетничать и обсуждать не приучены, старый барин, Давыд Георгиевич, упокой Господи его душу, больно серчал, когда замечал за крепостными и слугами пустую болтовню.

В гостиной Петр находился один. Он стоял у окна, заложив руки за спину, и думал о чем-то своем. Ирина нерешительно замерла в дверном проеме. С той злополучной брачной ночи, когда она повела себя, по меньшей мере, не разумно, они не обмолвились ни словом. Супруги не спешили уединиться и продолжить нелицеприятное для обоих общение.

Некоторое время Ирина стояла молча, ничем не обнаруживая своего присутствия, а потом негромко спросила:

— Можно?

Петр обернулся, и его глаза холодно прищурились, когда он увидел, кто именно нарушил его одиночество.

— Конечно. Хочешь побыть в гостиной одна? — он сделал шаг в направлении двери, собираясь покинуть комнату. Ему претила мысль, что его общество этой молодой барышни не приятно.

— Нет! — Ирина поспешила его остановить. — Напротив, мне бы хотелось поговорить с вами.

— Да неужели? — Петр не скрывал сарказма. — И о чем же мы с тобой будем беседовать, милая супруга? О погоде? О лошадях? Об урожае? Ах, я, кажется, понял! Надо же какой промах с моей стороны! Ты стеснена в средствах? Так назови сумму и тотчас её получишь! Я же обещаю, что впредь этот вопрос не встанет между нами, и тебе не придется обращаться ко мне по такому пустяку.

Ирина покраснела и покачала головой.

— Не будьте ко мне столь жестоки, Петр. Вы несправедливы….

— Я несправедлив? Хорошо, будь по-твоему. Если ты пришла сюда не для того, чтобы обсудить финансовые вопросы, тогда что?

— Я только что узнала, что ты приказал упаковать мои вещи, и что мы отбываем в Петербург. Для меня это было полной неожиданностью, — Ирина сама не заметила, как тоже перешла на «ты», тем самым пересекла невидимую черту, и признала Петра «своим». Для неё сей факт потом окажется полнейшим сюрпризом.

А вот Петр сразу обратил внимание на переход, как от него не укрылось и заламывание маленьких нежных рук девушки. Да она нервничает! Подобное открытие для мужчины было новым. За весь период их неприглядного общения он ни разу не замечал, чтобы Ирина в его присутствии нервничала. Злилась — да, притворялась — да, была равнодушной — да, но робкой он видел её впервые.

Но, как говорится, стоит раз обжечься на молоке, и будешь дуть на воду. Поэтому Петр не спешил ей верить.

— Я говорил и не раз, что постоянно проживаю в Петербурге. Вскоре начинается сезон, и моё присутствие в городе необходимо. У меня накопились срочные дела, которые требуют безотлагательного разрешения.

— Я помню, ты об этом говорил.

— Тогда чему ты удивляешься?

Прежде чем ответить, Ирина глубоко вздохнула. Что-то в их разговоре шло не так. Или Петр на неё смотрел по-другому? Зло? С раздражением? Ей необходимо уладить недоразумение их брачной ночи, и, не смотря на колебания, на сомнения, терзающие её раненную душу, она осторожно начала говорить:

— Петр, я бы хотела перед тобой извиниться…за своё поведение в день свадьбы…. Поверь, я…, - как бы она не старалась, на ум не приходили нужные слова, но Ирина смело продолжила: — То, как я поступила в церкви, заслуживает самого сильного порицания, но моё поведение ночью…. Прости, я….

Она облизнула пересохшие губы и оборвала себя. Её взгляд потерянно блуждал по лицу мужчины, но не находил там поддержки. А его следующие слова заставили её вздрогнуть.

— Я тебе не верю, Ирина. Твоё раскаяние не произвело на меня впечатления. Я считаю, что ты преследуешь какую-то цель, и хочу знать какую. Мне не нужны не искренние извинения, а то, что ты сейчас говоришь, идет не от чистого сердца. Скажи, я хотя бы раз тебя чем-то обидел? Был с тобой неучтив? Причинил тебе боль?

Сердце Ирины сжалось в предчувствии беды, и она почувствовала, как тягучий холод начал распространятся из области живота, поднимаясь всё выше и выше. Ей стало трудно дышать, но разговор необходимо было завершить.

— Нет, — тихо ответила она. — Тут ты прав. Я могу всё объяснить….

— Так объясняй! — сказал, как отрезал, Петр.

Ирина опустила голову и некоторое время молчала. Петр терпеливо ждал, хотя его разбирали противоречивые чувства. С одной стороны, ему хотелось подойти и хорошенько встряхнуть взбалмошную девчонку, а с другой стороны, она выглядела такой потерянной, что невольно хотелось прижать её к груди и нежно приласкать. Но оба варианта при данной ситуации были опрометчивы, и Петр остался стоять на месте.

Наконец, Ирина заговорила:

— Я не хотела выходить замуж, и сопротивлялась, как могла, — сделала она признание и подняла глаза на супруга. — Я не просто не хотела выходить замуж за тебя, я мечтала остаться старой девой. Неправда ли, неразумно для молодой девушки? По возвращению в Россию, и у нас с папенькой состоялся серьезный разговор. Конечно, батюшка сулил мне другое будущее, но так как постоянно был занят исследовательской работой, то не особо заострял на этом внимание. И я…. Я чувствовала себя вольготно. Занималась поместьем, девочками, и, надеялась, что так будет продолжаться вечно. А потом при роковых обстоятельствах мы повстречались с тобой, Петр. И…. Одним словом, я винила во всем тебя. Внушила себе, что ты разрушил мою жизнь, и пыталась всеми мыслимыми способами отвадить тебя от себя. Теперь я понимаю, что эта идея изначальна была безнадежна, но на тот момент я ничего с собой поделать не могла.

— Могу сказать в ответ, что я тоже не горел желанием жениться на тебе, — здесь Петр слукавил. Девушка поразила его в самое сердце своей красотой, а её тело не давало ему покоя. Но как только он столкнулся с её характером, самые благие намерения пресеклись на корню. О, да, он страстно хотел владеть Ириной, но не ждал, что на супружеском лоне его встретят с ножом! Была оскорблена его гордость, задето мужское самолюбие, а подобное забывается с трудом!

Ирина грустно улыбнулась.

— Тут мы с солидарны. И поэтому я прошу понять меня и простить, — девушка осмелела, поняв, что Петр не настроен ругаться и скандалить.

— Мы с тобой оба оказались в ловушке, и каждый из нас поступил так, как считал нужным, — как бы не желала того Ирина, что-то ему мешало смягчиться. — Ты сделала свой выбор, и мне остается о нем только сожалеть, но что-либо изменить не в моих силах. Поэтому я предлагаю следующее.

У девушки отчаянно заколотилось сердце, она замерла в ожидании его решения, но он, казалось, не спешил его озвучивать.

— Ты пришла поговорить о нашем отъезде в Петербург? Я правильно тебя понял?

— Да.

— Но ты бы желала остаться в деревне?

Ей и раньше доводилось сталкиваться с проницательностью супруга, но все равно Ирине с трудом удалось скрыть удивление.

— Если ты позволишь….

Петр едва не застонал вслух. Да что за дьявольщина с ним происходит! Он чувствовал себя глупым юнцом, которым манипулируют, с чьими чувствами жестко играют! Вот сейчас он смотрел на свою супругу, которая казалась ему обиженным ребенком, заглядывал в её глаза-озерца и понимал, что ради одного её ласкового взгляда он готов пойти на многое. Если бы она требовала оставить её в покое, кричала о своих правах и желаниях, Петр воспротивился бы и настоял на их совместном отъезде. А теперь он колебался.

— Почему ты хочешь остаться? Не любишь Петербург? Или боишься, что, проживая под одной крышей, я потребую от тебя исполнения супружеского долга?

По тому, как она побледнела, Петр понял, что попал в самую точку. Ему сразу же вспомнился их единственный поцелуй, и как она билась в его руках, пытаясь вырваться из его объятий.

Что-то было не так…. Неудовлетворенность от невозможности понять ситуацию снова вернулась к мужчине. Он мрачно улыбнулся и начал приближаться к Ирине.

Та, разгадав его намерения, медленно покачала головой, и, напротив, стала отступать, пока спиной не наткнулась на стену. Теперь они стояли рядом, Ирина чувствовала его легкое дыхание, видела, как ритмично опускается и поднимается широкая грудь, могла заглянуть ему в глаза.

Так они и стояли некоторое время, ни один из них больше не предпринимал ни каких попыток, пока Петр не поднял руку и пыльной стороной ладони не провел по нежной коже лица Ирины.

— Не надо….

Простая просьба едва слышно сорвалась с её губ.

— Ты меня боишься, — Петр не спрашивал, он утверждал. Он смотрел на девушку, которая теперь перед людьми и Богом была его нареченной супругой, и отчетливо читал в её глазах страх. В первое мгновение он не поверил увиденному, засомневался, но по тому, как задрожали губы Ирины, понял, что не ошибся. — В чем дело, Ирина? Я не причиню тебя вреда, а тем более, физической боли!

Сама мысль о насилии над столь нежным и прекрасным существом, как его жена, была глубоко противна Петру. Для него ласкать женщин было наивысшим наслаждением, он любил дарить им ласки, чувствовать, как они тают под его прикосновениями, выгибаются под ним в порыве страсти! И никогда он не причинял ни одной партнерши боли, не пытался надругаться над их телами!

А тут….

Ирина понимала, что если она сейчас не объяснит Ракотину свое поведение, то навсегда испортит их и без того хрупкие отношения. Нельзя больше делать ошибок! Нельзя больше ломать свою жизнь! О, Господи, она тоже хотела быть счастливой!!

— Я тебя не знаю… я боюсь тебе доверится…, - зашептала она быстро-быстро, опасаясь, что снова вернется страх, и она оттолкнет Петра. — Мне трудно это объяснить…. Я не могу всего объяснить!! Но то, что происходит между супругами, страшит меня! Повергает в панику… Я не могу…не могу!! Вы можете…ты можешь принудить меня, взять силой, это в твоей власти, но я…. Нет!…

Её глаза наполнились слезами, и Петр сделал единственно верное движение — прижал её к себе.

Время остановилось.

Ирина дрожала в его объятиях, а он одновременно крепко, но нежно обнимал её.

Она была такой маленькой, едва доставала ему до плеча, от того казалась ещё более хрупкой. Вот сожмешь её посильнее, она и надломится, как тростинка в поле. А Петр не хотел, чтобы она надломилась. Сейчас, когда она доверчиво прильнула к его груди, когда её ручки сжали лацканы сюртука, ему хотелось отгородить её от всего мира, защитить от ветряных мельниц и повергнуть всех драконов. Он осторожно прикоснулся губами к её волосам, вздохнул нежный аромат….

За дубовой дверью послышались голоса, и хрупкое единение было нарушено. Ирина отпрянула, уперлась руками в грудь Петра, и тому пришлось сделать шаг назад. Слуги прошли мимо, но нить откровения была прервана.

— Я не буду ни на чем настаивать, Ирина, — Петр говорил мягко, точно перед ним стояла не взрослая девушка, а маленькая девчушка с испуганными глазенками. — Не хочу сделать то, о чем потом буду жалеть. У тебя есть тайна, и я оставляю за тобой право её сохранить. Я так же хочу сказать, что не буду настаивать на твоем отъезде со мной! Если тебе по душе жизнь в деревне, оставайся, свыкайся с поместьем, привыкай к роли моей супруги.

Даже когда Ирина шла в гостиную, она не смела надеяться, что таким образом закончиться их беседа, что Петр пойдет ей на встречу, проявит понимание. Она растерялась и единственное, что сказала, было короткое: «Спасибо».

Петр кивнул и отошел от неё. Подальше, подальше от искушения сжать её в объятиях, и целовать до одурения, до полного изнеможения!

— Так будет лучше для нас обоих. Я думал, что моя поездка в столицу по осени даст нам возможность свыкнуться с мыслью о нашей семейной жизни, но теперь вижу, что ошибся, самомнение подвело, — Петр невесело рассмеялся. — Ничего с этим не поделаешь! Надеюсь, тебе будет здесь не скучно. К тому же, Вера тоже остается в деревне.

— Как? — Ирина искренне обрадовалась этой новости.

— Очень просто. В семье моего старше братца по весне будет прибавление, вот родственники и приняли решение, что свежий воздух деревни для будущей мамы будет полезен.

Петр мог поклясться, что Ирина, услышав сказанное, побледнела. Она открыла милый ротик, точно собиралась что-то сказать, но потом резко передумала. Мужчина, улыбаясь, наблюдал за ней. Наконец, она негромко произнесла:

— Я от всей души их поздравляю! Ребенок — это замечательно….

Но грусть, что притаилась в её глазах, заставила усомниться Петра в искренности её слов.

— Вера прекрасная женщина, и, надеюсь, вы подружитесь.

— Я тоже на это надеюсь.

В комнате повисла тишина. После робких признаний она показалось тягостной, и каждый из молодых людей постарался как можно быстрее её сгладить.

— Спасибо….

— Я должен….

Они заговорили одновременно, а когда поняли это, то засмеялись.

Чуть позже, когда Петр отправился искать Николая, он вновь и вновь вспоминал их беседу с Ириной. Теперь он точно знал, что у девушки была причина вести себя подобным образом. Но какая?

И тут память услужливо всколыхнула фразу:

«Я не просто не хотела выходить замуж за тебя…. По возвращению в Россию, у нас с папенькой состоялся серьезный разговор….»

От своей глупости Петр едва не застонал. Какой же он болван! Надо же было быть столь слепым и не понять элементарных вещей изначально! Ирина была обворожительной молодой особой, и, наверняка, в Париже имела оглушительный успех у местной публики. Не удивительно, если секретарю Василия Дмитриевича приходилось несколько раз на дню отправлять письма с отказом на предложение руки и сердца! И кто знает, не было ли у Ирины тайного воздыхателя, которому она отвечала взаимностью….

Подобная мысль разозлила Петра, он остановился, сжал руки в кулаки. Вот тебе и Матренин день! Оказывается, у его женушки есть по кому вздыхать темными ночами! Теперь становится понятным её нежелание выходить за него замуж и делить супружеское лоно. От мысли, что у Ирины может быть любовник, Петр готов был вернуться в гостиную и вытрясти из лживой душонки очаровательной ведьмы всю правду. Да до какой поры ей с завидной легкостью будет удаваться вводить его в заблуждение? Ведь он почти ей поверил!

Одно Петр знал точно — рогоносцем он не будет!

Николая он обнаружил во дворе, и тот, завидев мрачное лицо брата, иронично заметил:

— Да на тебе лица нет, дорогой мой! Супружеская жизнь не всласть? Могу поделиться счастливым опытом!

Петр бросил на брата яростный взгляд и в сердцах прошипел:

— Заткнись, а?

Мужчины собрались очень быстро, и к вечеру были готовы тронуться в путь. Вера недовольно ворчала, что они могли бы задержаться на ночку, ей хотелось ещё немного побыть с мужем. Куда они торопятся? Неужели не успеют попасть в Петербург?

Но братья решили выезжать сегодня. Поэтому Николай с Верой страстно попрощались, не скрывая своих чувств, а Петр коротко кивнул Ирине:

— Если у тебя возникнут какие-либо проблемы, смело обращайся к Ивану Петровичу Нелицкому, он толковый управляющий, и я дал ему все необходимые распоряжения. А теперь прощай!

Поклонившись, Петр легко сбежал со ступенек и, более не оборачиваясь, с легкостью, свойственной молодости, вскочил в карету.

Вера долго смотрела вслед удаляющемуся экипажу, а потом наигранно громко вздохнула:

— Эх, мужчины!… Вот так всегда, только к ним привыкнешь, а они скок в карету и поминай, как звали!

Ирина улыбнулась шутливому упреку Веры. Она искренне ей нравилась, и Ирина была рада, что Вера остается с ней в поместье, ей будет не так одиноко в чужом доме.

— Я сейчас распоряжусь подать нам чай. Ужасно хочу кушать, — Вера немного смущенно улыбнулась. — Даже не верится, что ужин был всего час назад.

Девушки решили попить чай на веранде. Погода стояла прохладная, и они захватили с собой теплые шали.

После того, как слуги принесли самовар с выпечкой, а молодые хозяйки удобно расположились в креслах, Вера спросила:

— Ирина, не сожалеете, что Петр вас так быстро покинул? Вы могли бы поехать с ним.

— Нет, — честно призналась девушка, — я хотела остаться в деревне.

Тень сожаления промелькнула на лице Веры. Ей безумно хотелось обо всем расспросить Ирину, но она не ась. Николай дал ей строгий наказ ни во что не вмешиваться. Молодые супруги сами во всем разберутся.

— Ой, а если бы не моё капризное самочувствие, я с таким удовольствием отправилась бы в Петербург! Не хочу с мужем расставаться даже на день! Я всю жизнь прожила в деревне, и теперь мне хочется побольше времени проводить в больших городах. Я так мечтаю о путешествиях! Ирина, вы мне обещали рассказать про Париж! А где вы ещё были?

Так, за разговорами вечер прошел быстро. Ирина несколько раз бросала короткие взгляды на талию Веры, выискивая признаки беременности, но талия золовки оставалась стройной. Чай давно остыл, и уже стемнело, когда Ирина нерешительно спросила:

— Петр обмолвился, что вы остались в поместье по причине….

Ирине стало неловко, и она не договорила. Вера, заметив смущение девушки, негромко рассмеялась.

— Что же вы не договариваете, Ирина? В моем положении нет ничего противоестественного. Как бы сказали наши многоуважаемые матроны, я тяжела! — она снова засмеялась, и на этот раз смех у будущей мамы был счастливым. — И меня это безумно радует! Я так мечтаю подарить Николаю здорового крепкого малыша, что у меня от одной мысли об этом заходит сердце! Разве есть большее счастье, чем рождение ребенка?

Ирина почувствовала, как нечто похожее на панику начинает распространяться у неё в груди, быстро проговорила:

— Наверное, нет!

— Конечно, нет! Вы сами скоро поймете те чувства, что испытываю я! — на веранде было сравнительно темно, и Вера не могла видеть, как от ужаса распахнулись глаза Ирины. — Ой, мне не терпится дождаться того момента, когда малыш начнет расти во мне, и мой животик будет округляться на глазах. Ради Бога, Ирина, извините меня, я порой бываю такой не сдержанной и говорю то, что думаю, забывая о приличиях.

— Ничего страшного, мне очень нравится ваша искренность, — кое-как смогла выдавить из себя Ирина.

Чему радуется Вера? Да она просто не представляет через что ей предстоит пройти! Она не знает, что роды могут убить её!

— А вы…, - Ирина ещё сомневалась, стоит ли продолжать начатый разговор, но, повинуясь нарастающим чувствам, быстро продолжила: — Вера, а вы не боитесь?

Казалось, Вера была искренне удивлена её вопросом.

— Помилуйте, а чего я должна бояться?

— Родов….

Меньше всего Ирина ожидала, что Вера откинет голову назад и снова от души рассмеется.

— А чего их бояться-то?

— Но ведь роды это такое испытание для любой женщины….

— Роды — это естественный процесс для женщины, как и сама беременность! А рождение ребенка — огромное счастье для каждой женщины!

— Но это связано с такими….

Ирина снова не договорила, не зная, как потактичнее сформулировать свою мысль. Вера поняла её и подалась немного вперед, стараясь быть поближе к собеседнице.

— Вы, наверное, хотели сказать, что дитя рождается в муках своей матери?

— Да….

— А вы когда-нибудь замечали, как на свет Божий появляется цветок? Как он мучительно пробивается сквозь затвердевшую землю? Как ждет дождя? Как старательно тянется стеблем в небо? Ничто на земле не появляется и не рождается просто так, а тем более дитя, Ирина. Свою беременность я воспринимаю, как величайшее благословение небес и с нетерпением жду того часа, когда смогу взять на руки сына или дочку. А вы разве этого не хотите?

Слова Веры ранили Ирину в самое сердце. Она не хотела продолжать разговор, он бередил душу и поднимал в памяти ночь, которую она предпочла бы забыть.

— Да…. Наверное, да…, - солгала она. Так для неё было лучше.

На следующий день, после полудня, горничная Наталья доложила Ирине, что прибыл граф Палагин. Ирина искренне обрадовалась визиту батюшке и поспешила на встречу. Она надеялась, что отец приехал с девочками.

Но как только Ирина вошла в гостиную, то сразу натолкнулась на сердитое лицо Василия Дмитриевича. Тот стоял, гневно скрестив руки на груди, и смотрел на дверь, ожидая, когда появится негодная дочь.

— Папенька, добрый день!

— Ирина!!!

Казалось, граф не может говорить! Его обуревали столь сильные эмоции, что он с трудом с ними справлялся!

Ирина, ничего не замечая, оглядела комнату и испытала сильное разочарование, когда поняла, что Зоя с Сашей остались в Отраде, а батюшка приехал один.

— Я не ожидала тебя сегодня увидеть, папа. Вы бы предупредили о визите, и я распорядилась приготовить на обед ваши любимые отбивные.

— Я не собираюсь оставаться на обед! — гневно воскликнул Василий Дмитриевич. — Долго в этом доме я не задержусь! Мне нечего делать в доме дочери, которая опозорила меня!

— Что ты такое говоришь? — Ирина в первое мгновение не могла поверить, что отец разговаривает с ней подобным тоном.

— Что есть, то и говорю! Что ты себе позволяешь, негодная девчонка? Совсем от рук отбилась? Это просто немыслимо! Такой позор! Я не успел скрыть один твой грех, как мне тотчас сообщают о другом! Ты совсем не думаешь о семье, о сестрах, ведешь себя, как эгоистка! Какой позор! Нет, я этого не перенесу! Нет, чтобы спокойно заниматься книгой, я должен выслушивать о непотребном поведении старшей дочери! Разве это мыслимо?

Ирина ничего не понимала. Она растерянно стояла, опустив руки.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, батюшка….

— Где твой муж? — требовательно спросил Василий Дмитриевич.

— Отбыл вчера в Петербург.

— Вот именно! Вот именно! — эмоции, переполнявшие графа, взяли вверх и он потряс рукой в воздухе. — Муж отбыл в Петербург, а почему ты осталась здесь?

— Мы так решили, — Ирина начинала немного понимать сущность происходившего, но даже в страшном сне она не могла предположить, что ею горячо любимый отец с такой яростью ополчится против неё.

— Понятное дело…, - граф горестно вздохнул и долгим взглядом посмотрел на дочь. — Иначе и быть не могло. Проходит какая-то жалкая неделя, и молодой муж покидает красавицу-жену, а к отцу приходят соседи и прямо-таки жаждут узнать, что происходит в семье Ракотиных! Сначала скоропостижная свадьба, а теперь и муж скоропостижно покидает любимую жену! Многим это кажется странным!

— Папа, да какая разница, что думают соседи, — слабо попыталась возразить отцу Ирина.

— Не сметь!!! — от внутреннего напряжения граф Палагин покраснел. — Ни каких нигилистических взглядов я не потреплю! Чего вздумала! Почувствовала себя помещицей? Хозяйкой уезда?! Не выйдет, дорогая моя!! Ты живешь в обществе, и это общество надо уважать!

Ирина не узнавала своего отца. Она смотрела на него, и ей казалось, что она разговаривает с незнакомым человеком. Куда подевался её мягкий папенька, который так любил беседовать с дочерью холодными длинными вечерами, сидя у голландской печи? Где тот человек, который увлеченно делился своими научными достижениями и планами на будущее? Сейчас перед девушкой стоял человек, обуреваемый гневом и яростью, и он ничего, кроме страха, у Ирины не вызывал.

— Я думаю о семье, иначе я не вышла бы замуж за Ракотина, — Ирина ещё пыталась оправдаться и примириться с отцом, не понимая, что в данной ситуации это невозможно.

— Вышла! Ещё как бы вышла! — продолжал бушевать Василий Дмитриевич. — Ты совсем отбилась от рук! И тут я своей вины не слагаю! Росла без матери, мне было недосуг заниматься твоим воспитанием, вот ты и выросла мне на беду!

— Папа!

— Не смей меня перебивать, кому говорю! Жаль, что сейчас я не могу взять хворостину, и как следует отходить тебя! Какой стыд… Господи, какой стыд…

Ирина готова была расплакаться, но гордость не позволила. Она застыла, точно каменное изваяние, и приготовилась дальше слушать несправедливые обвинения отца. Больше в своё оправдание она ничего говорить не станет. Да и за что ей оправдываться?

— Я смотрю, ты не понимаешь, что натворила?

— Нет, — честно призналась она.

— Оно и понятно! Другого ответа я не ожидал. Хватит! Не мне теперь тебя учить, на то есть муж! Пусть он с тобой разбирается! Я скажу лишь одно: такого исхода с Сашей и Зоей я не допущу! Теперь я возьмусь за их воспитание, а от твоего дурного влияния постараюсь отгородить!

Это было самым страшным, что Ирина могла услышать, и не выдержала, испуганно вскрикнула.

— Что…. Что вы имеете в виду, папенька? Ты не разрешишь мне общаться с девочками? Но это будет неправильно!

— И она ещё смеет меня учить!!! Мне решать, будешь ты общаться с сестрами или нет!

— Папенька, да что с тобой происходит? — Ирина больше не могла молчать. — Ты убиваешь меня без ножа! Сначала твои упреки, теперь это….

Двое родных людей смотрели друг на друга, и им казалось, что они впервые видятся.

Граф Палагин устало покачал головой, его пыл прошел так же быстро, как и возник. Он как-то сразу сник, его плечи опустились, и он покачал головой.

— Мы не понимаем друг друга, Ирина, и мне очень жаль. Что я тут могу сказать? Где-то я, видимо, что-то упустил…. Нет, конечно, нет, с девочками я не запрещу тебе видеться, это было бы несправедливо по отношению к ним. Но…. Видеться ты с ними будешь реже. Теперь у тебя своя семья, и в скором времени появятся свои дети. Надеюсь, хоть в этом ты меня не разочаруешь!

Лучше бы он её ударил! Ирина покачнулась. Сердце сжалось от нестерпимой боли, в груди стало жарко. Непереносимо больно, когда родной отец упрекает тебя в позоре, в лицо говорит, что ты разочаровала его, не оправдала отцовских надежд, стала не радостью, а огорчением! Девушка задрожала. Она не понимала, когда упустила момент и её счастливая и спокойная жизнь рухнула, а батюшка стал едва ли не с ненавистью смотреть на неё.

— Не разочарую, — тихо, едва размыкая пересохшие губы, проговорила она.

— Вот и славно. Приди завтра попрощайся с Сашенькой и Зоечкой, мы тоже уезжаем в Петербург.