ГЛАВА 3

Я помогаю мистеру «Не-Санте» закрыть бар, мою полы. Пытаюсь то наклониться, то повернуться так, чтобы выглядеть максимально соблазнительно, но, когда в руках мокрая швабра, а на тебе сразу два пальто, это, кажется, не особо работает. Однако, когда он запирает дверь, дёргает ручку для проверки, а потом оглядывает меня с ног до головы, я понимаю: всё это уже не важно.

— Где ты остановилась? — спрашивает он.

О, да. Он точно идёт ко мне.

Я разворачиваюсь и начинаю идти, он следует за мной.

Мы почти не разговариваем. Уже далеко за два часа ночи, вокруг лишь хруст снега под ногами. Я ощущаю его — как будто чувствую тепло, исходящее от него, хотя это, возможно, лишь моя фантазия. Ветер дует в мою сторону, принося с собой знакомый аромат — запах хвои с лёгким оттенком мяты.

Я уже второй раз за ночь улавливаю этот запах. Его. Проклятого. Николаса Райана. И это всё ещё меня тревожит, словно проклятие решило дать о себе знать.

— Так в чём же твоя странная неприязнь к Санте? — нарушаю я тишину, пытаясь отогнать эти мысли.

Он усмехается:

— Это секрет.

— О, я люблю секреты.

Он улыбается, закатывая глаза:

— Я расскажу тебе, почему ненавижу Сант, если ты расскажешь, почему тебе они так нравятся.

Вот уж, конечно, сейчас я прямо раскрою, что люблю встречаться исключительно с Санта-Клаусами, что ты самый привлекательный из всех, что предыдущий Санта только что меня бросил, и, кстати, не упомянула ли я, что ты тоже выглядишь как Санта?

— Нет уж, спасибо, — говорю я.

— Ну, давай, — говорит он. — Ты расскажешь свою историю, я — свою.

— Нет.

— Тогда… — он приподнимает подбородок. — Ты так и не узнаешь, в чём моя странность.

— Загадочно.

— Я надеюсь, это добавляет мне шарма.

Я улыбаюсь, и вдруг меня охватывает смелость. Ну ведь он же и так уже идёт ко мне, верно?

— Добавляет, — отвечаю я. — И мне бы хотелось узнать, что ещё у тебя такого привлекательного.

Его рука ложится мне на поясницу. Сердце подпрыгивает, лицо заливает жар. Я замечаю, что он без перчаток — чувствую каждое движение его пальцев, скользящих по моей спине. Всё это ощущается так чувственно, так тепло.

Впереди показывается гостиница, в которой я остановилась. Я притормаживаю, бросаю взгляд на часы отца, а потом снова на него.

— Мне сюда.

— Ага.

— И… ты не хочешь… — Я указываю большим пальцем через плечо на гостиницу.

— Дороти не любит, когда гости кого-то приводят, — отвечает он.

Значит, ему это тоже пришло в голову. Это действительно происходит.

— Дороти? — спрашиваю я.

— Хозяйка гостиницы.

Я так отвлеклась на него, что совсем забываю, что уже встретила её.

Я облокачиваюсь на белый забор, обрамляющий двор гостиницы.

— Ты всех тут знаешь?

Он кивает:

— Я здесь уже давно.

— Достаточно давно, чтобы знать, как обойти Дороти? — спрашиваю я.

Он опускает взгляд, а потом поднимает глаза на меня из-под длинных ресниц.

— Возможно.

Я начинаю пятиться к двери гостиницы, а он шаг за шагом следует за мной. Мы словно танцуем странное танго, ни словами, ни действиями не обозначая, что происходит, но и не пытаясь остановиться.

Это напоминает выпускной вечер, когда тебя провожают домой: этот электрический разряд в воздухе перед последним поцелуем или чем-то большим. Лёгкая тревога от того, что надо быть тихими, чтобы не разбудить родителей — или, в нашем случае, хозяйку гостиницы.

Мы переходим через двор по мощённым плитам и останавливаемся у крытой террасы. Я поднимаю глаза и замечаю кое-что знакомое: веточку омелы, прикреплённую к потолку.

Вселенная меня любит. Она заботится обо мне. Это явный сигнал: надо переспать с этим Сантой.

— А мы точно должны заходить через парадный вход, если Дороти такая строгая? — спрашиваю я.

Он улыбается:

— Почему? Ты хочешь, чтобы я пробрался к тебе через окно? Или по дымоходу?

— Звучит опасно, — говорю я. — И нас точно поймают.

Он наклоняет голову, а в его глазах — в этих кристально-голубых глазах — снова мелькает эта искорка. Искренняя.

— Ты вообще избегаешь неприятностей? — спрашивает он, склоняясь ближе. Его слова горячим шёпотом касаются моего уха: — Или ты у нас плохая девочка?

На волне эйфории и пьянящей близости я отвечаю:

— Я могу быть кем угодно для тебя.

Он глухо рычит, и я будто перестаю существовать на этой планете. Просто исчезаю. Сгораю от одного этого звука. Кажется, ничего более сексуального в моей жизни ещё не было.

Но всё рушится, как только я снова чувствую этот до боли знакомый запах: хвоя, мята.

Почему этот проклятый не оставит меня в покое? Почему он преследует меня, являясь мне в облике этого человека с тем же ароматом, той же ямочкой на щеке, тем же приподнятым бровью взглядом…

Постойте.

Нет.

Нет.

Нет.

Это безумие, но…

— Мы ведь до сих пор не представились, верно? — спрашиваю я.

— Разве? — он выглядит слегка удивлённым.

— Не представились, — говорю я.

— Ладно, но тогда я потеряю свой образ загадочного провинциального бармена.

— Я переживу.

Он смеётся и протягивает мне руку:

— Я — Николас. Но друзья зовут меня Ник.

И моё сердце замирает.

То самое имя. Проклятое имя. Имя моего заклятого врага.

Нет. Это не может быть мой Николас. Это невозможно. Тогда он был симпатичным рыжим. Но прошло двадцать лет. Люди меняются. Может ли мой Николас так постареть? Слишком уж несправедливо, если мой злодей выглядит настолько хорошо, но… да, при свете мерцающих огоньков гостиницы в его седой бороде видны рыжеватые пряди.

Но… нет. Просто не может быть.

— Ты всегда здесь жил? — спрашиваю я, чувствуя, как скептицизм буквально сочится из моего голоса.

Это решающий момент.

Пожалуйста, скажи, что ты всегда здесь жил. Пожалуйста, пожалуйста.

— Попался, — с улыбкой отвечает он. — Нет, я родился и вырос в Джорджии. Всегда думал, что у меня нет акцента, но…

Я корчусь. Чувствую холод на зубах и понимаю, что совершенно не контролирую свои эмоции. Но ещё хуже — я не могу контролировать, как сильно вселенная меня ненавидит.

Это он. Николас Райан. Тот самый проклятый из девяносто девятого.

— Чёрт, — шепчу я.

Он прищуривается:

— Что ты сказала?

— Да чтоб их… эти рождественские шары!

— Мы… знакомы?

Мой живот сжимается в тугой узел. Кажется, я вот-вот рухну в обморок. Мне срочно нужен холодный компресс или, хотя бы, туалет.

Я сгибаюсь пополам, опираясь на колени:

— Господи… мне надо идти.

Он тянется к моему локтю:

— Подожди, что я такого сказал?

— Я не могу. Извини. Просто… я не могу.

Я вырываю руку, и он отпускает меня. Вбиваю код на замке двери и протискиваюсь внутрь, как только она открывается, и на мгновение, прежде чем захлопнуть её, вижу его лицо — такое красивое и всё ещё непонимающее.

Я прислоняюсь спиной к двери, прямо на вязаный коврик с надписью «Добро пожаловать».

Я не могу поверить, что оказалась в своём личном кошмаре.

Я не могу поверить, что он здесь.

Двадцать лет спустя.

Слишком много испорченных рождественских дней.

И он всё ещё преследует меня. Сначала духом, а теперь и во плоти.

Я уезжаю завтра первым же рейсом.

Это официально. Вселенная преподносит мне урок. Надо было догадаться.

Никаких больше Сант.

И, уж точно, никаких Николасов.

Я добираюсь до своей комнаты, ставлю на будильнике праздничный звон, потом падаю на кровать прямо в одежде, в которой прилетела, и засыпаю под издевательское позвякивание бубенцов за окном.

Загрузка...