Сбежавшая невеста для Грозного (СИ)

Глава 15. Алексей

— Что? — рычу, а сам чувствую, как кровь приливает к шее.

Да что за..? Почему я должен нянчится с этой?…

Закрываю глаза.

Вдох, выдох.

Вдох…

Аромат вербены щекочет ноздри. Мягко и ненавязчиво растекается внутри меня.

Выдох.

— Прошу… — ее голос серебрянным колокольчиком звенит рядом со мной. — Мне очень — очень надо. Я больше не буду убегать.

— Врешь, — бросаю резко.

Она дергает как от удара. Но упрямо молчит. Мозгов хватает не спорить и не пытаться меня переубедить.

Набираю на навигаторе вводные, ищу ближайшую заправку или кафе.

— Через двадцать километров будет поселок, так есть круглосуточный магазин, — включаю поворотник и выруливаю обратно на трассу.

— Это долго? — она вскидывает свои длинющие ресницы и смотрит на меня затравленной овечкой.

Играет?

— Не больше двадцати минут.

— Хорошо, — выдыхает она. — Меня Аглаей зовут…

Она что, решила познакомиться поближе? Лучше бы молчала или обиженно поджимала свои пухлые губки.

— А тебя как зовут?

Не собираюсь отвечать. Друзьями нам не быть.

— Я же должна как-то к тебе обращаться, — не унимается она.

— Никак! — рыкаю раздражённо. Бесит. Как она меня бесит. — Никак не надо ко мне обращаться. Ты должна сидеть и молчать. Все!

— Да что я тебе сделала такого? — вспыхивает она. В ее звонком голоске звенят обида и слезы.

Вдох. Выдох.

Еще крепче сжать руль и не поддаваться.

Вдох.

— Отвечай! — кричит она и дергает меня за рукав.

Движением, доведенным до автоматизма, перехватываю ее руку и выкручиваю. Это рефлекс, выработанный за годы тренировок.

И снова под моими пальцами девчонка вздрагивает. Ее бархатистая, нереально нежная кожа покрывается мурашками.

— Ааа! — кричит она. — Пусти! Мне больно!

Включаю мозги и отпускаю ее руку. Блядь!

— Сильно больно?

— Не твое дело, — она бережно укачивает вывернутую руку.

— Никогда не делай так.

— Как? Не пытаться наладить контакт?

— Не дергай незнакомых мужчин без причины. Тебе может не понравиться результат.

— Я просто хотела узнать твое имя, — всхлипывает она.

— Гроза, — неохотно сообщаю ей свой позывной.

— Гроза? — ее идеальные золотистые брови взлетают вверх.

— Можно Грозный.

— Иван? — смеется она.

— Нет.

— Это позывной, верно? — она немного успокаивается и снова начинает меня бесить.

Не собираюсь вступать с ней в пространные разговоры.

— Моя подруга мне рассказывала про позывные разных парней. Там были и очень смешные. Как же… — она трет лоб, словно это может помочь ей вспомнить. — Таран или Леший.

Тут же вспоминаю Яра. Перед внутренним взглядом проносятся спецоперации и зачистки. Пять лет бок о бок. Пока нас не обложили однажды со всех сторон…

— И что в них смешного? — рычу сквозь сжатые зубы.

— Ну не знаю. Кажется смешным…

— Когда кажется, креститься надо, — отрезаю раздражённо.

— А? — она замолкает и о чем-то думает. — Мила сказала, что вы позывные выбираете по какой-то схеме. Почему ты Гроза?

Бросаю взгляд в зеркало заднего вида. Вот пристала. Как будто ей есть до этого дело!

Я знаю таких как она. Через два дня окажется дома, броситься папашке на шею и заживет своей прежней безоблачной жизнью избалованной богатенькой наследницы. Вернутся ее посты в социальные сети о ноготочках и бровках, походах в бутики и в кафе. Фото еды, ног, рук и прочих мест.

Я видел ее профили. Она ничем не отличается от других тупых блогерш. И ее собственные подписчики ничего для нее не значат. Просто серая масса, которая лайкает ее посты и приносит ей бабло.

Больше она ничего о них не знает и знать не хочет.

— Ответь, — просит она.

А меня плющит.

— На хера? — взрываюсь я. — Чтобы ты следующий свой тупой пост об этом сделала? Тупые позывные тупых военных?

— Ты что?

— А ничего! Видел я твои посты для девочек четырнадцати лет.

— Ну и что? — она гордо вскидывает подбородок. — Пусть и для девочек. Им это интересно.

— О да! Они кипятком ссутся с такого! Пачками подписываются на таких как ты. И мечтают когда-нибудь накопить на одну такую сумку как у тебя или сходить в разрекламированный тобой бутик или салон красоты. Они больше уже ничего не видят в жизни. Только ты и твои рилсы, сторисы и прочая херня! Смотрите, тут я эпилирую жопу, а тут мне набивают татухи на брови. А вот тут я спускаю сто тысяч на трусики, а вот тут…

— Прекрати! — требует она. — Все не так! Это тоже работа не хуже твоей!

— О, да! — смеюсь зло. — Работа. Еще какая! Точно! На уровне врача, учителя или военного! А может, шахтера? Ты постишь тупые истории якобы про себя. Фотки, на которых вообще не твои руки или ноги. И пишешь, как заебись жить как ты. Конечно, заебись, когда твой батя министр!

— Я не понимаю…

— и не поймешь! Такая как ты никогда не поймет. У тебя с рождения во рту золотая ложка. И в двух руках тоже. Что ты вообще знаешь о своих подписчиках? Ты хоть представляешь, чем живут эти девочки? Что меняется в их тупой башке, когда они начинают следить за тобой, верить. Что твой мир — рай?

— Я не хочу это слышать! — она обхватывает голову руками. Старается закрыться. Заткнуть уши.

Но внутри меня уже бурлит ярость, вспыхивает давно притупившаяся ненависть. Сквозь трещины моей души снова просачивается боль. Острая, тягучаю, выворачивающая внутренности и заставляющая сердце болезненно сжиматься.

— Нет! — кричу и дергаю девчонку за руку. — Ты выслушаешь до конца! Ты и тебе подобные транслируют в неокрепшие умы малолеток, как пиздато жить в вашем мире, что надо тянуться к нему, пытаться стать частью его. И будешь счастлив только от этого. Почему ты не говоришь в своих видео, что тебе на хер не нужна подруга из простой рабочей семьи? Что ебал ты в рот всех, кто весит больше пятидесяти килограмм?

— Прекрати!

Замечаю, как по ее щекам катятся слезы. Но остановиться я уже не могу.

Боль и ненависть жгут изнутри, разрывают меня, переплавляют и заставляют кричать все громче.

— Ты зло! Тупая селебрети с купленным дипломом! Знаешь, сколько девчонок в погоне за нарисованной тобой красивой картинкой гибнут в нашем мире? А? ты хоть раз задумывалась, на что они идут. Чтобы влезть в те шмотки. Что ты показываешь?

— О чем ты? — она пытается вырвать свою руку, но я только крепче сжимаю пальцы.

— Я о таких, как была моя Тося, — реву словно раненный зверь. — А такие как ты убили ее!