Глава 17

Шли месяцы, и молодожены счастливо нежились, поглощенные умиротворенной рутиной. Тернер, который пережил адское существование с Летицией, постоянно удивлялся тому, каким приятным может быть брак, если он устроен с верным человеком. Миранда была абсолютным наслаждением для него. Он любил наблюдать, как она читает книгу, расчесывает волосы, дает инструкции домоправительнице — он любил наблюдать, как она занимается абсолютно всем. И он постоянно искал предлог коснуться ее. Он бы указал на невидимую пылинку у нее на платье, а потом смахнул бы ее в сторону. Пряди ее волос упали бы спутавшись, и он бы бормотал, поправляя их.

И она никогда, казалось, не возражала. Иногда, когда она была занята, она отмахивалась от его руки, но чаще просто улыбалась, склоняя голову, чтобы только почувствовать, только ощутить, как ее щека покоится в его ладони.

Но иногда, когда она не замечала, что он наблюдает за ней, ему удавалось уловить ее полный тоски взгляд. Но она всегда отводила глаза настолько быстро, что он часто совершенно не мог быть уверен, было ли это на самом деле. Но он знал, что так и есть, потому что когда он закрывал свои глаза ночью, он видел ее собственные, с той вспышкой печали, что разрывала его на части.

Он знал, чего она хотела. Это должно было быть так просто. Три простых слова. И в самом деле, неужели он не может просто их произнести? Даже если бы он и не подразумевал любви, то неужели это не стоит того, чтобы видеть ее счастливой?

Порой он даже пытался сказать это, пытался заставить свой рот произнести слова, но постоянно его как-будто сковывал приступ удушья, будто само дыхание застревало у него в горле.

И ирония в том, что он действительно считал, что мог бы любить ее. Он знал, что он не сможет жить дальше, если с ней что-то произойдет. Но с другой стороны тогда, давно, он считал, что любил Летицию.

В Миранде же он любил все — от ее слегка вздернутого носика, до ее холодного остроумия, которого она никогда не жалела для него. Но было ли это той самой любовью?

И если так и есть то, как узнать наверняка? На этот раз он хотел быть абсолютно уверенным. Он хотел своего рода неоспоримого доказательства. Однажды он поверил что любил, полагая, что легкомысленная смесь желания и одержимости и есть любовь. Чем же еще это могло быть?

Но сейчас он был старше. Был мудрее — что хорошо, и циничней — что плохо.

Большую часть времени он был в состоянии отбросить эти мысли прочь из головы. Женщины могли обсуждать и обдумывать (а потом снова обсуждать) все что хотели. Он же предпочитал обдумывать вопрос один раз, возможно дважды, и останавливаться на этом.

И потому он был еще более раздражителен из-за того, что никак не мог сдвинуть эту проблему с мертвой точки. Его жизнь была прекрасна. Восхитительна. Счастлива. И он не должен попусту тратить энергию и ценные мысли на обдумывание всех тонкостей ощущений его сердца. Он должен научиться наслаждаться его множественными дарами и не зацикливаться на этом.

И он как раз делал именно это — концентрировался на вопросе о том, почему он не должен всего этого делать, когда услышал стук в дверь.

— Войдите!

В дверном проеме показалась голова Миранды.

— Я не помешала?

— Нет, конечно же, нет. Входи.

Она распахнула двери, освобождая больше пространства для прохода, и вошла в комнату. Тернеру пришлось сдерживать улыбку при взгляде на нее. В последнее время ее живот, казалось, предшествовал ей самой на добрых пять секунд. Она увидела его улыбку и посмотрела вниз с угрюмым сожалением.

— Я стала просто огромной, да?

— Ну что ты!

Она вздохнула.

— Ты наверняка лгал мне, чтобы пощадить мои чувства, и говорил, что я не такая уж и огромная. Женщины в моем положении очень эмоциональны, ты же знаешь, — она обошла вокруг стула около его стола и оперлась руками о подлокотники, чтобы сесть в него.

Тернер моментально вскочил на ноги, чтобы помочь ей устроиться.

— Мне кажется, что ты мне нравишься большой.

Она фыркнула.

— Тебе всего лишь нравиться лицезреть явные доказательства твоей мужественности.

Он улыбнулся этим словам.

— Она толкалась сегодня?

— Нет. И я не так уж уверена, что он — это она.

— Конечно он — это она. Это совершенно очевидно.

— Я подозреваю, ты хочешь открыть курсы психологического акушерства?

Его брови приподнялись.

— Следи за словами, жена.

Миранда закатила глаза и протянула ему лист бумаги.

— Я получила письмо от твоей матери сегодня. И подумала, что тебе будет интересно прочитать его.

Он взял письмо из ее рук и начал читать его, праздно вышагивая по комнате. Он должен был отложить разговор со своей семьей о женитьбе насколько только было возможно, но уже через два месяца после свадьбы, Миранда убедила его, что он больше не может избегать этого. Как и предполагалось, все были шокированы (за исключением Оливии, у которой было некое подозрение по поводу того, что происходило), и пришлось мчаться в Роуздейл, чтобы оценить ситуацию. Его мать бормотала что-то типа «Я и не мечтала…» по нескольку сотен раз, Уинстон воротил носом, но в целом Миранда плавно перешла от Чивер к Бивилсток. Ведь фактически она была частью семьи и прежде.

— У Уинстона целая куча неприятностей в Оксфордском университете,— пробормотал Тернер, пробегая глазами по строчкам.

— Да, но этого и следовало ожидать, как по мне.

Он удивленно взглянул на нее.

— Что это значит?

— Не думай, что я никогда не слышала о твоих выходках в университете.

Он усмехнулся.

— Я более зрел сейчас.

— Остается надеяться, что так и есть.

Он подошел к ней и поцеловал сначала кончик носа, а затем живот.

— Мне жаль, что я не могу пойти в Оксфорд, — промолвила она с тоской. — Мне бы понравилось слушать все те лекции.

— Не все. Поверь мне, большинство из них до ужаса скучные.

— Я все же думаю, что мне бы понравилось.

Он пожал плечами.

— Возможно. Ты чертовски более интеллектуальна, чем большинство мужчин, которых я знаю.

— Проведя почти целый сезон в Лондоне, должна сказать, что совсем не трудно быть сообразительней многих мужчин из высшего общества.

— Нынешняя компания исключена, я надеюсь.

Она любезно кивнула.

— Конечно же.

Он покачал головой, направляясь к столу. Это — как раз то, что он больше всего любил в их браке — эти изворотливые незначительные беседы, заполняющие их дни. Он снова сел и взял в руки документ, который просматривал до того, как она вошла.

— Похоже, мне придется отправиться в Лондон.

— Сейчас? Неужели там кто-то еще остался?

— Очень немногие, — допустил он. Парламент закрыл сессию, и многие представители высшего общества покинули город и разъехались по своим загородным домам. — Но мой хороший друг там. И он нуждается в моей поддержке в одном деловом предприятии.

— Ты хотел бы, чтобы я поехала с тобой?

— Больше всего. Но я не допущу, чтобы ты путешествовала в таком положении.

— Я чувствую себя совершенно здоровой.

— И я верю тебе, но будет слишком опрометчиво подвергать тебя такому риску. И, надо сказать, ты стала слишком… — он откашлялся — неповоротливой.

Миранда состроила гримасу.

— Интересно, что еще ты мог бы сказать, чтобы заставить меня чувствовать себя еще менее привлекательной?

Его губы дрогнули, и он склонился, чтобы поцеловать ее щеку.

— Я не уеду надолго. Всего лишь на две недели, я думаю.

— Две недели, — сказала она тоскливо.

— Дорога займет где-то по четыре дня в каждую сторону. А из-за недавнего дождя дороги будут просто ужасны.

— Я буду скучать по тебе.

Он на мгновение задержал паузу, прежде чем ответить.

— Я буду скучать по тебе тоже.

Сначала она ничего не говорила. А потом вздохнула, и этот ничтожный, тоскливый звук сдавил его сердце. Но затем ее поведение изменилось, и она стала более оживленной.

— Я предполагаю, что есть кое-что, что сможет меня занять, — сказала она со вздохом. — Я хотела бы отремонтировать западную комнату. Обивка ужасно истерлась. Возможно, я попрошу Оливию навестить меня. Она хорошо разбирается в таких вещах.

Тернер тепло улыбнулся ей. Ему доставляло удовольствие то, что она полюбила его дом так же сильно, как и он сам.

— Я доверяю твоему мнению. Ты не нуждаешься в помощи Оливии.

— И все же, я должна насладиться ее компанией в то время, пока тебя не будет.

— Тогда пригласи ее во что бы то ни стало. — Он взглянул на часы. — Ты не голодна? Уже довольно позднее время.

Она рассеянно погладила свой живот.

— Не слишком голодна, я думаю. Но, пожалуй, могла бы съесть кусочек или два.

— Больше чем два, — сказал он твердо. - Больше, чем три. Ты же теперь ешь не только для себя одной, знаешь ли.

Он шагнул к двери.

— Я спущусь на кухню и принесу чего-нибудь.

— Можно просто позвонить в колокольчик…

— Нет—нет, так будет намного быстрее.

— Но я не… — однако, было уже поздно. Он уже выскочил за дверь и не мог услышать ее. Она улыбнулась сама себе, удобно расположившись и подогнув ноги. Никто не мог сомневаться в подлинности беспокойства Тернера из-за нее и ребенка. Это проявлялось в его стремлении взбить подушки перед тем, как она ложилась в постель, в его непрестанном контроле за тем, чтобы она питалась только самой хорошей и полезной пищей, и особенно в его настойчивом рвении каждую ночь прикладывать свое ухо к ее животу и слушать, как шевелится малыш.


— Я думаю, что она брыкнула ножкой, — воскликнул он взволнованно.

— Это наверняка была отрыжка, — дразнила она его однажды.

Тернер абсолютно проигнорировал ее юмор, поднял голову и взглянул на нее обеспокоено.

— Они могут рыгнуть там? Это нормально?

Она мягко и снисходительно улыбнулась.

— Я не знаю.

— Тогда мне стоит спросить врача.

Она взяла его за руку и тянула до тех пор, пока он не оказался сбоку от нее.

— Я уверена, что все нормально.

— Но…

— Если ты пошлешь за врачом, то он решит, что ты сошел с ума.

— Но…

— Давай лучше спать. Вот так, обними меня. Крепче, — она вздохнула и прижалась к нему. — Вот. Теперь я могу попробовать заснуть.


Оглядываясь назад, Миранда улыбнулась воспоминаниям. Сотни раз он делал разные вещи, показывая свою любовь к ней. Ведь любил же он? Как он мог смотреть на нее с такой нежностью и не любить? Почему она настолько уверена в его чувствах?

Поскольку он никогда не произносил их вслух, она отвечала тем же молчанием. О, он хвалил ее и часто акцентировал внимание на том, как счастлив, что женился на ней. Это были жесточайшие, убийственные пытки. И он понятия не имел, чему он ее подвергал. Он думал, что он добр и внимателен. И так и было.

Но каждый раз, когда он смотрел на нее и улыбался с тем теплым, секретным, свойственным только ему очарованием, она думала — в течение одной секунды, затаив дыхание, она думала, что он наклонится вперед и прошепчет:

Я люблю тебя. И каждый раз, когда этого не происходило, а он всего лишь касался губами ее щеки, или ерошил ей волосы, или спрашивал, довольна ли она, Бога ради, своим проклятым пудингом — она чувствовала, как что-то сжимается внутри нее. Всего лишь слабое сдавливание, которое оставляет лишь небольшой след, но все эти рубцы на ее сердце накапливались, и с каждым днем все труднее было делать вид, что жизнь представляет собой твою осуществившуюся мечту.

Она пыталась быть терпеливой. Последнее, чего она хотела от него, была ложь. И слова любви были бы только разрушительными, если бы не имели под собой никакой опоры.

Но она не хотела думать об этом. Не сейчас, когда он настолько мил и обходителен, а она должна быть абсолютно счастливой.

И она была. На самом деле. Почти. Лишь только малая ее частичка все еще стремилась разобраться во всем, и это становилось раздражающим, потому что она совершенно не хотела потратить все силы и энергию на обдумывание вещей, которые совершенно не поддавались контролю.

Она всего лишь хотела жить одним мгновением, наслаждаясь благосклонностью небес и совсем не задумываясь обо всем.

Тернер зашел как раз вовремя и запечатлел поцелуй у нее на макушке.

— Миссис Хигхем сказала, что принесет поднос едой через несколько минут.

— Я же говорила тебе, что ты не должен был утруждать себя и спускаться, — ворчала Миранда. — Я так и знала, что ничего не будет готово.

— Если бы я не спустился сам, — сказал он сухим тоном, — то мне пришлось бы ждать служанку, которая пришла бы узнать, что мне потребовалось. Тогда пришлось бы ждать, пока она спустится вниз на кухню, а потом мне пришлось бы ждать, пока миссис Хигхем приготовила бы нам еду, а тогда…

Миранда подняла свою руку.

— Хватит! Я поняла суть.

— Так будет намного быстрее. — Он наклонился вперед с дьявольской усмешкой. — Я не терпеливый человек.

Она тоже, подумала Миранда с сожалением.

Но ее муж, не обративший внимания на ее бурные мысли, просто улыбнулся, пристально вглядываясь в окно. Легкий слой снега покрывал деревья.

Лакей и служанка проскользнули в комнату, неся поднос с едой и расставляя ее на столе Тернера.

— Разве ты не волнуешься за бумаги? — спросила Миранда.

— С ними все будет в порядке, — он спихнул их в одну кучу.

— Но разве они не перемешались?

Он пожал плечами.

— Я хочу есть. Это важнее. Ты более важна.

Служанка испустила небольшой вздох при этих его словах и Миранда широко улыбнулась. Домашняя прислуга, скорее всего, думала, что он выражает свои чувства к ней всякий раз, как только они остаются наедине.

— Ну что ж, — сказал он оживленно, — вот немного говядины - питательное тушеное мясо, киска. Я хочу, чтобы ты съела каждый кусочек.

Миранда с сомнением смотрела на блюдо, что он поставил перед ней. Потребовалась бы целая армия беременных женщин, чтобы справиться со всем этим.

— Ты шутишь, — сказала она.

— Нисколько, — он опустил ложку в тушеное мясо и поднес ее ко рту Миранды.

— В самом деле, Тернер, я не могу…

Он впихнул ложку ей в рот.

Она сидела шокированная в течение секунды, затем медленно прожевала и глотнула.

— Я могу есть сама.

— Но так намного забавнее.

— Для тебя, насм…

И ложка снова оказалась у нее во рту.

Миранда глотнула.

— Это смешно.

— Нисколько.

— Это своеобразный способ заставить меня помолчать, не так ли?

— Нет, я бы ни за что не пропустил того последнего предложения.

— Тернер ты…

Поймал ее снова.

— Неисправимый?

— Да, — пробормотала она, давясь.

— О, дорогая, у тебя осталось немного на подбородке.

— Но ведь ложка у тебя.

— Сиди не двигаясь, — он наклонился и облизал губами пролившийся соус с ее кожи. — Ммм, восхитительно!

— Попробуй чуть-чуть, — бесстрастно произнесла она, — тут еще много.

— О, но я не хотел бы лишить тебя ценных питательных веществ.

Она фыркнула в ответ.

— Вот еще кусочек, дорогая… о, я, кажется, снова немного промазал, — его язык проворно очистил беспорядок.

— Ты сделал это специально! — обвиняла она.

— И преднамеренно испортил еду, которая была бы очень полезна для моей беременной жены?! — и он оскорблено прижал одну руку к груди. — Каким же негодяем ты меня должна считать!

— Ну, возможно, не негодяем, но вот коварным малым…

— Победа!

Она пригрозила ему пальцем.

— Мммм…гмм…уммм…

— Не разговаривай с набитым ртом. Это очень некрасиво.

Она глотнула.

— Я сказала, что у меня будет вендетта. Ты… — она замолкла, когда ложка стукнула ей по носу.

— Ну вот, посмотри, что ты наделала! — сказал он, преувеличенно качая головой. — Ты так дергалась, что я не попал тебе в рот. Сиди спокойно сейчас.

Она поджала губы, но не могла сдержать явного признака улыбки, так и рвавшейся наружу.

— Вот, хорошая девочка, — пробормотал он, наклоняясь вперед. Он обхватил губами кончик ее носа и немного пососал его, пока не исчез весь соус.

— Тернер!

— Ты единственная в мире женщина с чувствительным к щекотке носом, — посмеялся он. — Я точно был в здравом уме, когда женился на тебе.

— Хватит! Хватит! Хватит!

— Вымазывать тебе лицо, или целовать?

Ее дыхание застряло в ее горле.

— Вымазывать мне лицо. Тебе не нужны предлоги, чтобы целовать меня.

Он наклонился вперед.

— Нет?

— Нет.

— Представь себе мое облегчение. — Его нос коснулся ее.

— Тернер?

— Ммм?…

— Если ты сейчас же не поцелуешь меня, то я просто сойду с ума.

Он раздразнил ее целым всплеском мелких поцелуев.

— Так пойдет?

Она покачала головой.

Он углубил поцелуй.

— А так?

— Боюсь, что нет.

— Что же тебе нужно? — прошептал он, касаясь дыханием ее губ

— Что нужно тебе? — возразила она. Переместив руки на его плечи, она по привычке начала разминать их.

И это немедленно рассеяло его страсть.

— О Боже, Миранда!

Тело его немного расслабилось.

— Прошу тебя, только не останавливайся!

— Это превосходно, — сказала она, слабо улыбаясь. — Ты будто глина в моих руках.

— Что угодно, — простонал он. — Только не останавливайся.

— Почему ты так напряжен?

Он открыл глаза и бросил на не косой взгляд.

— Ты очень хорошо знаешь почему.

Она покраснела. Ее врач сообщил ей во время последнего визита, что настало время прекратить супружеские отношения. Тернер не прекращал ворчать в течение недели.

— Я отказываюсь верить, — сказала она, сжимая пальцами его плечи, и улыбнулась, когда он протестующее застонал, — что я — единственная причина твоих болей в пояснице.

— Стресс от того, что я не могу заняться с тобой любовью в совокупности с физическим напряжением от переноса твоего огромного тела вверх по лестнице…

— Ты не должен был нести меня вверх по лестнице!

— Да, что ж, я подумаю об этом… и этого было достаточно для того, чтобы у меня разболелась поясница. Правее… — он покрутил рукой вокруг указываемого места на спине, — там…

Миранда поджала губы, но тем не менее начала тереть в том месте, что он указал.

— Вы, мой лорд, просто большой ребенок.

— Угуумм…ммм.. — согласился он, его голова клонилась в сторону. — Ты не против, если я прилягу? Так тебе будет удобней.

Миранда задавалась вопросом, как ему удалось уломать ее сделать ему массаж тут же, на ковре. Но она наслаждалась этим тоже. Она любила касаться его, любила запоминать контуры его тела. Улыбнувшись себе, она вытащила его рубашку из-за пояса бриджей и просунула руки под нее так, чтобы могла касаться его кожи. Она была теплой и шелковистой, и она гладила ее руками, только чтобы ощущать золотистую мягкость, присущую только ему.

— Мне жаль, что ты не можешь помассировать спину и мне, — услышала она свой голос. Прошло уже много недель с тех пор, когда она могла лежать на животе.

Он повернул свою голову так, чтобы она могла его видеть, и улыбнулся. Затем, с глухим стоном он сел.

— Сиди и не двигайся, — сказал он мягко, поворачивая ее так, чтобы он мог массировать ее спину.

Это было подобно райскому наслаждению.

— О, Тернер, — вздыхала она, — я так чудесно себя чувствую!

Он шумно втянул воздух, и она извернулась, чтобы лучше видеть его лицо.

— Я сожалею, — сказала она, немного виновато, так как читала борьбу страстного желания и сдержанности у него на лице. — Я скучаю по тебе тоже, если это даст тебе хоть какое-то утешение.

Он прижал ее к себе, сжимая ее так сильно, как только мог, но, в то же время, стараясь не давить на живот.

— Это не твоя вина, киска.

— Я знаю, но мне все равно очень жаль. Я ужасно по тебе скучаю, — она понизила голос. — Иногда ты бываешь настолько глубоко во мне, что мне кажется, будто ты касаешься моего сердца. Я скучаю по этому больше всего.

— Не говори так.

— Мне жаль.

— И ради Бога, прекрати извиняться!

Она почти хихикнула.

— Хорошо. Беру свои слова обратно. Но мне все же обидно, что ты…эээ… не находишься в таком вот положении. Это несправедливо.

— Это — больше чем справедливо. Я получаю здоровую жену и прекрасного малыша. И все, что я должен для этого делать — это воздерживаться в течение нескольких месяцев.

— Но ты не должен, — пробормотала она с намеком, и ее рука поползла к пуговицам его бриджей. — Ты не должен.

— Миранда, прекрати. Я не могу сделать это.

— Ты не должен, — повторила она, распахивая его уже незаправленную рубашку и целуя его в плоский живот.

— Что… о Боже, Миранда... — прерывисто простонал он.

Ее губы переместились еще ниже.

— О Боже, Миранда!



7 мая, 1820

Я бесстыдна.

Но мой муж не жалуется.


Загрузка...