Глава 3

— Нет! Я не могу этого сделать! Не буду! Ни за что в жизни!

— Элли, успокойся, пожалуйста. — Нервы Чанса были на пределе. — Тебе надо только…

— А-а-а! — истошно закричала она, когда Чанс попытался убедить ее повернуть ручку циркулярной пилы с огромными острыми зубьями, подвешенной прямо над столом, на котором, прикованный цепями, лежал он сам.

— Элли, доверься мне, — пытался он в сотый раз убедить ее, — я проделывал это множество…

— Нет, я сказала!

Они сняли для работы в Нью-Йорке специальный репетиционный зал. Все выходные Элли провела в этом помещении. Чанс надеялся с ее помощью разучить пару новых впечатляющих трюков, чтобы представить их на суд звездной публики Атлантик-Сити. До концерта оставалась неделя, а работа не двигалась. Мало того что Алисия Кэннон напрочь отказалась толочь его тело в дробильной машине и поджигать в огне, так теперь она не могла решиться крутануть ручку пилы, которая должна была разрезать его пополам.

— Кажется, ты совсем не хочешь мне помочь, — вздохнул Чанс.

— Нет, я просто не собираюсь провести остаток своей жизни в тюрьме. Из-за тебя.

— Зачем тогда брать тебя в Атлантик-Сити, если все, на что ты способна, — это ходить возле меня кругами и вопить как ненормальная?

— Вот-вот, — промычал Ангус.

— Ага, — согласился Зик.

Элли взглянула на двух техников, с которыми Чанс не расставался все эти дни. Пока она, будучи не в силах смотреть на два предыдущих трюка и отказавшись принимать в них какое-либо участие, отсиживалась в углу, они терпеливо проделывали всю черную работу по монтажу оборудования и подготовке фокусов. Элли прекрасно понимала, что после третьего отказа ее шансы на поездку в Атлантик-Сити приблизились к нулю. Можно понять и раздражение Чанса, и обоих его помощников. Был вечер воскресенья, а отъезд назначили на пятницу.

Элли с трудом заставила себя подойти к столу, где Чанс Уил, прикованный цепями, запертыми на огромный висячий замок, ожидал своей участи. Он находился всего в нескольких метрах от зубьев пилы. Она потрогала звенья металлической цепи.

— О, да они настоящие, — удивилась она.

— А вы думали? — произнес Ангус.

— Еще бы! — вторил ему Зик.

— И замки настоящие.

— И замки, — устало вздохнул Чанс.

— Мне кажется, как бы медленно ни опускалась пила, ты все равно не успеешь выскочить отсюда.

Чанс почти потерял терпение.

— Ну ладно, Элли. Я не хотел говорить тебе, потому что за всю карьеру не встречал столь темпераментной особы…

— Говорить о чем?

— Дело в том, что здесь есть цельный кусок, за счет которого к распиливаемому шаблону добавляется немного свободного пространства.

— Что-что?

— Пока пила опускается все ниже и ниже, я пытаюсь разорвать свои оковы. Я почти уже выбираюсь на волю — и тогда, когда публика думает, что я это сделал, пила перерезает меня пополам.

В глазах Элли застыл неподдельный ужас.

— Ты в своем уме?

— Затем ты раздвигаешь мои половинки на некоторое расстояние, чтобы зрители убедились…

— Только через мой труп! В жизни не делала большей мерзости!

— Потом ты прикладываешь половинки друг к другу и снова поворачиваешь ручку пилы…

— Нет!

— И пока пила медленно поднимается вверх, я соединяюсь воедино. Затем освобождаюсь от цепей и предстаю перед зрителями целым и невредимым. Главное — успеть проделать все эти операции, пока играет музыка, — добавил Чанс. — Ангус, будь любезен, поверни пилу. Кажется, придется начинать все сначала.

— Да, конечно.

— О нет! Я не собираюсь лицезреть твое распиленное тело, да еще под музыку. Об этом не может быть и речи. Личная неприязнь в расчет не берется. Это дело принципа.

— Элли, да можешь ты наконец мне поверить? Это моя работа. И я знаю, что делаю.

Она скосила глаза на стол, где он лежал неподвижно, имея возможность лишь крутить головой.

— Мне нужно знать наверняка, что после того, как я крутану ручку пилы, ты останешься живым. Может, ты лучше честно объяснишь, как действует эта штуковина?

— Ну уж нет, Элли. Я не собираюсь выдавать тебе профессиональные секреты, на овладение которыми потратил тысячи часов тренировок. Нет.

— То есть?

— Я тоже не беру в расчет личную неприязнь. Тебе предстоит пробыть на сцене в течение каких-то десяти минут. А я владею секретами, о которых не догадываются даже профессионалы.

— Да не нужны мне твои секреты! — чуть не плакала она. — Я лишь должна быть уверена, что не убью тебя!

Повисла тишина. Положение опять становилось безвыходным.

— Ну и упрямая же ты, — наконец произнес Чанс.

— А ты самый настоящий чудак, — парировала Элли. — Это видно невооруженным глазом. Когда в возрасте десяти лет я увидела «Макбет», я уже знала, чему посвящу свою жизнь. А ты, наверное, насмотрелся на трюкачей, распиливающих друг друга на части, бросающихся в огонь и запирающихся в сейфе, который кидают в кишащий акулами бассейн, и решил, что это может стать мечтой человеческой жизни.

— Тем не менее судьба свела нас вместе, и мы должны сегодня сделать то, что наметили. — Чанс дипломатично перевел разговор в нужное русло. — Открой замок.

— Нет. Раз уж ты такой умный, попробуй выберись отсюда сам, — усмехнулась Алисия и удалилась, чтобы собрать вещи. День был потрачен впустую.

Ангус и Зик ушли в другую комнату разбирать установку для предыдущего фокуса. Никто из них не видел, как извивался Чанс Уил, пытаясь освободиться от своих оков.

Элли не спеша допила кофе, расчесала волосы и на миг закрыла уставшие глаза. Она не заметила, как подошел Чанс. Он слегка коснулся ее плеча, и она вздрогнула. «Он, должно быть, необыкновенно гибкий», — подумала вдруг Элли, тайком разглядывая его красивое тело.

— Проголодалась?

— Ты шутишь?

— Нет. Я просто подумал, что мы могли бы вместе поужинать.

— Зачем? — недоумевала она. За все время их совместной работы, особенно с тех пор, как Элли отказалась участвовать в номере с огнем, это было первое мирное предложение. Оно прозвучало так неожиданно, что она решила быть осторожной.

— Затем, что нам предстоит совместная работа. Пусть даже краткая, временная и абсолютно бесперспективная. И затем, что мы вместе поедем в Атлантик-Сити и проведем вместе еще одни выходные.

Она немного смягчилась. Может быть, этот Чанс Уил и вправду не так ужасен?

— Ладно. Пойдем в пиццерию?

— Отличный выбор! — Чанс повернулся к помощникам. — Ребята, больше репетировать не будем, а завтра поработаем над новым номером. Не забудьте запереть дверь. Жду завтра ровно в десять.

— Хорошо. До завтра.

— Они меня невзлюбили, — пожаловалась Элли, когда они оказались на улице.

— Да нет. — Чанс постарался успокоить ее. — Просто мои ребята привыкли работать с нашей обычной труппой. И у нас никогда не бывает такой бесполезной траты времени, как сегодня или вчера.

— Извини. Я и сама не ожидала от себя такого. Но и ты был хорош: предлагал мне целенаправленно калечить тебя, вместо того чтобы сказать только одно: что я не нанесу тебе реального вреда.

— Мое слово дорого стоит, Элли. — Он ушел от ответа. — Сюда?

— Что ж, выглядит неплохо, — согласилась она, осматривая уютную пиццерию. — Давай посидим на улице. Вечер сегодня прекрасный.

— Пожалуй.

Они нашли столик на двоих и взяли меню.

— Какую пиццу предпочитаешь? — спросил Чанс.

— Я? Любую. На твой выбор.

— Неужели с тобой можно о чем-нибудь так просто договориться?

Он заказал большую фирменную пиццу с курицей и бутылку пива. Через пару минут они чокнулись полными кружками.

— За удачу в Атлантик-Сити!

— За удачу!

Чанс потихоньку потягивал пиво и рассматривал свою помощницу. Наконец-то Алисия Кэннон была самой собой, без причудливых костюмов, ужасных париков и толстого слоя грима. И Чанс не разочаровался.

Ее настоящие волосы были глянцево-каштановыми и падали на плечи ровными прядями. Теперь Чанс наконец мог разглядеть ее идеально правильные черты лица и кремовый оттенок кожи. В жизни она почти не пользовалась косметикой. Глаза Алисии, слегка подведенные, смотрели на него в лучах заходящего солнца необыкновенно тепло. Она попивала пиво и теребила в руках вилку.

— Чанс…

Он вздрогнул.

— Да?

Она опустила глаза.

— Эти выходные доказали, что я вряд ли смогу быть тебе хорошей партнершей. Более того, я чувствую себя помехой делу. Но, поверь, я очень стараюсь и обещаю, что ты не пожалеешь, что взял меня с собой. — Ее глаза вдруг вспыхнули стыдливыми изумрудными огоньками. Чанс не ожидал от этой эксцентричной женщины такого смиренного заявления. — Я не успела сказать тебе спасибо за то, что ты предоставляешь мне такую возможность, и теперь хочу, чтобы ты знал: я все равно буду благодарна, даже если ничего не получится.

Уже привыкший к взбалмошности и экспрессивности Элли, он был поражен произошедшей в ней переменой, когда вдруг прозвучали слова извинения и благодарности.

— Ничего, Элли, все получится. Но, если честно, мне давно не было так смешно, — сказал он и удивился собственным словам. Точнее, тому, насколько близко они были к истине. Чем больше она расстраивалась, тем забавнее становилась.

— Смешно? — удивилась она. — Правда?

— Честное слово.

Она передернула плечами.

— Особенно приятно сознавать, что после стольких убеждений ты так и не согласилась резать меня пополам циркулярной пилой. Это вселяет надежду на продолжение нашего знакомства. И если ты будешь и впредь относиться ко мне с такой заботой, может быть, мы когда-нибудь достигнем взаимопонимания, — сказал он с улыбкой.

— Я же говорю, что не собираюсь провести за решеткой двадцать лет своей драгоценной жизни только из-за того, что кто-то переоценивает свои возможности, — с ехидцей заметила она.

— Может быть, ты наконец начнешь есть?

Она с любопытством подняла брови, но промолчала.

— И может быть, по прошествии времени ты наконец поймешь, что я не шут в идиотской кепке, который вынимает из шляпы кроликов и отпускает на забаву публики глупые шуточки? — продолжил он.

— Ты действительно не надеваешь для выступлений кепку? — осторожно спросила Элли. В ее настороженном взгляде Чанс прочитал неприкрытый ужас от одной мысли о появлении на одной сцене с фокусником.

Он почувствовал, что чаша терпения переполнилась, но проблем и без того хватало. Поэтому, собрав силы, он спокойно ответил:

— Нет. Конечно, нет. Ты представляешь меня в таком виде?

— Тогда что же ты носишь? — Элли скосила глаза на нетронутую пиццу.

Он повел плечами:

— Обычно — джинсы. Правда, телевизионный продюсер передал через Монти, что хочет видеть на мне черные кожаные брюки и ботинки и такой же пиджак в концертном стиле, со множеством металлических молний.

— Зачем? — Элли искренне удивилась.

В ее глазах Чанс представал простым большеглазым деревенским парнем с открытым взором, мужественным мускулистым телом и неподдельной природной сексуальностью. Элли даже почувствовала некоторое волнение, хотя, конечно, никогда бы не купилась на одни внешние данные. Однако она была уверена, что такой тип вызвал бы смятение в душе любой девушки, поэтому не считала, что Чансу подойдет такой имидж.

— Мы долго спорили на эту тему. Он полагает, что благодаря такой одежде заставит меня выглядеть чуть сексапильнее. — Чанс не смог скрыть смущения. — Ты тоже так считаешь?

— Да ты нарываешься на комплимент! — хмыкнула Элли. — Хочешь еще кусочек?

— Да, спасибо. — Он увидел, как очередной кусок пиццы перекочевал в его тарелку.

— Как зовут этого продюсера?

— Эмброуз Кеттеринг. Слышала?

— Да, — она нахмурилась, — не он ли потратил кучу денег на тот сериал, который с треском провалился в прошлом году?

Чанс поморщился:

— Монти знал бы об этом. Что касается меня, то деловая сторона меня мало волнует.

— Думаю, это тот самый продюсер. Говорят, теперь он хочет реабилитироваться в глазах критики. Ну, знаешь, как можно богаче, расточительнее, с массой дешевых эффектов. — Элли скорчила гримасу, говорящую об ее истинном отношении к подобным дельцам от искусства.

— Возможно, это как раз тот продюсер, который годится для тупоумных типов вроде меня, — бросил Чанс, снова чувствуя раздражение.

Элли недовольно отшвырнула вилку.

— Я не понимаю, почему ты бесишься? Неужели тебе до сих пор неясно, что фокусы с распиливанием тела или освобождением из закрытого сейфа, брошенного в бассейн с акулами, не идут ни в какое сравнение с великими трагедиями Шекспира и комедиями Шеридана в исполнении Харвея Фирстайна, Эдварда Бонда, Дэвида Мамета, Сэма Шепарда и Бэт Хенли! Это классика мирового театра! Или с телевизионными постановками вроде «Блюза Хилл-стрит» или «Корней»! Или с кинокартинами «Сталаг-17», «Лоуренс Аравийский» и «Убеждение друга»!

— Нет, не согласен, — жестко парировал он. — Магия как искусство старше Шекспира, старше Аристофана. И древнее первого актера древности Тесписа. Как видишь, я не такой уж невежественный, Элли.

— Я этого не утверждаю. Почему переходишь на личности?

— Потому что, когда ты суешь свой любопытный театральный нос в сундук, полный шуток, в которых не смыслишь ровным счетом ничего и которые воспринимаешь как вульгарное действо, лишенное благородства, ты отвергаешь не только мою профессию, но и весь мой жизненный путь. Я сделал свой выбор тогда, когда вышел из стен колледжа. Многие годы я провел в пути. Научился ни от кого не зависеть. Работал по двенадцать, четырнадцать, шестнадцать часов в сутки, изучая мастерство, отрабатывая собственный стиль, тренируя тело, закаляя мозг. Когда ты насмехаешься над моей работой, ты смеешься над моей жизнью.

Элли стало не по себе. Она отвернулась и посмотрела на вечернюю улицу. Он определенно был помешан на своих фокусах.

— Между прочим, Элли, магия была первым из театральных жанров. Накануне охоты древние люди собирались у костра и исполняли ритуал, призванный обеспечить им успех. Многочисленные врачеватели вызывали духов, смешивали снадобья и с помощью колдовских заклинаний просили богов об исцелении. Магия не знает возрастных или языковых границ. Она существует вне зависимости от вероисповеданий. Она рождает чувство загадочного и удивительного в каждом из нас — от ребенка, делающего первый шаг на земле, до глубокого старика.

Чанс перевел дыхание, и Элли ощутила, как его глаза буквально пронзили ее насквозь.

— Как иллюзионист, волшебник, фокусник, я сам творю чудо. Мне известны секреты, которые очаровывают и интригуют миллионы людей и при этом не наносят вреда ни одному из них. Моя профессия старше всемирной истории.

Алисия глядела на него во все глаза, чувствуя, как ее захватывает это самое чувство неизвестного и загадочного. Страсть, с которой Чанс говорил о своей работе, буквально завораживала. Элли прекрасно понимала, что придет в себя только тогда, когда останется одна. А сейчас мягкий бархат его низкого голоса, магическая сила его слов и его таинственная натура совсем завладели ею.

Чанс закончил свою пылкую речь и вопросительно посмотрел на нее. Он ждал реакции Элли. Вызовут ли его слова безудержное веселье, или презрительную усмешку, или оставят равнодушной? Она молчала, глядя на него расширенными от удивления сине-зелеными глазами. Наконец она покачала головой.

— Можешь ли ты по крайней мере показывать такие фокусы, которые не принудят меня наносить тебе физический вред?

Чанс был разочарован. Да и чего можно было ждать от такой исповеди! Что она вмиг забудет о своих предрассудках, благоговея перед миром волшебства? Глупо.

— Ладно, Элли. — Он выдавил подобие улыбки. — Я постараюсь придумать что-нибудь, что бы не противоречило твоим принципам.

Они молча расправились с остатками пиццы. Он предложил проводить ее до дома. Она отказалась. Он настаивал.

— Мой дед учил меня…

— Воспринимать любую женщину как настоящую леди. Это я уже слышала.

— И всегда провожать леди до дверей ее дома.

— Найду ее как-нибудь без посторонней помощи.

— Все рыцари Нью-Йорка давно вымерли, — заметил он. — А зря, между прочим.

Она закусила губу.

— Ну ладно, если ты настаиваешь, то можешь проводить меня до дома. Но на такси не надейся. У меня нет денег. Мы поедем на метро! Без разговоров!

— Не дай Бог поспорить с тобой! — Его преувеличенно-испуганный тон заставил ее рассмеяться.

Они вошли в мрачный, сырой, сделанный из серого камня вестибюль, и Элли достала из кошелька пару жетонов.

— На. — Она протянула ему один. — Между прочим, последний. Так что не говори, что от меня в жизни ничего не дождешься.

Они одновременно прошли через соседние турникеты. Элли оглянулась.

— Чанс, пошли скорее. Кажется, поезд подходит.

Он будто не слышал ее голоса.

— Чанс!

— Ах да. — Он вдруг протянул ей что-то. — На, возьми.

Элли остолбенела от удивления. На ее ладони лежал жетон метрополитена.

— Что это?

— Твой жетон. Тот самый. Последний. Я же не хочу, чтобы моя компания обошлась тебе почти в доллар, — вежливо заметил он. — Пойдем.

Послышался шум поезда. Чанс взял ее под руку и повел вниз, к перрону.

— Но… но как ты прошел через турникет?

— Опустив жетон в щель, разумеется.

— А как достал обратно?

— Профессиональный секрет, — произнес он, загадочно подмигнув.

Элли остановилась посреди лестницы. Люди, вышедшие из поезда, старались ее обойти, задевали и толкали.

— Ты хочешь сказать, что ты действительно знаешь, как доставать жетоны из турникетов, когда они уже попали туда?

— Конечно. На самом деле это так просто! Удивляюсь, почему люди до сих пор не догадались.

— Чанс!

— Девушка, вы что, заснули? Дайте пройти! — послышался чей-то раздраженный голос.

— Изумительно! — Алисия стояла как завороженная.

— Элли, пойдем наконец. Почему-то ты не была так удивлена, когда я руками зажигал сигарету в приемной Монти. А это, кстати, куда сложнее. Или так и будешь мешаться у людей под ногами?

Элли показалось странным, что Чанс отказался делиться секретами трюка. Они вошли в переполненный поезд. Сидячие места были заняты, и они встали друг против друга возле дверей, ухватившись за перила. Вагон ужасно трясло при каждой остановке, и Чанс заботливо обнял Элли за талию.

Шум двигателей заглушал голоса, не давая возможности продолжать разговор, поэтому она молча придвинулась к Чансу, изучая краем глаза жесткую линию его подбородка и глянцевый блеск его светлых волос.

Она чувствовала силу его мускулистой руки, бережно обнимающей ее, и невольно прижалась к нему. Казалось, Чанс изо всех сил старался быть внимательным и заботливым, не переступая при этом границ вежливости, поэтому Элли невольно удивилась своему неожиданному волнению.

Кто он, этот загадочный незнакомец, с которым у нее нет ничего общего? Этот роскошный мужчина, который искренне обижается на досадные попытки телевизионного продюсера заставить его выглядеть еще сексуальнее — его, озорного парня, так необыкновенно преданного своему делу?

Он был полон таинственности, причем во всем. Интересно, часто ли женщины, просыпаясь, заставали его за приготовлением завтрака? Есть ли вообще у него дама сердца? А когда он прощается, он тает в облаке дыма или уезжает на метро?

— Чему это ты улыбаешься? — с интересом спросил Чанс.

— Да так, всякие глупые мысли. Пошли, мы выходим, — добавила она, когда поезд подъехал к очередной станции.

Они поднялись наверх. Элли повела его по темной улице.

— Где мы? — спросил Чанс, оглядываясь по сторонам.

— Западная Девяносто третья улица.

Они прошли два квартала.

— Неужели ты действительно собиралась бродить здесь одна посреди ночи? — озабоченно спросил Чанс.

Навстречу им промчалась шумная группа подростков.

— Я привыкла. Здесь не так уж страшно. Просто надо быть бдительной.

Чанс поморщился.

— Ты давно живешь здесь?

— Я в Нью-Йорке уже семь лет. Приехала сюда почти сразу после окончания колледжа и пять лет снимаю здесь квартиру.

— Ты живешь одна?

— Сейчас — да. Три года жила с соседями, но после их отъезда, когда у меня появилось немного денег, решила снимать квартиру, а не комнату. — Она вдруг с грустью добавила: — Конечно, если дела и дальше будут идти так же неважно, придется снова довольствоваться одной комнаткой.

Было самое время спросить ее насчет бойфренда. Но Чанс боялся, не воспримет ли она этот вопрос как грубый намек. А ему так не хотелось, чтобы у нее был друг! Вопрос замер у него на устах.

— Ну вот, мы и пришли, — сказала Элли наконец. — Вот это красивое старинное здание.

Она посмотрела на своего спутника. Тусклые лучи уличного фонаря придавали его волосам золотистый оттенок и подчеркивали красоту его лица.

— Спасибо за компанию, Чанс, — сказала она чуть слышно и не узнала собственного голоса. Почему так призывно горит его взгляд? Отчего кровь так сильно стучит у нее в висках?

— Спокойной ночи, Элли, — сказал он хрипло.

Элли оглянулась. Он не двигался с места. Должно быть, Чанс просто хотел убедиться, что она благополучно войдет в подъезд. Повернуться и уйти прочь? «Да, и поскорее», — сказала себе Элли, но ноги словно приросли к земле. Она так и стояла, не в силах оторвать взгляд от его лица.

— Элли… — Чанс пробормотал что-то и, обняв ее за плечи, притянул к себе.

Теперь она уже не сомневалась в том, что не давало ей расстаться с ним. Элли закрыла глаза. Ей показалось, будто к ее телу прильнуло что-то мягкое и теплое, как бархат. Его поцелуй завораживал таинственной нежной властью. Возможно, она хотела большей силы и страсти, но он не торопился, играя и пробуя, изучая и мучая ее. Он водил языком по ее губам так спокойно и деликатно, словно кисточкой наносил рисунок на бумагу, что это действие не очень походило на привычный поцелуй. Но мозг Элли, воспалявшийся с каждой минутой все сильнее, не помнил поцелуя, который бы столь же остро взволновал ее плоть.

Страсть овладевала ею все сильнее, и она попыталась взять инициативу в свои руки. С неутоленной жадностью она прижала к себе его лицо, обняла его руками за шею. Чане лишь молча улыбнулся, и она почувствовала, как дрогнули его губы.

Подчиняясь ее молчаливому требованию, он нежно обхватил ее плечи и провел руками по позвоночнику. Его ладони были сильными, теплыми и необыкновенно добрыми. Элли слабо застонала. Где он научился прикасаться к женщине так умело, так искусно? Откуда мог догадываться о ее тайном желании? Чанс прикоснулся к ее волосам, мягко лаская каштановые пряди. Она подняла голову и вновь ощутила влажную шершавость его языка на своих губах.

— О-о-о, — услышала Элли и искрение удивилась, поняв, что стон желания исходил от нее самой.

Требовательный язык Чанса, теперь уверенный и смелый, ворвался в ее рот, проникая все глубже. Элли казалось, что он читает ее самые сокровенные мысли. Все ее тело охватила безумная лихорадка желания, и она почувствовала, как все вокруг закружилось в бешеном вихре.

Неожиданно он отпустил ее рот и прижал ее голову к своему плечу. Его щека зарылась в мягкие нити ее волос. Элли вздрогнула, случайно коснувшись отвердевшей выпуклости внизу его живота. Только теперь до ее сознания дошло, как прерывисто стало ее дыхание. И его. Кажется, она дрожала. Или нет? Элли невольно прижала руку к груди, стремясь успокоить колотящееся сердце. Несомненно, этот человек обладал колдовскими чарами.

Он не произнес ни слова извинения за неожиданную выходку, но и не проявлял больше настойчивости. Он просто держал ее в своих объятиях, и Элли почему-то не чувствовала ни тревоги, ни стыда. Хотя ее женское тело не могло столь же явно, как мужское, отражать силу страсти, Элли знала, что готова раствориться в захлестнувших ее чувствах. И кажется, Чанс об этом догадывался.

Вдруг он разомкнул объятия и слегка отодвинулся. В его глазах Элли заметила насмешливое любопытство.

— Пожалуй, слишком много для обычного рыцарства, — засмеялся он.

— Одной мне было бы куда безопаснее, — согласилась она.

— Иди-ка лучше домой.

— Ага.

Они посмотрели друг на друга с удивлением, Элли хотелось видеть это лицо снова и снова. Она мечтала, чтобы его руки вновь прикасались к ее коже. Чанс открыл в ней такой океан чувств, о существовании которых она даже не подозревала.

— Увидимся завтра, — вымолвил он наконец. — Я полагаю… нам надо обо всем хорошенько подумать. И может быть, повторить? — Его лицо осветилось улыбкой.

Алисия увидела, как оголились в усмешке его ровные зубы. Она вдруг так ясно почувствовала жжение на своих губах, как если бы поцелуй и вправду повторился. Она проглотила комок в горле.

— Да, до завтра, — с трудом выдавила она, повернулась и побежала к дверям дома.

Этот человек поистине обладал волшебством.

В ту ночь Алисия долго ворочалась на постели, стараясь припомнить каждую, даже мельчайшую деталь из тех нескольких минут, что она провела в объятиях Чанса. Наконец ей удалось ненадолго заснуть, но вскоре ей приснилось что-то, отчего она вскочила с мыслью, что Чанс где-то рядом.

Мысленно посмеявшись над причудами сна, она отчитала себя за то, что так легко попалась в колдовские сети.


На следующий день Алисия появилась в репетиционном зале в ужасном настроении. После почти бессонной ночи, совершенно разбитая глупыми сновидениями, до смерти боявшаяся, что Чанс будет продолжать и дальше напускать на нее свои чары, она входила в зал с чувством тревоги и страха.

Тем более неприятным оказалось обнаружить его погруженным в работу, энергично разучивавшим новый трюк в компании Ангуса и Зика, хорошо отдохнувшим, свежим и веселым. Небрежно кивнув в ее сторону, он снова вернулся к делу, как если бы в прошлую ночь между ними ничего не произошло.

Элли невольно почувствовала разочарование, даже опасение, что цветок, красиво раскрывший накануне свои лепестки, так быстро завял. Ну что ж, теперь наконец-то она извлечет урок! Нечего было обольщаться, говорила она себе. Нет ничего глупее, чем доверять собственным инстинктам.

Кто он такой, этот Чанс Уил? Ведь она его совсем не знает. Что же она делала? Почему ее жизненные устои вдруг пошатнулись?

Ведь она обещала себе: никаких актеров. Никаких дельцов от шоу-бизнеса, включая, естественно, фокусников. Не хватало еще, чтобы ее голову кружили парни со смазливыми лицами и обворожительными улыбками, старыми рыцарскими манерами и горячими поцелуями! Разве настоящее чувство может основываться только на этом? «Господи, — не понимала Элли, — но почему же это происходит со мной снова?»

Увидев, что Чанс Уил приближается, Элли постаралась взять себя в руки. Она должна ясно дать ему понять, что все, что случилось между ними прошлой ночью, было досадной ошибкой. Она не может позволять чужому человеку вторгаться в мир ее чувств. Даже сам факт, что ее влекло к Чансу, заставил Элли засомневаться в собственной воле. Должен же неудачный опыт сделать ее мудрее!

— Ну как, готова работать, Элли? — Он подсел за столик, куда она поставила стаканчики с кофе, купленные в буфете для всех четверых.

— Да, — жестко ответила она.

— А где сливки?

Элли молча пододвинула ему сливки, сдерживая себя, чтобы не сказать, что он не замечает того, что находится перед самым его носом.

— Ты великолепно выглядишь сегодня, — сказал он и сделал большой глоток. В его глазах читалась неприкрытая усмешка. Элли почувствовала, как ее бросает в жар. — Я не успеваю разглядеть тебя, как ты вновь меняешь свой облик.

Она удивленно вскинула брови, пытаясь выглядеть неприступной.

— Знаешь, у тебя очень живое лицо, — неожиданно произнес он. — Даже без грима и костюма ты можешь выглядеть как настоящая куртизанка…

— Это комплимент, Чанс?

— А разве нет?.. Да, пожалуй, не очень удачный. Я просто хотел сказать, что не требуется ничего из ряда вон выходящего, чтобы заставить тебя кипеть, — он подмигнул, — или заставить меня кипеть.

— Чанс…

— Хорошо, что моих помощников нет рядом. — Его голос звучал соблазнительно.

Элли изо всех сил пыталась перебороть внезапную слабость. Собрав волю в кулак, она с яростью отставила непочатый стакан кофе. Горячий напиток перелился через край и потек по столу.

— Не обожглась? — Он быстро поставил стакан и поднес к глазам ее ладонь.

— Нет, — мрачно ответила она, пытаясь вырваться.

— Уверена? — Он крепко держал ее руку.

Достав бумажную салфетку, Чанс заботливо приложил ее к покрасневшей коже. Элли чуть не растаяла от накатившегося волнения и от злости вонзила ногти в ладонь другой руки.

— Да. И вообще, хватит суетиться, — сказала она резко.

Чанс посмотрел с удивлением:

— Что-то случилось?

Элли скосила глаза в сторону Ангуса и Зика. Они грохотали, устанавливая опоры для очередного трюка.

— Ничего не случилось. Я только думаю, что зря ты обольщаешься насчет меня, вот и все.

— Ну хорошо, все мы переживаем взлеты и падения. Но я…

— Нет, я имею в виду вчерашний вечер.

Чанс ждал продолжения, не понимая, к чему она клонит.

— Честно говоря, я не ожидала, что так выйдет, и не хотела бы повторять ошибок. Судьба случайно свела нас для совместной работы, и не более того. Лишь на неделю.

Он отвел глаза и задумался, потом сделал маленький глоток кофе. У Элли засосало под ложечкой.

— Что это на тебя нашло?

Ей показалось, что от нее требуют объяснения за то, что произошло между ними.

— Слово «нашло» скорее характеризует твое поведение прошлой ночью.

В его глазах сверкнули недобрые молнии.

— Мое?

— Да.

— Мы с тобой были вместе, Элли. И, как мне показалось, все, что происходило, доставляло тебе удовольствие. Я бы сказал, что эта идея пришла в наши головы одновременно. — Его речь текла размеренно и спокойно, но Элли не могла не заметить затаенную неприязнь.

— Я не собираюсь извиняться за свое поведение, — парировала она, стараясь вторить его тону. — Это было досадное недоразумение, и больше такое не повторится. Давай забудем о нем навсегда и примемся за работу. — Последние слова Элли проговорила, вставая и направляясь к помощникам Чанса.

Он смотрел ей вслед. Догнать ее, чтобы сказать, что она заблуждается? Или оставаться на месте, чувствуя лишь боль и разочарование? Чанс мучительно ломал голову над этими вопросами.

С одной стороны, было бы удобно изобразить, особенно в присутствии техников, что они избегают выяснения отношений, отдавая все силы работе, и продолжить репетицию. С другой — Чанс сомневался, что он вообще на что-либо будет способен при таком настрое Элли. Она не питала к нему ни капли уважения. Она растоптала все то светлое, что он испытал накануне вечером, Он зря доверял ей, надеясь на что-то большее, на то, что считал особым, высшим проявлением магии — магию чувств.

Несмотря на физическую неудовлетворенность, прошлой ночью он летел домой как на крыльях. А теперь… теперь он должен был признать, что обманулся. Это было так же, как и в девять лет, когда, безгранично веря в силу волшебства, он думал, что все в жизни может исполняться по мановению волшебной палочки. Как горько было тогда узнать, что магия — не волшебство в чистом виде, а лишь ловкость рук фокусника, обман, иллюзия.

Что же касается Элли, то после объяснения она знала, что совесть ее чиста. Он просто недостоин ее внимания. Было бы глупо пытаться переубедить ее. В жизни Чанса была уже одна женщина, чье мнение он хотел изменить, и эта история имела слишком горький конец. Тем более не место в его судьбе женщине, которая считает его недалеким трюкачом.

Он, как мог, пытался сдержать гнев и боль и отдал всего себя работе. В конце концов, Элли имеет право на собственное мнение, пусть и ошибочное. Она также вправе попросить его больше не прикасаться к ней, не задумываясь, как сильно это может ранить его. Поэтому злой на самого себя и неспособный что-либо исправить, Чанс приготовился терпеть ее общество до конца дня.

Забыв споры и взаимную раздраженность, сопровождавшие их два предыдущих дня, они провели время с пользой. В тот день дела хорошо продвинулись, правда, Элли и Чанс чуть не довели друг друга до истерики. Чанс был раздражительным и холодным, и любой комплимент по поводу хорошей работы Элли доносился до ее ушей в виде скупой сдержанной фразы. Ее выразительные глаза лучше всяких слов говорили о том, что вдобавок к своей недалекости Чанс является этаким мачо-неудачником, который не может смириться с тем, что женщина сказала ему «нет». Он ужасно мучился от этого ощущения и молил Бога, чтобы проклятый день скорее закончился.

Когда наконец он объявил конец репетиции, все с облегчением вздохнули. Чанс сказал, что должен задержаться, чтобы поработать над некоторыми трюками в одиночестве.

— Мы так и не обсудили, что мне надеть, — пожаловалась Элли, когда техники принялись разбирать оборудование.

— Ты не должна присутствовать при технических операциях.

— Так ответь мне, и я уйду.

— Надевай что хочешь, — сказал он безразлично, закатывая рукава рубашки.

— Послушай, Чанс, я готова к сотрудничеству. В конце концов, это же твой номер, и у тебя должно быть свое мнение на этот счет. Или ты не можешь ни на минуту оставить в стороне свои глупые личные амбиции? Или…

Ошарашенный ее тоном, ее неожиданными словами, он медленно повернулся.

— Оставь меня, Элли, — осторожно предупредил он, — ты не должна быть здесь.

— Я просто пытаюсь поступать благоразумно.

— Лучше попытайся поступать пожестче. — Он решил дать ей попробовать ее собственной микстуры. — Нью-Йорк полон невостребованных актрис, воображающих, что их хорошенькие личики и стройные фигурки — прямая дорога к славе, стоит только переспать с начальником. Если хочешь, чтобы я помог тебе повстречаться с Хьюстоном, тебе лучше быть повежливее. Или предпочитаешь тратить свой великий драматический талант на прозябание в акульей шкуре?

Его голос был как удар плетью. В глазах Алисии Кэннон помутилось. Она быстро покинула студию, оставляя его сомнительным победителем на поле их словесной битвы.

Победа почему-то имела горьковатый привкус.

Загрузка...