Секретные дневники мисс Миранды Чивер

Глава 7

Свеча выгорела, а графин с бренди опустел еще на три рюмки. Тернер сидел в темноте, в кабинете своего отца, уставившись в темное окно, слушая шелест листвы соседнего дерева и свист ветра за окном.

Уныло, но сейчас его это устраивало. Унылость была именно тем состоянием, которое казалось ему подходящим после такого дня, как сегодняшний.

Сначала Оливия обвиняла его в желании к Миранде, а потом сама Миранда...

Бог милосердный, он хотел ее.

Он знал точный момент, когда понял это. Это случилось, не когда она врезалась в него, и не когда он обхватил ее, помогая удержать равновесие. Он почувствовал, что она восхитительна, да, но это было не то.

Момент, который сокрушил его, произошел долей секунды позже, когда она взглянула на него.

Ее глаза. Это были ее глаза. Только он был слишком глуп, чтобы понять это.

Когда они стояли там, и секунды превратились в вечность, он почувствовал, что изменился. Его тело напряглось, а дыхание прервалось, он непроизвольно сжал пальцы, и ее глаза — еще больше расширились.

Он хотел ее. Больше, чем мог себе представить. Это было нехорошо и недопустимо, но он хотел ее.

Он никогда не испытывал такого отвращения к себе.

Он не любил ее. Он не мог ее любить. Он был совершенно уверен, что не способен полюбить кого-то, после сердечной раны, нанесенной ему Летицией. Это было желание, чистое и яркое желание, к, возможно, наименее подходящей женщине во всей Англии.

Он налил себе еще. Говорят, то, что не убьет человека, сделает его более сильным, но это…

Это убивало его.

Даже сейчас, сидя здесь и размышляя над собственными слабостями, он видел ее.

Это была проверка. Это могла быть только проверка. Кто-то свыше был настроен проверить его стойкость, как джентльмена, а он, похоже, был обречен на неудачу. Он попробовал бы сдерживаться, сколько мог, но где-то глубоко, в дальнем уголке его души, который ему не очень-то хотелось исследовать, он знал, что потерпел бы неудачу.

Она появилась подобно призраку, почти светящаяся в развевающемся, волнистом белом платье. Это был простой хлопок, чопорный и подходящий, он был в этом уверен, девственницам.

Это еще больше усилило его потребность в ней.

Он с силой сжал подлокотники своего стула и усилием воли заставил себя остаться на месте.

* * * * *

Миранда чувствовала себя немного неловко, входя в кабинет лорда Ридланда, но она не нашла то, что искала в верхнем салоне, и догадывалась, что он держит графин на полке в кабинете. Она вполне могла справиться и менее чем за минуту, даже за несколько секунд, наверняка никто не посчитал бы это вторжением в личную жизнь.

— Так, где же бокалы? — пробормотала Миранда, ставя свечу на стол. — Вот мы где. — Она взяла бутылку хереса и плеснула себе немного в бокал.

— Я надеюсь, это не войдет у тебя в привычку, — протянул Тернер.

Стакан, выскользнув, упал на пол с громким звоном.

Она проследила за голосом, пока не увидела его, сидящего в глубоком стуле, со скрещенными на груди руками. Свет был тусклым, но даже так, она видела сардоническое выражение на его лице.

— Тернер? — ее шепот прозвучал глупо, можно подумать это мог быть кто-то другой.

— Он самый.

— Но почему ты здесь? — Она сделала шаг вперед. — А-ай! — Осколок стакана воткнулся в ее пятку.

— Ты — маленькая дурочка, раз пришла вниз босиком! — Он поднялся со своего стула и шагнул к ней через комнату.

— Я не планировала разбивать стакан, — ответила Миранда защищаясь, и, наклонившись, потянула пальцами за осколок.

— Это не имеет значения. Ты можешь насмерть простудиться от блуждающих здесь сквозняков. — Он подхватил ее на руки и понес подальше от разбитого стекла.

И в этот момент Миранде пришло в голову, что она, в своей короткой жизни, никогда еще не была так близко к небесам, как сейчас. Его тело излучало тепло, которое она могла чувствовать, даже не смотря на свою длинную ночную рубашку. Ее кожу покалывало от его близости, а дыхание стало менее ритмичным.

Это был его запах. Она никогда прежде не была так близко к нему, чтобы почувствовать аромат его истинно мужской сущности. Он пах теплым лесом и бренди, и еще чем-то, что она не могла определить. Что-то, что было самим Тернером. Обнимая его за шею, она позволила своей голове опуститься на его грудь и глубоко вдохнула его запах.

И как раз в то самое время, когда она уверовала, что жизнь так прекрасна, как только можно себе представить, он просто свалил ее на диван.

— Что это было? — спросила Миранда, судорожно устраиваясь, чтобы сесть прямо.

— Что ты здесь делаешь?

— А что здесь делаешь ты?

Он сел напротив нее на низкий столик.

— Я первым спросил.

— Мы похожи на пару детей, — сказала она, подворачивая под себя ноги. Но тем не менее решила ответить на вопрос. Казалось глупым спорить из-за такой мелочи. — Я не могла уснуть. И думала, что стакан хереса помог бы достичь цели.

— Поскольку ты достигла зрелого возраста двадцати лет, — сказал он насмешливо.

Но она не клюнула на его приманку. И только наклонила голову, как бы в подтверждение верности сказанного.

Он засмеялся.

— Тогда ты должна, во что бы то ни стало, позволить мне помочь тебе в твоем падении. — Он поднялся и подошел к столику с напитками. — Но если ты собираешься пить, тогда ей Богу, делай это должным образом. Бренди — вот, что тебе нужно, предпочтительно сорт, ввезенный контрабандой из Франции.

Миранда наблюдала за тем, как он взял с полки два стакана и поставил их на стол. Его руки были красивыми (могут ли руки вообще быть красивыми?), а их движения уверенными, когда он разливал две щедрые дозы.

— Моя мама иногда давала мне бренди, когда я была маленькой. Если я промокала под дождем, — пояснила она. — Только глоточек, чтобы согреть меня.

Повернувшись, он посмотрел на нее, при этом его глаза сверкнули в темноте.

— Тебе и сейчас холодно?

— Нет. Почему ты спрашиваешь?

— Ты дрожишь.

Миранда посмотрела вниз на выдающие ее дрожь руки. Дрожь, которую вызвал отнюдь не холод. Она обхватила себя руками, надеясь, что он не станет развивать эту тему.

Он прошел через комнату и вручил ей бренди, его тело излучало непринужденное изящество.

— Только не пей все сразу.

В ответ на его снисходительный тон она стрельнула в него раздраженным взглядом, прежде, чем сделать маленький глоток.

— Как давно ты здесь?

Он сел напротив нее и лениво закинул ногу на ногу.

— Я должен был обсудить кое-какие дела со своим отцом, поэтому он пригласил меня после ужина насладиться с ним этим напитком. Я никуда не уезжал.

— И поэтому ты сидел здесь в темноте?

— Мне нравится темнота.

— Никому не нравится темнота.

Он громко засмеялся, и она почувствовала себя ужасно неопытной и молодой.

— Ах, Миранда, — сказал он, все еще посмеиваясь. — Спасибо тебе за это.

Она сузила глаза.

— Сколько ты уже выпил?

— Дерзкий вопрос.

— Ага, значит слишком много.

Он наклонился вперед.

— Я выгляжу пьяным?

Она инстинктивно отодвинулась под его испытующим, пристальным взглядом.

— Нет, — медленно сказала она. — Но ты намного более опытен, чем я, и смею предположить, что знаешь, как надо пить. Ты, вероятно, мог бы выпить в восемь раз больше, чем я, и по тебе этого не было бы заметно.

Тернер резко засмеялся.

— Все верно, каждое твое слово. И тебе, дорогая моя девочка, нужно научиться избегать мужчин, которые «намного более опытны», чем ты.

Миранда сделала еще один маленький глоток, отбрасывая мысль выпить все содержимое залпом. Наверняка в горле бы горело, и она бы только задохнулась, а у него был бы повод посмеяться над ней.

Она бы умерла от унижения.

Он был весь вечер в отвратительном настроении. Кратким и насмешливым наедине и молчаливо-отрешенным на людях. Она проклинала свое глупое сердце за любовь к нему; было бы намного легче любить Уинстона, улыбка которого была солнечной и открытой, и который обожал ее все это время.

Но нет, она хотела его. Тернера, поведение которого было изменчивее чем ртуть: то он смеялся и шутил с ней, а то становился колким и ядовитым.

Любовь придумана для идиотов. Дураков. И она была самой большой дурой из всех.

— О чем ты думаешь? — требовательно спросил он.

— О твоем брате, — сказала она, пытаясь увернуться от настоящего ответа. Это было хотя бы отчасти правдой.

— А-а-а, — протянул он, добавляя себе еще бренди. — Уинстон. Хороший парень.

— Да, — сказала она, почти вызывающе.

— Весьма.

— Прекрасный.

— Молодой.

Она пожала плечами.

— Я тоже. Возможно, мы составили бы отличную пару.

Он ничего не ответил. Она допила свой напиток.

— Ты со мной не согласен? — спросила Миранда.

Однако он и теперь не ответил.

— Об Уинстоне, — напомнила она. — Он — твой брат. Ты хочешь, чтобы он был счастлив, не так ли? Как ты думаешь, я бы подошла ему? Думаешь, я бы смогла сделать его счастливым?

— Почему ты спрашиваешь об этом меня? — спросил Тернер, его голос прозвучал низко, почти смешиваясь с ночью.

Она пожала плечами, затем опустила палец в свой бокал, собирая последние капли. А потом облизала их с кожи.

— К твоим услугам, — пробормотал он, и плеснул ей в бокал еще бренди «на два пальца».

Миранда кивнула в знак благодарности и ответила на его вопрос.

— Я хочу знать, — сказала она просто, — и я не знаю, кого еще спросить. Оливия так стремится увидеть меня замужем за Уинстоном, что ответила бы, что нам следует как можно быстрее предстать перед алтарем.

Она ждала, считая секунды, пока он молчал. Один, два, три… и тут он прерывисто вздохнул.

Это почти походило на капитуляцию.

— Я не знаю, Миранда. — Он казался усталым, утомленным. — Я не вижу причины, по которой бы ты не смогла сделать его счастливым. Ты способна сделать счастливым любого мужчину.

Даже тебя? Миранда жаждала сказать эти слова, но вместо этого спросила:

— И ты думаешь, что и я была бы счастлива с ним?

В этот раз он молчал дольше, прежде чем ответить. Он заговорил медленным, взвешенным тоном:

— Я не уверен.

— Почему нет? С ним что-то не так?

— С ним все в порядке. Просто я не уверен, что он сделал бы тебя счастливой.

— Но почему? — Она понимала, что ее слова звучат дерзко, но если бы она смогла заставить Тернера говорить о том, почему Уинстон не сделал бы ее счастливой, возможно, он бы понял, что он сам бы смог.

— Я не знаю, Миранда. — Он провел рукой по волосам, пропуская их сквозь пальцы, в результате чего золотые пряди остались стоять под нелепым углом. — Нам обязательно об этом говорить?

— Да, — сказала она с нажимом. — Да.

— Очень хорошо. — Он наклонился вперед, и сузил глаза, как будто готовил ее к неприятным новостям. — Твоя красота не соответствует нынешнему эталону, ты слишком саркастична, и тебе не особо нравится вести салонную беседу. Откровенно говоря, Миранда, я действительно думаю, что тебе не подойдет типично светский брак.

Она сглотнула.

— И?

Он отводил от нее взгляд в течение долгой минуты, перед тем как закончить свою мысль.

— И большинство мужчин не оценят в тебе этого. Если твой муж попытается изменить тебя по своему усмотрению, то ты будешь неприятно поражена.

Воздух вокруг них как будто наэлектризовался, и Миранда была просто не в силах отвести от него взгляд.

— Но ты думаешь, что найдется мужчина, который сможет оценить меня? — прошептала она.

Вопрос тяжело повис в воздухе, гипнотизируя их обоих. Тернер произнес одно только слово.

— Да.

Но его глаза вернулись к содержимому стакана, и он одним глотком допил свой бренди. Последовавший за этим вздох был вздохом человека, удовлетворенного напитком, а не занятого мыслями о любви и романтике.

Она отвела взгляд. Момент, если он действительно был, и это не было плодом ее воображения, сменила неуютная тишина. Молчание было неуклюжим и неловким, и она чувствовала себя неуклюжей и неловкой, и чтобы хоть как-то заполнить затянувшуюся паузу она выпалила первое, что пришло ей в голову.

— Ты собираешься посетить бал у Уортингтонов на следующей неделе?

Он повернулся к ней, и одна из его бровей удивленно поползла вверх от ее неожиданного вопроса.

— Возможно.

— Мне будет очень жаль, если ты не приедешь. Ты всегда так добр, когда танцуешь со мной дважды. Иначе, я должна признаться, меня бы ожидала печальная нехватка в партнерах. — Она болтала глупости, но не была уверена, что ее это заботит. В любом случае, казалось, она не могла остановиться. — Если бы Уинстон мог быть там, твое присутствие было бы для меня не так уж необходимо, но я понимаю, что он должен завтра утром возвратиться в Оксфорд.

Тернер одарил ее странным взглядом. Это не было настоящей улыбкой, это не было поддразниванием, и похоже, это была даже не ирония. Миранда ненавидела эту его непостижимость, так как не представляла, как на нее реагировать. И она решила проявить упорство. Что она теряет?

— Так ты пойдешь? — спросила она. — Я была бы очень благодарна.

Он на мгновение задержал на ней взгляд и сказал:

— Я буду там.

— Спасибо. Я это очень ценю.

— Рад быть полезным, — последовал сухой ответ.

Она закивала, и это движение, как ничто другое, выдало ее возбуждение.

— Тебе и нужно-то только станцевать со мной один танец, думаю, с этим ты легко справишься. Но я была бы тебе еще больше благодарна, если бы это случилось в начале вечера. Другие мужчины в этом деле всегда следуют твоему примеру.

— Удивительно, что кому-то может так показаться, — пробормотал он.

— Это не так уж удивительно, — сказала она, пожимая плечами. Она начинала чувствовать воздействие на нее бренди. Она еще не расслабилась, но чувствовала себя разгоряченной и смелой. — Ведь ты так красив.

Он, казалось, не знал, что ответить. Миранда поздравила себя с этой маленькой победой. Такое случалось крайне редко, чтобы ей удалось смутить его.

Чувство было дурманящим, и она сделала еще один большой глоток бренди, глотая, на сей раз, осторожней, чтобы не позволить ему опалить ее горло и сказала:

— Ты похож в этом на Уинстона.

— Прошу прощения?

Его голос прозвучал резко, и она вероятно должна была воспринять это как предупреждение, но Миранда, казалось, не заметила, что стоит на краю ямы, которую сама себе и вырыла.

— У вас обоих синие глаза и светлые волосы, хотя я думаю, что у Уинстона немного светлее. У вас похожая манера двигаться...

— Достаточно, Миранда.

— Но...

— Я сказал, хватит.

Она замолчала, удивленная его едким тоном, а затем пробормотала:

— Нет повода, чтобы обижаться.

— Ты слишком много выпила.

— Не будь смешным. Я не так уж много выпила. Уверена, что ты выпил в десять раз больше, чем я.

Он скользнул по ней обманчиво-ленивым взглядом.

— Это не совсем верно, но как ты уже заметила ранее, у меня в этом деле гораздо больше опыта, чем у тебя.

— Я говорила это, не так ли? И думаю, что была права. И все же мне кажется, что ты пьян.

Он склонил голову и мягко произнес:

— Не пьяный. Просто немного беспечный.

— Беспечный? — пробормотала она, как бы пробуя слово на вкус. — Какое интересное определение. Я думаю, что я тоже несколько беззаботна.

— Безусловно, иначе бы сразу вернулась наверх, когда обнаружили меня здесь.

— И я не сравнивала бы тебя с Уинстоном.

Его глаза полыхнули сталью.

— Конечно, не сделала бы этого.

— Ты правда так думаешь, не правда ли?

Повисло длительное молчание, и на мгновение Миранда подумала, что зашла слишком далеко. Как она могла быть настолько глупой и тщеславной, чтобы подумать, что он может возжелать ее? С какой стати его беспокоило бы, что она сравнила его с младшим братом? Он считал ее ребенком, маленькой девочкой, которой он из жалости оказал поддержку. Ей не следовало даже мечтать о том, что его забота о ней, могла иметь иной характер.

— Прости меня, — прошептала Миранда, опустив ноги на пол. — Я переступила рамки дозволенного. — И проглотив остатки своего бренди, помчалась к двери.

— A-a-a!

— Что, черт возьми? — Тернер вскочил со своего места.

— Я забыла о стакане, — простонала она. — Битое стекло...

— О, Христос, Миранда, не кричи. — Он стремительно прошел через комнату, и во второй раз за этот вечер подхватил ее на руки.

— Я такая глупая. Истекающая кровью дурочка, — сказала она со слезами в голосе. Она плакала скорее из-за потерянного достоинства, чем из-за боли, и поэтому остановиться было намного сложнее.

— Не ругайся. Я никогда прежде не слышал, что бы ты ругалась. Мне следовало бы вымыть твой рот с мылом, — поддразнил ее Тернер, поднеся к дивану.

Его нежный тон задел ее больше, чем могли бы задеть строгие слова, и она сделала несколько больших глотков воздуха, пытаясь подавить рыдания, клокочущие в ее горле.

Он бережно уложил ее на диван.

— Позвольте мне теперь осмотреть свою ступню, хорошо?

Она отрицательно мотнула головой.

— Я сама могу о себе позаботиться.

— Не будь глупой. Ты дрожишь как лист. — Он подошел к столику с напитками и взял, лежавшую там, запасную свечу.

Она наблюдала за тем, как он вновь пересек комнату и поставил свечу на край стола.

— Ну вот, теперь, у нас здесь достаточно света. Позволь мне посмотреть ногу.

Миранда, неохотно, позволила ему приподнять свою ногу и положить на его колени.

— Я так глупа.

— Прекрати говорить это! Ты — самая неглупая женщина, из всех, кого я знаю.

— Спасибо. Ай-ай!

— Сиди не двигаясь и прекрати дергаться.

— Но я хочу видеть, что ты делаешь.

— Понимаю, но ты не акробат, и просто не можешь этого видеть. Так что тебе придется довериться мне.

— Ты уже закончил?

— Почти. — Он сжал пальцами следующий осколок стакана и потянул.

Она напряглась от боли.

— Остались только еще парочка осколков.

— А что, если тебе не удастся достать все?

— Удастся.

— А что, если нет?

— Милостивый Боже, женщина, я когда-нибудь говорил тебе, как ты упрямы?

Она слегка улыбнулась.

— Да.

И он улыбнулся в ответ.

— Похоже, я не смогу извлечь один осколок, но он должен, через пару дней, сам проложить себе дорогу наружу. С осколками обычно так происходит.

— Это было бы прекрасно, если бы в жизни было так же просто, как с осколком, — выдохнула она печально.

Он поднял на нее взгляд.

— Если бы проблема разрешалась сама по себе в течении нескольких дней?

Миранда кивнула.

Он удерживал ее взгляд еще несколько долгих секунд, а затем вернулся к работе, берясь за последний осколок стекла.

— Ну вот. Через пару минут будешь совсем как новенькая.

Но он не стал убирать ее ногу со своих колен.

— Я сожалею, что была настолько неуклюжа.

— Пустое. Это был несчастный случай.

Это было ее воображение, или он шептал? А его глаза выглядели такими нежными... Миранда повернулась так, чтобы сидеть рядом с ним.

— Тернер?

— Ничего не говори, — сказал он хрипло.

— Но я...

— Пожалуйста!

Миранда не поняла требования, прозвучавшего в его голосе, не распознала желания в его словах. Она только знала, что он был близок, и она могла чувствовать его, могла чувствовать его запах…, и она хотела попробовать его на вкус.

— Тернер, я...

— Ни слова больше, — сказал он прерывисто, и притянул ее к себе так, что ее груди, прижались к его твердому мускулистому торсу. Его глаза горели желанием, и она внезапно поняла, что он сейчас непременно ее поцелует.

А затем он сделал это, его губы, горячие и голодные жадно прижались к ее рту. Его желание было настойчивым, первобытным и требовательным. Он хотел ее. Она не могла в это поверить, но она знала это.

Он хотел ее.

Это сделало ее смелой. Это сделало ее женственной. Осознание этого разбудило тайное знание, скрытое в ней самой природой, и она ответила на его поцелуй, легко скользя губами по его рту и пробуя кончиком языка соль его разгоряченной кожи.

Руки Тернера, обнимающие ее, скользнув по спине, уперлись в подушки. И он накрыл Миранду своим телом.

Он был дик. Он был безумен. Только это могло послужить единственным объяснением его ненасытности. Его руки блуждали по ее телу, пробуя, гладя, сжимая, а единственная, сохранившаяся, в его сознании, мысль говорила о том, что он желал ее. Он хотел ее каждым возможным способом. Он хотел поглотить ее. Он хотел поклоняться ей. Он хотел затеряться в ней.

Он со стоном прошептал ее имя. И когда она в ответ, прошептала его, руки Тернера переместились на крошечные пуговки у выреза ее рубашки. Казалось, пуговки плавились под его пальцами, и когда все препятствия были уничтожены, ему осталось только спустить ткань с ее плеч. Он чувствовал ее груди под тканью рубашки, но хотел больше. Он хотел чувствовать жар ее тела, ее запах, ее вкус.

Его губы скользнули по ее горлу, по изящной кривой к ключице, а затем вправо, где край ее ночной рубашки слегка приоткрывал кожу. Он потянул ткань еще чуть-чуть вниз, дегустируя каждый открывающийся дюйм кожи, исследуя мягкую, солоноватую сладость и задрожал от удовольствия, почувствовав, как затвердели ее соски.

Бог всемогущий, он хотел ее.

Он обхватил ее грудь через ткань сорочки, и приблизил свои губы к соску. Она застонала, и это стало для него сигналом, двигаться медленнее и сдерживать свое желание. Дыхание Тернера в предвкушении обдало жаром ее грудь, а его рука скользнула под подол ночной рубашки Миранды, лаская шелковистую кожу ее голени. Когда же его пальцы скользнули на ее бедро, Миранда коротко вскрикнула.

— Ш-ш-ш, — он заставил ее замолчать, закрыв рот поцелуем. — Ты разбудишь соседей. Ты разбудишь моих…

Родители.

Это было похоже на ведро ледяной воды, свалившееся ему на голову.

— О, Боже мой.

— Что, Тернер? — Ее дыхание было неровным.

— О, мой Бог, Миранда. — Он произнес ее имя с ужасом, отразившим, что с ним творилось. Это было, как будто он спал, и был беспардонно разбужен...

— Тернер, я...

— Тише, — прошипел он, и скатился с нее с такой скоростью, что оказался на ковре возле дивана. — О, милостивый Боже, — сказал он. И не сдержавшись, повторил еще раз. — О Боже милостивый!

— Тернер?

— Встань. Ты должна встать.

— Но...

Он посмотрел на нее, и это оказалось большой ошибкой. Ее ночная рубашка все еще пенилась вокруг ее бедер, а ее ноги, милостивый Боже, кто бы мог подумать, что у нее такие прекрасные длинные ноги! — как бы ему хотелось...

Нет.

Он задрожал от неутоленного желания.

— Вставай, Миранда, — мучительно простонал он.

— Но я...

Он рывком опустил ее ноги на ковер. Тернер искренне не доверял себе дотронуться даже до ее руки, хотя и понимал, что дернул ее достаточно грубо. Но он должен был заставить ее двигаться. Она должна была уйти.

— Уходи, — велел он. — Ради всего святого и если у тебя есть хоть капля здравого смысла — уходи!

Но она продолжала стоять там, уставившись на него в шоке, со спутанными волосами и распухшими губами, разжигая его желание.

Боже, он все еще хотел ее.

— Этого не повторится, — сказал он напряженно.

Она ничего не ответила. Он внимательно вглядывался в ее лицо. Пожалуйста, пожалуйста, только бы она не заплакала.

Он как-будто окаменел. Если бы он пошевелился, то мог бы коснуться ее, и тогда ему уже было бы не спастись.

— Иди наверх, — сказал он глухо.

Она кивнула и прихрамывая, бросилась из комнаты.

Тернер уставился на дверной проем. Кровавый ад. Что ему делать?

12 июня 1819

У меня нет слов. Совсем.