Рыжеволосая бестия

15

— Тебе не следует выходить из дому… Но если уж так хочется, гуляй в саду, — сказала Амелия Банкрофт, наблюдая, как ее невестка поправляет темно-зеленую бархатную юбку.

— Не стоит волноваться, до рождения ребенка еще несколько месяцев. Кроме того, вы же знаете Марлоу, ему не нравится, что я все время сижу дома.

А еще Марлоу очень не нравится, когда его слова подвергаются сомнению. От внимания Амелии не ускользнул быстрый поворот головы, ненужное одергивание юбки и явное беспокойство в глазах молодой женщины. Все это свидетельствовало о том, что ее сын настаивал на утренних прогулках жены. Она надеялась, что после женитьбы его поведение изменится, что прекрасная Фелиция разбудит в нем чувство ответственности и заставит остепениться, но надежды эти не оправдались.

Прошло немногим более трех лет с тех пор, как во время одного из кратких приездов с плантации Марлоу был представлен Фелиции Талбот, двадцатилетней дочери владельца заводов, производящих железо и сталь. Продолжая наблюдать, как невестка завязывает под подбородком ленточки шляпки, украшенной зелеными перьями, Амелия вспомнила, какое неприятие вызвал у нее этот брак. Для своего сына она хотела большего. Его женой должна была стать если не аристократка, то по меньшей мере дочь какого-нибудь мелкопоместного дворянина. Но Марлоу больше интересовали деньги девушки, чем сама невеста. Фелиция унаследовала от родителей, которые умерли от какой-то болезни во время путешествия по континенту, большое состояние. Вот оно-то больше всего и привлекало Марлоу. Деньги жены были нужны ему для игры.

Хрупкая, изящная, с золотистыми волосами, ниспадающими на плечи мягкими волнами, и миндалевидными небесно-голубыми глазами, Фелиция Талбот была столь же симпатична, сколь и жизнерадостна. Но только куда подевалась ее красота? Почему еще недавно веселая девушка превратилась в немногословную затворницу? Конечно, все понимали, что женщина, вынашивая ребенка, не должна вести слишком уж активную светскую жизнь, но после возвращения с Сахарных островов невестка стала избегать всякого общения с людьми.

Стала избегать или отказалась окончательно? Вернувшись в свою гостиную, Амелия подошла к высокому окну, выходившему во двор, который когда-то представлял собой огромный ухоженный парк со скульптурами и цветниками, а теперь демонстрировал очевидные признаки запустения.

Марлоу, женившись, получил приданое и вскоре пустил все деньги на ветер, как, впрочем, и наследство, оставленное отцом… А что же Фелиция? Мысль о невестке заставила Амелию содрогнуться. Несмотря на то что комната леди Банкрофт выходила окнами на солнечную сторону и здесь было достаточно тепло, ей вдруг стало холодно, как в лютый мороз. Теперь, когда наследство Фелиции растрачено, не превратится ли жена Марлоу в обузу, очередную «ошибку», которую нужно исправить?

Нельзя так думать о сыне, одернула себя Амелия, Марлоу просто хочет оградить молодую жену от каких бы то ни было переживаний. И ее, и ребенка, которого она должна ему родить.

Отвернувшись от окна, она посмотрела на маленький сейф, который теперь пустовал.

Нельзя так думать! Пальцы Амелии сжались в кулак. Нельзя… Только сердцу не прикажешь замолчать.

— Ты промокла до нитки, к тому же при свете фонаря на тебя было страшно смотреть: лицо посинело, вся дрожишь. Я не мог определить, сколько ты там просидела, и очень боялся, как бы ты не подхватила воспаление легких. Наверное, мне нужно было дождаться, пока ты сама смогла бы что-нибудь рассказать, но в ту минуту… я не мог нормально соображать.

Нужно признать, что Иосиф Ричардсон в ту ночь стал для Алисы ангелом-хранителем! Он нашел несчастную девушку, сидевшую у затопленной шахты с окоченевшим телом матери на руках. Она качала ее, как ребенка, и покрывала поцелуями холодное лицо. Такая картина могла тронуть за живое любого, но больше всего Иосифа поразило то, что Алиса все это время причитала: «Почему ты не любила меня, мама? Почему не любила?..»

За короткое время знакомства Иосиф успел убедиться в том, что Алиса очень привязана к матери. Это была настоящая дочерняя любовь. Каждое ее слово, действие, даже мысль были проникнуты заботой о матери, ее здоровье и благополучии. Анна Мейбери страдала душевным недугом, что, естественно, сказывалось на поведении несчастной женщины. Она как будто не замечала дочь, которая не оставляла ее ни на минуту. Но у Алисы болело сердце не только в те страшные часы, когда она изо всех сил прижимала к себе мертвое тело матери. Всеми фибрами души Иосиф чувствовал, что боль эта жила в ней многие годы.

— Извини, если я сделал что-то не так, но нельзя же было дожидаться, пока ты сама придешь в чувство и примешь какое-то решение.

— А почему я так долго…

— Почему ты целую неделю не приходила в себя?.. — Иосиф выдержал паузу, прежде чем ответить на вопрос Алисы. — Видишь ли, врач посоветовал поберечь тебя… Он сказал, что ты совершенно истощена и любое новое волнение может привести… В общем, ты могла не выдержать, поэтому он велел давать тебе несколько капель макового сока каждый вечер и утро, чтобы ты крепко спала…

«Могла не выдержать…»

Могла повторить судьбу матери. У нее могла развиться та же болезнь, которая сожрала разум матери, постепенно, день за днем отдаляя ее от реальности, пока Анна не начала путать настоящее с прошлым.

— …Я только поэтому и согласился, чтобы тебе давали эти капли. Ну а почему тебя оставили в Линдоне…

— Мистер Тарн уже объяснил мне причину, — быстро сказала Алиса, увидев, как ясные голубые глаза Иосифа виновато опустились. — Они с сестрой поступили очень благородно, разрешив оставить в своем доме совершенно незнакомого человека.

— Я и не сомневался, что Лора не откажет. Она добрейшей души человек…

На лице Иосифа, как ей показалось, промелькнула тень. Хотел ли он сказать нечто большее, чем сумел выразить словами? Алиса заметила, как быстро изменилось выражение его глаз, как на секунду напряженно сжались губы… Наверное, судьба Иосифа Ричардсона была в чем-то похожа на ее судьбу.

— Она очень отзывчива, — мягко произнесла Алиса, нарушив неловкое молчание. — Но, как и брат, любит поспорить.

— Да уж, что есть, то есть. Лора всегда своего добьется… — Иосиф улыбнулся, но как-то невесело, и на его лице мелькнула тень. — Такая уж Лора Тарн. Помню, как-то раз дорогу ей преградил здоровенный разъяренный бык с красными, налитыми кровью глазами, а она себе спокойно пошла дальше. Если бы не Пол… Он до сих пор остался все тем же бесстрашным мальчишкой, только теперь к решительности добавилась рассудительность. Пол Тарн — славный человек, а его сестра… Она из того же теста.

Иосиф запнулся лишь на мгновение, как будто подыскивал нужные слова и хотел рассказать о Лоре Тарн что-то еще, но опять не решился.

— Знаешь, мне кажется, что Лора похожа на тебя. — На лице Иосифа снова заиграла улыбка. — Вы обе очень разумные девушки, и это беспокоит меня больше всего.

— Беспокоит?

— Я имею в виду твою мать… Не знаю, правильное ли решение я принял в отношении того, как с ней поступить.

Врач затруднялся сказать, как долго продлится период восстановления сил Алисы, но посоветовал полностью оградить ее от любых волнений. Поэтому Иосиф согласился на то, чтобы похороны матери Алисы прошли без ее участия.

— Мистер Тарн объяснил, почему вы решили похоронить мать без меня. Вы не могли поступить иначе. Спасибо вам, Иосиф.

— Все это, конечно же, очень хорошо, — качая головой, произнес Иосиф, — только тебе рассказали не все.

В рассказе Пола Тарна о том, как он привез ее в свой дом, не хватает каких-то подробностей? Но почему… Зачем ему понадобилось что-то скрывать? Понятно, у нее было слишком мало денег, их не хватило бы на приличные похороны. Сердце Алисы забилось с удвоенной скоростью. Вот, значит, что утаил от нее Пол Тарн. Раз ее денег не хватило на отпевание матери в церкви, ее похоронили, как нищенку: просто закопали в яму, не прочитав над ее гробом молитвы, не произнеся слов прощания. Анна Мейбери покинула этот мир в одиночестве, никто не стоял рядом с ее могилой, никто не пролил над ней слез… и дочь не поцеловала ее холодный лоб на прощание.

— Не надо ничего говорить, — через силу произнесла Алиса, с трудом подбирая слова, чтобы не обидеть человека, который был добр к ней и поступил так, как требовали от него обстоятельства.

— Надо, — возразил Иосиф. — Только дай мне немного собраться с мыслями. — В эту секунду его глаза были устремлены в окно — там, во дворе, стояла запряженная коляска и высокий темноволосый человек держал под уздцы лошадь, нетерпеливо бьющую копытом. — Пол Тарн рассказал тебе лишь часть того, что произошло. — Он снова перевел взгляд на Алису. — Не подумай, что Пол хотел скрыть от тебя правду, просто ему самому не все известно, поскольку я сам кое-что утаил от него. За это я отвечу перед Создателем, Ему я поведаю о том, в чем сейчас хочу признаться тебе. Я сказал Полу, что Анну не с кем положить рядом на церковном кладбище, потому что там не похоронен никто из ее родственников. Мне казалось, что будет только хуже, если я расскажу Полу про мальца, которого ты там схоронила, и поэтому обманул его. Анна ведь даже не поняла, что у нее был внук, и я решил, что класть их рядом нельзя, это было бы неправильно. Анна жила в мире прошлого, там, где у нее были только муж и сыновья, которых она потеряла, и если бы Господь не забрал ее так рано… если бы твоя мать могла сама решать, я уверен, что она захотела бы лежать рядом с ними… — Иосиф вздохнул и добавил: — А иначе это было бы предательством. Вот почему я взял на себя смелость отвезти Анну домой, в Дарластон, чтобы ее похоронили в церкви Святого Лаврентия, рядом с семьей.

Значит, похороны были! Алиса несколько секунд молча смотрела на Иосифа, не в силах вымолвить хотя бы слово.

Мать не отвезли на телеге к какому-нибудь заброшенному кладбищу, не закопали в яму без гроба в самом дальнем углу.

Слезы душили ее, слова признательности застряли в горле, когда она осознала, что Анна будет лежать не в одинокой безымянной могиле.

Иосиф… Иосиф отвез ее мать домой.

По щекам потекли слезы, она бросилась к нему на грудь, стала бормотать слова благодарности.

Стоя на пороге, заслоняя широкими плечами почти весь дверной проем, Пол Тарн смотрел на обнимающуюся пару. Потом его губы сжались в тонкую линию, и он резко отвернулся.

«Есть гордость и есть глупость. Нельзя их путать».

Слова Иосифа, тихо произнесенные у церкви Святого Лаврентия, снова пришли на память Алисе.

Когда она спросила о том, во сколько обошлись похороны матери, и заявила, что вернет все до пенса, Иосиф заговорил с ней строже, чем обычно. Брови его насупились, около рта пролегли напряженные складки, как в тот вечер, когда он повздорил с женщинами на церковном дворе в Вензбери.

Он не примет никаких денег за похороны Анны и к тому, что осталось в цветочном горшке на его камине, тоже не притронется.

«Я не продаю добрые поступки».

Когда она все-таки попыталась всучить ему деньги, он по-настоящему разозлился.

«Если добро делается только ради того, чтобы получить что-то взамен, это уже не добро».

Как же это было похоже на ее отца! Он тоже часто повторял эти слова. Алиса так расчувствовалась, что у нее на глаза навернулись слезы. Отец всю свою жизнь следовал этому правилу и учил тому же своих детей. Но только он еще учил их не принимать подаяния.

Глядя на могильную плиту, на которой теперь рядом с именами ее отца и братьев было начертано имя матери, Алиса стала рассказывать Иосифу про отца, про то, что он хотел заронить в души своих детей. Мужчина слушал молча. Когда Алиса замолчала, он крепко сжал ее ладонь обеими руками. Неужели ее отец осудил бы другого человека за добрый поступок, спросил Иосиф, неужели сам не помог бы нуждающемуся безвозмездно, отказался бы проявить бескорыстие души?

Бескорыстие души!

Алиса опустила на колени наволочку, которую подшивала. Странное выражение, но в тот день на церковном дворе, когда теплый ласковый вечер словно окутал их незримой вуалью, ей показалось, что она поняла его. Бескорыстно принять все то добро, которое Иосиф сделал для нее и матери, будет для него лучшей благодарностью.

— Не стоит вам этого делать.

От неожиданности руки Алисы вздрогнули, и острие иглы больно впилось в большой палец левой руки.

— Вы испугали меня! — воскликнула Алиса и машинально сунула в рот пострадавший палец.

— Прошу прощения, я не хотел, — извинился Пол Тарн.

Алиса вытащила палец изо рта, потом отложила в сторону иголку с ниткой, скомкала наволочку и бросила ее в рукомойник.

— Что вы вообще творите? — спросил Пол довольно холодным, если не сказать требовательным тоном, когда Алиса повернулась к рукомойнику.

— Кровь, — пояснила она, подставив испачканную наволочку под струю холодной воды. — Пятно легче будет вывести, если сразу замочить ткань в воде.

— Какая, к черту, ткань?

Неожиданное восклицание заставило Алису повернуться к Полу. Его глаза, обычно напоминавшие по цвету спелый тернослив, теперь казались совершенно черными, губы, на которых она привыкла видеть улыбку, были плотно сжаты, а на скулах играли желваки. Пол Тарн смотрел на нее недобрым взглядом.

Видно было, что он не в настроении, и, похоже, причиной этого стала она. Алиса нервно сглотнула, стараясь не обращать внимания на нехорошее предчувствие. Ну чем она могла вызвать его раздражение? После той поездки к Иосифу она с ним не то что не разговаривала, но даже не встречалась ни разу…

— Я спросил, что вы творите… и речь идет не о шитье, будь оно неладно!

Вдохнув поглубже, Алиса выдержала холодный как лед взгляд.

— Я тоже хочу задать вам один вопрос, мистер Тарн. Почему вы разговариваете со мной таким тоном?

«Надо же, — подумал Пол Тарн, — с места в карьер. Эта девочка еще и указывает мне, как себя вести. Прямо как сестра, та тоже за словом в карман не лезет». Пол хоть и был порядком раздражен, едва сдержал улыбку.

— Прошу прощения. — Он слегка поклонился. — Грубость непростительна, какова бы ни была ее причина.

Алиса не торопилась говорить, что его извинения приняты. Холодные искорки в фиалковых глазах, гордо поднятый подбородок, отблеск солнечного света на густых, цвета красного золота волосах. Она открыто и с достоинством смотрела на него, и Пол почувствовал, как в груди у него зашевелилось какое-то чувство… Восхищение? Одобрение? Уважение? Наверное, все эти чувства разом и в то же время… ни одно из них. Если дело не в чувствах, то что тогда так смущает его, что заставляет испытывать неуверенность?

— Я слышал, вы спрашивали у сестры про сторожку… — Пол запнулся. — Хотите ее снять на время?

— Да, — кивнула Алиса.

— Сестра не имеет права распоряжаться собственностью, принадлежащей Линдону. В том числе сдавать ее в субаренду.

Так вот чем она разозлила его! Сестра задела его мужские чувства. Неужели он и на эту милую женщину так же сердит? Неужели она невольно стала причиной раздора между братом и сестрой? Опечаленная этим обстоятельством, Алиса тихо произнесла:

— Мне следовало догадаться, что с подобными вопросами обращаться нужно было к вам, поскольку вы — хозяин Линдона. Прошу вас, не вините сестру за мою ошибку, она просто хотела помочь мне.

— Я ни в чем не виню Лору, — Пол сделал ударение на имени сестры, давая понять, что всю вину он возлагает не на нее, а на Алису.

— Я вам за это очень благодарна, — смиренно ответила Алиса.

Опять она за свое! Ведет себя так, будто это он в чем-то виноват. Гнев Пола поутих, но решительный настрой, который заставил его начать этот разговор, остался. Несмотря на происшедшую в его настроении перемену, он продолжил таким же сухим тоном:

— Почему вы хотите снять сторожку?

Неужели он не может напрямую сказать, с чем пришел к ней? Если он передумал и больше не хочет, чтобы непрошеная гостья оставалась в его доме, она уйдет из Линдона. Так, наверное, будет лучше и для нее, и для них с Лорой. Подбородок Алисы поднялся чуть выше, она все так же смотрела ему в глаза, но теперь ее голос звучал не смиренно, а уверенно:

— Я не хочу ее снимать. Я собиралась сказать вашей сестре, что отказалась от мысли снимать это помещение. Однако после разговора с вами необходимость в этом отпадает. Мне остается только еще раз поблагодарить вас за гостеприимство.

— Гостеприимство, от которого вы теперь отказываетесь! — вспылил Пол. — Вам позволили остаться здесь, в этом доме, а вы, значит, отказываетесь… Или Иосиф Ричардсон сделал вам более интересное предложение?

Фиалковые глаза из холодных сделались ледяными. Хотя от гнева кровь бурлила в жилах Алисы, ее руки и ноги вдруг словно одеревенели.

— Мистер Тарн, — проговорила она сквозь зубы. — Мои отношения с Иосифом Ричардсоном вас не касаются никоим образом. Точно так же, как и то, что я делаю или куда хожу. Я в этом доме не служу, а значит, не обязана перед вами отчитываться за свои поступки и решения. Я уже поблагодарила вас за оказанную мне помощь.

— Помощь, за которую вы так упорно хотели заплатить… Да, Лора поставила меня в известность. Фортуна переменчива, мисс Мейбери. — Пол скорчил презрительную гримасу. — Примите мои поздравления.