С моим мужем что-то не так?

Глава 7

Смятение окутывает мой разум, когда губы Дэниела задерживаются на моих, нежное прикосновение одновременно успокаивает и тревожит. Его пальцы продолжают исследовать меня, обводя контур моей челюсти, прежде чем спуститься к затылку.

— Что не так, любовь моя? — спрашивает Дэниел, его голос звучит как тихое бормотание у моих губ.

— Кажется, ты чем-то обеспокоена.

Я слегка отстраняюсь, ища ответы на его лице.

— Я… Я не знаю, — признаюсь я, озабоченно хмуря брови.

— Просто… это чувство, эти мысли… они не мои.

Выражение лица Дэниела становится серьёзным, его хватка на моей шее слегка усиливается.

— Постарайся расслабиться, — уговаривает он, его тёплое дыхание щекочет моё ухо.

— Позволь себе вернуться в сон.

— Я буду рядом с тобой на каждом этапе.

Взглянув на часы рядом с кроватью, я недоверчиво моргаю, когда они бьют полдень. Неужели я действительно проспала так долго? Эта мысль вызывает у меня беспокойство, а в голове роятся вопросы.

Что произошло за эти потерянные часы? Почему Дэниел сегодня казался таким другим, вторгаясь в моё личное пространство так, как никогда раньше? И почему воспоминания о моём сне казались такими болезненно реальными, словно обрывки полузабытой правды?

Я пристально смотрю на Дэниела, пытаясь понять, что за загадочные выражения мелькают на его лице. Он всегда был загадкой, но теперь, когда на меня давят странные события этого утра, даже его привычное присутствие кажется чужим и неопределённым.

— Почему ты так на меня смотришь? — спрашивает Дэниел, и в его голосе смешиваются развлечение и любопытство.

— Смотрю как? — спрашиваю я, едва повышая голос.

Этот небрежный вопрос выдает бурю, бушующую внутри меня, тревожное ощущение, что между нами что-то фундаментально изменилось.

Взгляд Дэниела становится пристальным, он смотрит на меня с пугающей глубиной.

— Как будто ты увидела призрака, — отвечает он с ноткой мрачного юмора.

— Или, возможно, кого-то более ужасного…

Это утверждение повисает в воздухе, наполненное подтекстом. Я чувствую, как по спине пробегает дрожь, пока я пытаюсь разгадать его смысл, и мой разум лихорадочно пытается связать воедино мой сон, необычное поведение Дэниела и загадочный комментарий.

Однако, прежде чем я успеваю ответить, выражение лица Дэниела смягчается, и он протягивает руку, чтобы убрать выбившуюся прядь волос с моего лица.

— Ты слишком много думаешь, моя дорогая, — говорит Дэниел, и его голос успокаивает бурные воды моих мыслей.

— Иногда грань между реальностью и мечтами размыта, особенно когда сон такой яркий, каким показался тебе твой.

Он наклоняется ближе, и его дыхание смешивается с моим, когда он говорит.

— Возможно, пришло время нам изучить эту… связь подробнее.

— Вместе.

От этого предложения меня охватывает волнение, смешанное с тревогой. Что именно Дэниел подразумевает под связью? И как далеко он готов зайти в этой новообретённой близости?

Прежде чем я успеваю сформулировать ответ, Дэниел прижимается губами к моим в обжигающем поцелуе, его язык проникает в глубины моего рта с собственническим жаром, от которого у меня перехватывает дыхание и хочется большего.

Мне удается слабо возразить, и я слегка отталкиваю Дэниела, когда он углубляет наш поцелуй.

— П-постой… — бормочу я ему в губы, мой голос дрожит от желания и нерешительности.

Когда он наконец отпускает меня, я делаю прерывистый вдох, и мое сердце бешено колотится в груди.

— Тебе не нужно на работу? — спрашиваю я, стараясь говорить спокойно, несмотря на жар, всё ещё пылающий между нами.

Дэниел усмехается низким, соблазнительным смехом, от которого у меня по спине бегут мурашки.

— Работа может подождать, — отвечает он, и его глаза сверкают хищным блеском.

— В конце концов, в первую очередь я должен позаботиться о том, чтобы моя жена была по-настоящему удовлетворена.

То, как он произносит «жена», вызывает у меня трепет, тайное удовольствие от того, что этот загадочный мужчина принадлежит мне.

Кровь приливает к моим щекам от смелого заявления Дэниела, мой пульс учащается в предвкушении того, что он может сделать дальше. Несмотря на мои первоначальные сомнения, я чувствую, как прижимаюсь к нему, желая ощутить тепло и безопасность его объятий.

— Но… а как же обед? — спрашиваю я, пытаясь придать ситуации хоть какое-то подобие нормальности.

— А моя работа?

— Я не могу это просто пропустить.

Дэниел ухмыляется, его пальцы скользят вниз по моей руке и останавливаются на выпуклости моего бедра.

— Предоставь это мне, — мурлычет он, и в его голосе слышится обещание.

— Я позабочусь о том, чтобы у тебя не было причин покидать эту комнату, пока я не сочту это нужным.

Рука Дэниела скользит ниже, его ладонь уверенно ложится на мой живот. Я издаю тихий стон, инстинктивно выгибаясь навстречу его прикосновениям. Тепло его кожи обжигает меня, разжигая пламя желания, которое грозит поглотить нас обоих.

— М-м-м… — бормочет Дэниел, его пальцы гладят мой живот, исследуя его контуры.

— Разве для людей не естественно желать потомства?

Его вопрос повисает в напряжённой атмосфере, наполненной намёками и невысказанными желаниями. Я тяжело сглатываю, мой разум кружится от возможностей, которые открывают его слова. Неужели он действительно хочет детей от меня?

— П… подожди… Дэниел… что ты?.. — я заикаюсь, мой голос дрожит, а проницательный взгляд Дэниела, кажется, проникает в самую суть моей души.

Его рука остаётся на моём животе, тепло его прикосновения проникает в мои кости и воспламеняет мои нервы.

В вихре мыслей, кружащихся в моей голове, возникает мучительное сомнение: что изменилось в Дэниеле? Еще вчера он был непреклонен в стремлении избежать отцовства, но сейчас говорит о потомстве с пылом, граничащим с одержимостью.

И еще есть тревожащее ощущение, что он больше не совсем похож на человека. Произошла ли его трансформация глубже, чем просто физические изменения, изменив саму его сущность способами, которые я не могу постичь?

Пока эти тревожные мысли пробегают по моему позвоночнику, как ледяные пальцы, я ловлю себя на том, что изо всех сил стараюсь поддерживать зрительный контакт с Дэниелом.

Выражение лица Дэниела меняется, на нём мелькает что-то нечитаемое, прежде чем он снова прячет это за своей обычной загадочной улыбкой.

— Прости меня, моя дорогая жена, — говорит он нежным, как ласка, голосом.

— Я иногда забываю, что не все разделяют мою… уникальную точку зрения.

Он убирает руку с моего живота и вместо этого проводит пальцем по изгибу моего бедра. От этого прикосновения по моей коже пробегают искры, и он продолжает:

— Давай сосредоточимся на настоящем моменте, хорошо?

— Есть гораздо более насущные дела, чем далёкое будущее.

С этими словами Дэниел наклоняется и снова обжигающе целует меня. На этот раз в его страсти появилась новая интенсивность, необузданная настойчивость, которая не терпит сопротивления.

Внезапно Дэниел отстраняется, оставляя меня задыхающейся и жаждущей большего. Когда я смотрю на него, по моему позвоночнику пробегает холодок, потому что я снова замечаю в его глазах зловещее красное свечение — завораживающий, почти потусторонний свет, от которого моё сердце начинает биться со смесью страха и восхищения.

Мгновение Дэниел просто смотрит на меня, его зрачки расширяются, словно впитывая каждую деталь моего лица. Затем плавным движением он поднимается с кровати, возвышаясь надо мной в ореоле силы, которая, кажется, заполняет всю комнату.

— Мне нужно заняться некоторыми… делами, — объявляет он низким и размеренным голосом.

— Но не волнуйся, моя дорогая.

— Я скоро вернусь, и мы продолжим с того места, на котором остановились.

Не задумываясь, я опускаю руку на живот, задерживаясь на том месте, где несколько мгновений назад лежала рука Дэниела. Ощущение пустоты ощутимо, эта пустота требует заполнения. Я ловлю себя на том, что размышляю о перспективе материнства — мысль, которая до сих пор не приходила мне в голову.

Почему я раньше не задумывалась о детях? Просто потому, что Дэниел всегда был против этой идеи, или же моим внезапным любопытством двигало что-то более глубинное? Пока я размышляю над этими вопросами, меня начинает одолевать чувство ответственности.

Неумолимая череда мыслей, кружащихся в моей голове, не прекращается. Должна ли я воспользоваться этой возможностью только для того, чтобы Дэниел снова изменился, возможно, безвозвратно? Неопределённость терзает меня, как гноящаяся рана, которая угрожает отравить каждую надежду, которую я осмелилась лелеять.

Образы Дэниела преследуют меня — зверь, чудовище, тёмная фигура, нависающая надо мной с ненасытным голодом. Каждая итерация приносит новые страхи, новые ужасы, с которыми приходится сталкиваться. Как я могу быть уверена, что он не изменится вновь, если я рожу от него ребёнка?

И всё же, несмотря на мои сомнения, часть меня жаждет испытать радость материнства. Носить в себе жизнь, наблюдать, как крошечное существо растёт и развивается под моей опекой…

Когда я спускаюсь по парадной лестнице, тишина пустого особняка эхом разносится вокруг меня, словно скорбный шёпот. Обычно в доме кипит жизнь, но сейчас он кажется пугающе пустым, словно его обитатели растворились в воздухе.

Я ищу Лейлу, намереваясь попросить что-нибудь лёгкое на ужин, но на её обычном рабочем месте никого нет. Слуги не спешат по своим делам; до моих ушей не доносится ни звон посуды, ни приглушённые разговоры. Как будто я попала в город-призрак, где единственная живая душа — одинокая, бесцельно бродящая вокруг.

По спине у меня бегут мурашки, пока я иду по огромному фойе, и мои шаги эхом отдаются от мраморных полов. Куда все подевались? Ушли ли все по неожиданным делам, бросив меня одну в этом огромном роскошном пространстве?

Я бесцельно брожу по пустым коридорам, и с каждым шагом удаляюсь от утешительного присутствия других людей. Тяжёлое одиночество давит на меня, заставляя плечи болеть, а сердце — тяжелеть.

Когда я прохожу мимо особенно богато украшенного окна, угасающие лучи солнечного света отбрасывают на пол длинные тени. В угасающем свете я мельком вижу своё отражение в стекле — одинокую фигуру в простом белом платье, черты лица которой искажены беспокойством и неуверенностью.

Меня пронзает чувство одиночества, и на мгновение мне хочется позвать кого-нибудь, хоть кого-нибудь. Но тишина остаётся гнетущей, осязаемым барьером, который не позволяет даже моему голосу вырваться за пределы моего пустого мира.

Вздохнув, я продолжаю своё одинокое паломничество в поисках хоть какого-то подобия дружеского общения в этом заброшенном дворце.