Секундо. Книга 2

Глава четвертая

Время шло. Наступила настоящая зима, суровая, морозная и ветреная, как обычно в Северстане. Земли графа Холлта защищали обступившие со всех сторон дремучие непроходимые леса, поэтому ледяные ветры с северного моря, наносившие существенный урон другим землям, здесь почти не ощущались.

Но зато в графстве лютовали волки. Они сбивались в огромные стаи, нападая на людей и животных, и ездить по заснеженным дорогам можно было только с хорошо вооруженной охраной и только днем. В одиночку, да еще ночью, на дороге делать было нечего.

Волчьи следы находили даже возле парка в поместье графа. Крупные матерые звери по ночам упорно кружили возле высокой чугунной ограды парка, пытаясь проникнуть внутрь, пренебрегая опасностью быть убитыми стражниками. Что им надо было внутри, никто не знал. Возможно, они просто оголодали лютой зимой и любой ценой стремились добраться до пищи?

На них ставили капканы, из которых мясо исчезало так умно, будто его вытаскивали не волки, а люди; устраивали облавы с огромными псами-волкодавами, но хитрые звери не попадались.

Озабоченный граф запретил Амирель выходить из дома в темноте, но она и прежде этого никогда не делала. Камердинер графа тоже стал ходить засветло и через день, не желая ненароком встретиться в парке с опасным зверьем.

Чтоб не тревожить попусту немолодого человека, Амирель предложила приносить ей продукты раз в неделю, они все равно не портились на холоде.

Но вот дров было мало. На обогрев домика, вроде бы и небольшого с виду, при самой строгой экономии уходило до десятка поленьев каждый день. И графу с камердинером, чтобы не выдать местопребывание Амирель, пришлось тайком привезти целую подводу еловых дров и собственноручно перетаскать их в дровяной чуланчик за печкой. После этого трудового подвига вся одежда графа оказалась испачканной в вязкой смоле и колючих иголках.

Камердинер, которому пришлось все это отчищать, молчал, но суровые взгляды, которыми он одаривал девушку при встрече, заставляли ее ежиться и краснеть. Но разве она виновата, что вынуждена жить в поместье под покровительством графа? Если б ей было куда идти, она давно бы отсюда ушла.

Хотя здесь и было лучше, чем в «Пряном ветре», потому что можно было гулять по парку и разговаривать с графом, который знал почти так же много интересного, как и ее опочивший учитель, но она все равно томилась от скуки и одиночества.

Графиня тоже нервничала. Девочка с невероятно синими глазами не только предсказала ей рождение долгожданного наследника, но и одарила неожиданным здоровьем. Прежде каждая беременность сопровождалась для нее изнурительной тошнотой и слабостью. Но в этот раз ничего подобного не было. После встречи с колдуньей графиня чувствовала себя на редкость хорошо. Срок беременности был уже более четырех месяцев, а никто из прислуги до сих пор ничего не заподозрил.

И даже граф, обнимая ее за талию, шутил, что наконец-то она чуток поправилась, а то ему надоело обнимать куриные косточки, не подозревая, что скоро на свет появится долгожданный наследник рода.

Это все было хорошо, но Карина ужасно беспокоилась за ту юную девочку, что принесла ей неожиданное счастье. Жаль, что та так быстро убежала. Она смогла бы приютить ее в замке. И уговорить мужа не выдавать ее эмиссару тайного королевского сыска Холлтбурга.

Беспокоясь о целительнице, графиня каждый раз спрашивала секретаря или слуг, возвращающихся из Холлтбурга, не слышно ли чего нового. И с трепетом ждала известий о поимке синеглазой колдуньи.

Но ей рассказывали о чем угодно — о несчастных случаях, о свадьбах, раз даже о наглом побеге из-под стражи перед самой казнью страшного разбойника по кличке Хран, но ничего о колдунье. Это было хорошо, значит, она где-то спряталась, но насколько бы спокойнее жилось графине, если б девочка приняла ее предложение и жила рядом, под ее присмотром и в относительной безопасности.

В замке все шло своим чередом, как обычно, но Карину смущали сочувственные взгляды, то и дело обращаемые на нее то секретарем графа, то его камердинером.

Поначалу она решила, что они догадались о ее очередной беременности и теперь сочувствуют ей, уверенные, что снова родится девочка. Графиня каждую минуту ждала разоблачения, но его не было. Значит, они ни о чем не догадывались.

Тогда откуда эти странные взгляды? Они знают что-то такое, чего не знает она? И в каком случае слуги с таким сочувствием глядят на супругу своего господина? Да только в одном — если господин завел интрижку на стороне!

Одна эта мысль принесла столько боли, что графиня проплакала весь вечер, не в силах справиться с мыслью об измене горячо любимого мужа. И хотя в ее ушах звучали его весьма убедительные слова о доверии, но и они показались ей вероломством, попыткой отвести ей глаза.

Наконец она не выдержала. Однажды вечером, когда граф уехал по делам в Холлтбург, она вызвала к себе его камердинера. Но перед этим она тщательно расспросила Китти, свою доверенную служанку, не отлучается ли куда Никол.

Услышала она вполне ожидаемое:

— Да он, похоже, подружку себе завел, — скабрезно хихикая, доложила та своей госпоже. — И ходит к ней постоянно, продукты носит. Мы уже все посмеиваемся.

— Куда ходит? — графиня нервно закусила губу, стараясь, чтобы голос звучал с долей ленивого любопытства и не более.

Камеристка неопределенно махнула рукой.

— Не знаю куда, но куда-то недалеко. Ходит не дольше часа. Наверное, в какой-нибудь домик для прислуги. Но к кому, мы так и не узнали, а он никому не говорит.

Чтобы не давать повода для подозрений своей смышленой служанке, Карина перевела разговор на другое. Поболтав еще немного, решила действовать, внутри все бурлило и негодовало, не давая успокоиться. Она припомнила, что из всех домов для прислуги пустовал только один — домик младшего садовника. Там живет любовница мужа или нет?

Когда по ее приказанию в ее будуар пришел Никол, графиня, глядя прямо ему в глаза, строго спросила:

— Кого поселил граф в домике младшего садовника? — и замерла в ожидании ответа. У нее даже сердце билось через раз.

Про домик спросила наобум, просто чтобы прижать его к стенке, но угадала. У камердинера испуганно забегали глаза, он весь напрягся и покраснел, но принялся все отрицать:

— Графиня, граф никого никуда не селил, это вам кто-то наврал… — голос звучал спокойно, но вот руки нервно теребили черный кафтан.

— Тогда это ты поселил там свою подружку? — обвиняющее сказала графиня. — И кто тебе это позволил?

Обвинение грозило Николу увольнением без рекомендаций, ему пришлось бы жить на улице, потому что устроиться после такого скандала в приличное место было невозможно. И граф его не защитит, ведь всей прислугой в имении распоряжается графиня.

Эти соображения в одно мгновенье пронеслись в его голове, и он безнадежно уставился в пол, замолчав и не зная, что делать. Он хорошо знал свое дело, но смышленостью никогда не отличался.

Вот и теперь, вместо того, чтоб сослаться на приказание графа молчать и просто уйти, он, покраснев еще больше, хрипло выдавил:

— Графиня, я столько лет честью и правдой служил графу, еще когда он не был владетелем этих земель…

— Я это знаю, — мягко оборвала его графиня. — И я уверена, что без прямого приказа графа никто не посмел бы поселить в домик кого бы то ни было. Значит, приказ был. Так кто же она? Не бойся, я ничего не скажу своему супругу.

Никол с облегчением выпалил, радуясь, что больше ничего не нужно скрывать:

— Просто девушка. Зовут Амирель. Я ей продукты ношу. Вот и все, что я знаю.

Графиня задумалась. Может быть, сходить посмотреть на эту Амирель? Нет, нельзя, это опасно. Она же ничего не знает об этой девице. Вдруг она умеет колдовать? Напустит на нее порчу, и все. А ведь она наконец-то беременна наследником титула! Ей нужно быть осторожной и держаться подальше от этой опасной ведьмы. Смогла же она как-то заманить графа в свои сети? Наверняка без приворота не обошлось, ведь Эрн клялся, что любит только ее, Карину.

Или любил?

Нужно выяснить все до конца. Пусть ей сейчас очень больно, но жить во лжи она больше не может. И не будет, что бы ей это ни стоило.

— Она хорошенькая? — ревность не дала ей смолчать.

— Не знаю, — Никол мялся в замешательстве, чувствуя, что предает графа. — Я ее толком-то и не видел. Худая, даже тощая. Лица от земли не поднимает, да еще в накидку с головой кутается. Мне кажется, она графа просто приворожила.

Это предположение было так созвучно мыслям самой Карины, что она уверилась в их непреложности. Прекратив болезненные расспросы и отпустив камердинера, вызвала секретаря. То, что после сильных снегопадов почта пришла сразу за несколько дней, и граф был вынужден оставить Фелиса разбираться с бумагами, она сочла редкой для себя удачей.

Войдя в малую гостиную графини, секретарь отвесил низкий церемонный поклон. При этом слишком твердые фалды его длинного кафтана разлетелись по сторонам, как нелепые черные птицы. Выпрямился, как воин, всем своим видом говоря, что у него уйма работы и задерживать его преступно.

Но графиня на этот демарш не поддалась.

— Вы знаете девушку, с которой спутался мой муж? — задала она в лоб убийственный вопрос.

Фелис побледнел и принялся озираться, будто искал, куда бы ему спрятаться. Не найдя, хрипловато ответил:

— Не знаю, графиня.

— Чего вы не знаете? — сурово уточнила она, нервически теребя платок подрагивающими от волнения пальцами.

— Ничего не знаю, — попытался уйти он от ответа.

— То, что вы знаете о любовнице графа, не обсуждается! — резко махнула она рукой, будто отсекая на плахе его глупую голову. — А знаете ли вы ее саму?

Поняв, что графиня знает о девушке, виденной им в день похорон старшего графа, он жалостливо протянул:

— Я знаю только, что она существует. И все. Граф не делится со мной своими секретами.

— Она живет в доме младшего садовника, — уточнила графиня. — Вы видели ее? Бывали там?

Сначала он отрицательно замотал головой, но под недоверчивым взглядом графини сдался:

— Я несколько раз пытался туда войти и даже взял ключ у ключницы, но там всегда заперто изнутри. — При этих словах он несколько зарумянился от смущения, но продолжал держаться все так же горделиво, не признавая за собой никакой вины.

Графиня поднялась с кресла, подошла к нему и приказала:

— Раз заперто изнутри, значит, там кто-то живет. Я хочу выяснить, кто же это. Вы станете моим сподвижником в этом праведном деле. Когда в следующий раз граф отправится к ней, вы проведете меня к домику. Хочу во всем убедиться собственными глазами, прежде чем начинать действовать.

Бедный секретарь побледнел, покраснел, открыл рот, чтоб возразить, и тут же его закрыл.

— Не волнуйтесь, Фелис, я ничего не скажу графу — пообещала графиня и ему. И безрадостно уточнила: — Это не в моих интересах. Помощников у меня мало, и терять мне их не след.

Секретарь заполошно подумал, что теперь-то смотреть в глаза своему господину он точно не сможет, и ему придется под каким-нибудь надуманным предлогом увольняться. А он-то так гордился перед родней и графской прислугой своим весьма и весьма значимым местом.

Поклонившись графине, вышел, не зная, как поступить — то ли уехать сейчас, то ли дождаться графа и попросить у него место где-нибудь подальше отсюда. Прошел в кабинет и тупо уставился на кучу писем, не в состоянии прочесть ни одно из них.

Таким его и застал Никас — поникшим и отчаявшимся.

— Я смотрю, вы тоже получили нагоняй от графини? — обтекаемо спросил он, плотно закрывая двери кабинета.

Фелис сразу понял, что он не один такой, приободрился и с надеждой уставился на сотоварища по несчастью.

— Да. И что нам теперь делать? — спросил и весь обратился в слух.

— А что велит графиня, то и делать, — камердинер решительно перешел на сторону законной супруги.

Поняв, что время мечтаний прошло и, хочешь не хочешь, но действовать придется, секретарь снова сник.

— Не по душе мне все это. Не графиня уволит, так граф прибьет. Думаете, он не узнает, чьих это рук дело?

Камердинер от досады чуть не плюнул на мраморный пол кабинета, сдержавшись в последний миг. Трусливая натура секретаря его возмущала.

— Мне эта девка сразу доверия не внушила. Смотрит все время в пол, на тебя и не взглянет. Говорит тихо, будто шелестит. Она графа приворожила, он на нее иначе бы и не взглянул, точно говорю! По ней веревка скучает или костер, что еще лучше. Если б я не боялся графа подвести, давно бы в тайный сыск донос на нее написал. Но теперь с помощью графини мы от нее быстренько избавимся.

— Как избавимся? — испугался Фелис. Он решительно не желал участвовать в чем-то противозаконном.

Но камердинер излишней совестливостью не страдал.

— А как графиня прикажет, так и избавимся. И с графа морок тут же спадет. Это же завсегда так — нет колдуньи, нет морока.

— А если это не морок? — из-за своей учености секретарь не слишком верил в привороты, колдуний и прочие простонародные выдумки.

— А что? Любовь, скажешь? — фыркнул Никол. — Так граф графиню любит, любовью прочной, временем проверенной. Или ты так не считаешь? — он нарочно сказал господину Фелису «ты», подчеркнув тем самым его незначительность.

Тому это не понравилось. Чтоб оправдать свою нерешительность, логично предположил:

— Любит. Да. Но мальчика-то графиня родить не может. Вот граф и хочет бастарда завести. Для надежности. Это ведь и в интересах графини.

Никол доверительно произнес, понизив голос:

— Какой там бастард! Видел я эту полюбовницу, зеленая девчонка совсем. Я тоже сначала думал, что граф с ней из-за наследника, но какой от нее наследник? Она себя-то еле носит, ребенка ей не выносить точно. Кожа одна да кости. Тем более граф мужчина видный, статный, высокий, у него маленький ребятенок не получится. Да и не собирается она рожать, по ней же видно. Я сколько уж раз у нее бывал, а даже глаз ее ни разу не видал, она их от пола не поднимает. Да и людей чурается, при каждом удобном случае в другую комнату уходит. Точно говорю, колдунья. Так она и нашу графиню изведет, графа окрутит, и сама графиней заделается.

— Да она же в замке-то не бывает! — не поверил в эту ерунду ученый секретарь. — А без прямого контакта ни одна колдунья ничего сделать не может.

— Все она может, вот еще! — Никол подивился наивности секретаря. — А еще ученый! Будто не знаешь, как это делается. — Зловещим тоном, будто рассказывая страшную сказку, поведал: — Заморочит она голову графу, выпросит у него волосок графини и все, почитай, дело сделано. Проведет над этим волоском обряд по изведению соперницы, и помрет та смертью безвременной. Ты что, смерти нашей графинюшке желаешь?

— Нет, конечно, — торопливо открестился от напрасного обвинения Фелис. — Я графиню ценю и уважаю.

— Тогда и не спорь, а делай, что велено! — камердинер был совершенно уверен в собственной правоте, а уж тем паче в правоте хозяйки. — Графиня дурного не прикажет, она женщина справедливая. И добрая.

Секретарь смирился и принялся ждать, чего прикажут. Совесть, правда, требовала доложить обо всем графу, но подходящего случая не оказалось. Он несколько раз, заикаясь, начинал признаваться в своем участии в планируемом графиней непотребстве, но стоило графу поднять на него вопросительный взгляд, чтоб выслушать, как слова застревали у него в горле, и он говорил вовсе не то, что намеревался.

Свое молчание, а, по сути, трусость, он оправдывал искренним сочувствием к графине. Ведь граф и вправду изменял супруге с явно недостойной девицей, а прелюбодеев Фелис не терпел. Видимо, защищать неправедно обиженных — его высокая планида.

Ждать возмездия пришлось недолго.

На следующий день к вечеру, едва приехав и даже не поужинав, граф уединился в своем кабинете, заявив, что у него много работы. Минут через десять, заподозрив недоброе, графиня заглянула к мужу, того на месте не оказалось. В другое бы время она ничего делать не стала, но теперь, пребывая в крайне нервозном состоянии, потребовала у Фелиса:

— Ведите меня немедленно к этому самому дому садовника!

Его фальшивые отговорки, что в парке темно, холодно, можно заблудиться и попросту страшно, ведь вокруг ограды воют ищущие лазейку голодные волки, решительно отвергла.

— Если уж я, слабая женщина, не боюсь идти в темноте, то вам, мужчине, об этом заикаться просто стыдно! — и она негодующе притопнула ногой.

Нехотя повинуясь, секретарь накинул теплый плащ и угрюмо направился к черному ходу.

Графиня, отправив камеристку к целителю проследить за приготовлением настойки от головной боли, чтоб та не любопытствовала, куда же направляется ее госпожа в столь неподобающее время, тоже надела теплый плащ с подбоем из меха горной куницы, теплые ботинки, на голову накинула меховой капюшон, полностью закрывший лицо, и спустилась вниз.

К ее неудовольствию, у выхода на табурете сидел привратник, при виде ее вскочивший и неуклюже поклонившийся.

— Я немного подышу свежим воздухом, — пришлось соврать, чтоб он не смотрел на нее таким всепонимающим хитроватым взглядом. Похоже, то, что ее муж завел себе любовницу, было секретом лишь для нее одной.

— Конечно, конечно, — привратник словно издевался над ней, настолько вызывающе звучали его слова, и широко распахнул перед ней двери.

Глаза защипало от подступивших слез, но Карина упрямо вскинула голову, не выказывая преступной слабости. Она родилась в гордом роду герцогов Фортранских и никогда не станет поддаваться жалости к себе, это удел людей слабых, а она слабой никогда не была. И не будет. Но тут же с горечью обвинила мужа: как он мог так подло с ней поступить?

Вышла во двор и задохнулась от ударившего прямо в грудь порыва ледяного ветра, будто желающего загнать ее обратно в уют и безопасность замка. Не обращая внимания на пробравший до костей холод, графиня посильнее закуталась в длинный плащ, стараясь сохранить ускользающее тепло. Мороз был ничтожной мелочью, не стоящей внимания, к нему она привыкла с детства.

В стоящем на берегу холодного северного моря замке герцогов Фортранских, в котором прошли ее детство и юность, такой ветер гулял в коридорах. Правда, в старой, полуразрушенной части замка, где ходили только слуги, спрямляя дорогу от кухни до трапезной, да бегала любопытная молодежь, проверяя, правда ли, что тут возятся зловещие привидения.

А вот уж во двор редкий день можно было выйти без боязни быть снесенной сильным порывом шквального ветра, особенно зимой. Недаром замковую площадь ограждал высокий каменный парапет, не спасавший от ветра, но уберегавший неосторожных от падения со скалы, на которой был построен замок.

Графиня торопливо скрылась за высокими деревьями, растущими подле входа, опасаясь быть увиденной из замка. Огляделась, но секретаря не увидела. Она уже хотела его окликнуть, как Фелис появился рядом из темноты сам и неохотно предложил ей опереться о его руку. Она решительно уцепилась за него, желая любым путем дознаться до правды.

Дорога до домика младшего садовника оказалась долгой и трудной. В снегу, занесшем давно не чищеные дорожки, по колено увязали ноги. Она и не предполагала, что домик стоит так далеко. Быстро устала, все-таки беременность давала себя знать, но упорно шла вперед, не желая больше жить в угнетающей неопределенности.

Сколько времени они так брели до места, не заметила, но полагала, что слишком долго. Окруженный высокими соснами и густыми елями, домик оказался маленьким и неприметным. Подойдя поближе, увидели, что в одном из окон, хотя и закрытом плотными ставнями, в узкой щели играет теплый желтоватый свет, как от стоявшей подле свечи или от горевшего в глубине камина.

Там кто-то есть!

Замерзшей графине отчаянно захотелось погреться у ярко горящего огня, но она задушила в себе недостойный порыв. Она здесь вовсе не для того.

— Граф все еще там, — проговорил Фелис, указывая на полузанесенную снегом одиночную цепочку шагов, ведущих в домик, хорошо заметную в свете выглянувшей из-за туч полной луны.

Карина наклонилась, пристально разглядывая следы. У нее сначала остановилось, потом куда-то вниз обреченно ухнуло сердце. Она узнала их. Только у ее мужа на каблуках были набойки с маленькими графскими гербами — ее шутливый подарок. Ошибки быть не могло — Эрн здесь!

Они простояли минут десять, наблюдая за еле видимым мерцанием в окнах. Графиня держалась за сердце, тревожась и за себя, и за своего нерожденного ребенка. Было больно и горько.

Вот и кончилась ее счастливая супружеская жизнь. Как она ни надеялась, но слова Холлта о любви оказались только словами, причем фальшивыми и пустыми. Он ее обманывал! Сжав в кулаки замерзшие пальцы, пообещала себе: она жестоко отомстит разлучнице, а через нее и неверному мужу. Пусть ему будет так же больно, как и ей сейчас.

Что-то заметив, Фелис вздрогнул и торопливо поманил ее за собой. Они едва успели укрыться за углом дома, когда из него вышел граф и ласково сказал кому-то позади:

— Все будет хорошо, Амирель, не волнуйтесь. Я обещаю.

Дверь бесшумно затворилась. Чуть слышно заскрипел ключ в замке, глухо звякнул запор, и все стихло. Граф легко сбежал по ступенькам вниз и быстрым шагом отправился обратно в замок, что-то негромко насвистывая себе под нос.

— Как хорошо, что в темноте он не увидит наших следов, — с облегчением прошептала графиня, только сейчас подумав о предательском снеге, на котором прекрасно видны все отпечатки, и узнать, кто прошел, можно без труда. — Нам повезло, луна скрылась.

— Конечно, не увидит, — буркнул секретарь. — Я же не дурак. Мы с вами шли по круговой дороге. И обратно тоже пойдем по ней. Хотя ночью наверняка метелью и переметет дорожки, но уж лучше подстраховаться, чем попасться с поличным. Вас-то он наверняка простит, а вот мне не поздоровится.

Графиня не собиралась мириться с неверным мужем. Зачем? Ничего уже не вернуть, счастье разбито на мелкие осколки, не склеить.

Они снова пошли по длинной обходной дороге, но она не замечала ни снега, ни холода, погруженная в мысли о своем горе и подготавливаемой ею сладкой мести.

Когда она вошла в замок, небрежно отряхнув у входа от снега плащ и сапоги, привратник посмотрел ей через плечо и с плохо скрытой насмешкой поинтересовался:

— А где господин секретарь? Он ведь тоже ходил прогуляться?

Это оказалось последней каплей, и графиня вскипела. Всегда ровная и дружелюбная, она зло сверкнула глазами и прошипела сквозь зубы:

— Ты что себе позволяешь, жалкое ничтожество? Давно плетей не получал? Так получишь! И немедленно!

Тот опомнился и побледнел. Отвесив глубокий поклон, взмолился:

— Простите меня, графиня! Я ляпнул, не подумав. Больше не буду!

Она свирепо пообещала:

— Еще одно хамское слово, и ноги твоей здесь больше не будет! Запомни!

Подавив огромное желание отвесить наглому слуге оплеуху, медленно прошла мимо него, раздумывая, спросить ли у него, вернулся ли граф, а если вернулся, то когда. Но так и не спросила. Хватит с нее сплетен, ни к чему подавать повод для еще одной.

После этой стычки привратник присмирел, скукожился и даже как будто стал меньше ростом, поэтому вернувшийся немного позже Фелис уже не получил от него ни одного язвительного взгляда и прошел внутрь, не подозревая, какая буря тут недавно разразилась.

В его кабинете чем-то обеспокоенный граф собственноручно разбирал почту, мельком просматривая письма. Едва увидев на одном из них королевскую печать, пробормотал: «наконец-то», выхватил его из кипы и быстро ушел, не дав своему секретарю никаких распоряжений и ни о чем его не спросив.

Фелис возблагодарил всех покровителей храмов и богов, и не богов, а заодно и свою планиду. Отвечать на дотошные вопросы графа он сейчас был не в состоянии. На душе бушевала такая же непогода, что и за стенами замка. Кляня собственную глупость, вместо привычного разбора почты он принялся метаться по кабинету, вцепившись в волосы и едва не выдирая клок за клоком.

Его такая уютная и налаженная жизнь катилась в тартарары. И зачем он ввязался в это мутное дело? Граф ему этого не простит. Холлт слишком умен, чтобы не понять, кто принимал деятельное участие в его разоблачении. И тогда ему придется искать новое место, и кто знает, сможет ли он его найти?

Кто из людей любит предателей? Он, по сути, предал своего господина. А ведь граф всегда к нему относился с должным уважением, он чувствовал себя почти равным ему. И чем же он ему отплатил?

Закрыв дверь на засов в своей спальне, графиня горько плакала, лежа ничком на постели, напрочь позабыв, что происходит из гордого герцогского рода, и что подобная слабость умаляет ее честь и достоинство.

Сил не осталось даже на гордость. Она собственными глазами убедилась в измене любимого мужа. Это не глупые сплетни и не праздные домыслы, а безжалостная явь. Крушение всей ее жизни.

Еще совсем недавно она считала себя любимой и лелеемой женой и ценила это больше собственной жизни. Да что собственной — больше жизни своих дочерей! И вот к чему она пришла — муж завел любовницу.

Возможно, и не по своей воле. Возможно, та его приворожила, в этом графиня была согласна с Николом, недаром Эрн предупреждал ее о чем-то подобном. А раз так, она должна действовать, должна покарать грязную колдунью! Еще не все потеряно, она вернет себе любовь мужа! Нужно просто сжать зубы и стать такой же жестокой, как и все вокруг. Она сможет, она должна!

Вечером, как обычно, к ней в спальню пришел граф. Нежно поцеловал, назвал своей любовью, но она ему больше не верила. Слушать его фальшивые клятвы было свыше ее сил. Отговорившись головной болью, она выпроводила озадаченного и недовольного мужа из спальни.

Припомнилось, что ее отец тоже относился к ее матери не слишком хорошо, хотя и называл ее прилюдно «любовь моя». Противореча этим словам, вместе с законной женой в его замке на правах фавориток жили еще несколько женщин. Так что она не понаслышке знала, что такое боль и предательство.

Но надо признать, что ее мать такой порядок вещей не смущал, скорее, даже радовал. Герцогиня не приветствовала частые появления нелюбимого супруга в собственной спальне. Дочь подозревала, что любовницы отца в родовом замке появились с полного согласия и даже одобрения матери.

Но у нее-то все по-другому. Она искренне любила своего мужа и была с ним счастлива. Но коварная разлучница приворожила Эрна и разрушила всю ее жизнь. Судорожно комкая платочек, Карина принялась строить планы зловещей мести. Один из них показался ей самым простым и действенным: нужно выманить эту девицу из дома, вывести ее за ограду парка и там оставить.

Голодные волки, стаями бродящие вокруг, сделают все остальное. И руки в крови колдуньи никому пачкать не придется, все-таки какой-никакой, а она тоже человек. После этого Эрн ее даже искать не будет. Ведь стоит ей исчезнуть с его глаз, морок рассеется, и он придет в себя. И забудет про ту, что колдовством отвратила его от любимой жены.

На следующий день герцогиня сообщила о своем плане камердинеру мужа. Немного подумав, тот согласился.

— Хорошо, что вы решили действовать, моя графиня. Давно пора. А выманить девицу за пределы имения проще простого. Я приду к этой безнравственной особе и скажу, что граф с каретой ждет ее за оградой. Зачем и почему я, как водится, не знаю. Я ведь сошка мелкая, что велено, то и делаю. Когда вы прикажете провернуть это дельце?

Нехорошее слово «дельце» царапнуло графине слух, но она постаралась забыть об этом как можно быстрее.

— Граф ходит к этой девице каждый день? — почему-то его ответ был для нее очень важен.

— Нет, через день. — Никол сделал вид, что ничего не понимает.

Графиня потупилась и не смогла сдержать горестного вздоха. Ясно, граф посещает любовницу не каждый день для того, чтоб оставить силы и на законную жену. Он делает все, чтоб она ничего не заподозрила. И одинаково ласков с ними обеими. Слова «все будет хорошо», нежно сказанные графом любовнице на прощанье, огнем жгли сердце обманутой жены.

Она твердо знала: то, что хорошо для любовницы, однозначно плохо для законной супруги. Наверняка у колдуньи уже составлен план, как избавиться от соперницы. Но она ее опередит и погубить себя не даст. У нее есть дети, за которых она отвечает. И муж, которого она любит, несмотря ни на что. Под действием дурмана он просто не ведает, что творит.

Не сомневаясь больше в своей правоте, графиня приказала:

— Раз граф вчера у нее уже был, то сегодня не пойдет. Так что постарайся сделать все сегодня. И никому об этом не говори.

Воодушевленный слуга удалился с лихорадочной жаждой действия. Приводя в порядок одежду графа, думал об одном: запутавшегося в колдовской паутине хозяина нужно спасать, и он его спасет! Пусть тому и нужен наследник, но уж точно не от этой малоприятной и опасной особы. К тому же графиня еще молода и вполне может родить мальчика сама.

В сумерках камердинер пришел к Амирель, оторвав ее от мирного сидения в кресле и чтения книги об устройстве природы, принесенной по ее просьбе Холлтом, и без всяких эмоций сказал:

— Граф просил вам передать, чтоб вы срочно собрались и вышли из парка через ближнюю калитку. Он будет ждать вас там с каретой.

— Что случилось? — испуганно вскричала Амирель, прижимая к груди задрожавшие руки. — Неужели здесь эмиссары тайного сыска?

— Не знаю, — внутренне похихикал Никол над ее тревогой, — но только граф просил вас не медлить.

Амирель кинулась собираться. За несколько минут покидала в баул все привезенные с собой вещи, натянула удобную мужскую одежду, в которой приехала к Мелисси и которая не стесняла движений, привязала кошель с деньгами к поясу, скрыла его под теплой кофтой. Накинула меховой плащ и вышла к поджидающему ее Николу. Поманила его за собой, указала на баул.

— Вы ничего не забыли? — спросил он, с сомнением глядя на объемный мешок. — Обратно-то вы не вернетесь, я думаю. Раз уж так спешно уезжаете.

«Тайный королевский сыск меня обнаружил! — уверилась в своей догадке Амирель. — Поэтому мы и бежим. Надеюсь, граф и его семья не пострадают из-за меня».

— Нет, я взяла все. Моих вещей здесь не осталось, — заверила она его, глядя по привычке в пол.

— Тогда пошли, что ли? — грубовато поторопил ее Никас, взял баул и первым пошел к дверям.

Она вышла следом, печально вздохнув. Скрывая довольную ухмылку, камердинер аккуратно повернул ключ в замке, опустил его в стоявший рядом с крылечком большой цветочный вазон, наполовину занесенный снегом. В ответ на вопрос Амирель, зачем он это сделал, нехотя пояснил:

— Потом заберу. Нужно же еще и прибрать успеть, чтоб никаких следов не осталось. Кто его знает, вдруг тут и впрямь будет обыск?

Они двинулись к забору по заранее расчищенной камердинером дорожке. Возле калитки он немного задержался, заслышав зловещий волчий вой. Представив на мгновенье, что будет с девушкой, содрогнулся. Но быстро справился с собой, отворил калитку и вытащил баул наружу. Амирель вышла за ним.

— Вот туточки вам графом и велено ждать! — выпалил он, затащив баул за елки так, чтоб его не было видно из парка, шустро заскочил обратно и закрыл калитку изнутри на висячий замок.

Потом быстро, не желая видеть, как колдунью будут рвать волки и уж тем более не желая слышать ее предсмертные вопли, рысью понесся обратно по дорожке, потряхивая кругленьким пузом. Добравшись до домика, распахнул все окна и дверь, чтобы выстудить еще теплые стены. Оставшиеся продукты собрал и выбросил подальше в снег, уверенный, что к утру их растащат мыши и совы.

Потом прошел по комнатам, убрал все следы пребывания здесь человека. Вполне довольный собой, закрыл входную дверь на ключ и вернулся в замок.

В коридоре его встретила бледная взволнованная графиня. Сознание того, что она обрекла на смерть человека, угнетало, но она не позволяла себе раскиснуть. Торопливо заведя камердинера в малую гостиную, махнула камеристке рукой, веля удалиться, и обеспокоенно спросила:

— Все сделал?

Никас горделиво заверил, заложив руки за спину и отставив в сторону ногу в высоком, до блеска начищенном сапоге:

— Все. Девка в лесу одна. Скоро она никому досаждать не будет. — И опасливо спросил: — А где граф? Он ни о чем не догадывается?

Графиня приложила руки к горящим щекам, пытаясь заглушить вдруг нахлынувшие угрызения совести.

— Его внезапно вызвали в город. Что там стряслось, не знаю. Он уехал очень быстро, верхом, почти без охраны.

— Как удачно! — облегченно выдохнул Никас. — А то я боялся, что кто-нибудь случайно услышит вопли этой девки и доложит графу…

Прерывая его, в комнату тяжелой рысью вбежал их обычно неповоротливый мажордом.

— Графиня, графиня! — он не смог сдержать охватившую его панику. — К вам эмиссар из тайного сыска! С ним несколько человек стражников! И…

Он не успел договорить. Человек в черном кожаном дублете простого, почти купеческого покроя, ввалился в комнату без доклада, бесцеремонно отодвинув мажордома в сторону. Смерив напуганную графиню холодным взглядом, бесцветно выговорил:

— Нам пришел донос, что в вашем имении прячется колдунья!

Графиня приложила к вискам тонкие пальцы, приоткрыла рот и принялась глубоко дышать, пытаясь превозмочь обморок. Решив, что хозяйка ничего об этом не знает, и что его сообщение стало для нее ужасным потрясением, эмиссар приказал стоявшему рядом с ней камердинеру:

— Эй, ты! Проводи-ка нас к дому младшего садовника! И поживее! Будешь медлить, получишь плетей!

У Никола задрожали руки, и задергался правый глаз. Мысленно благословляя свою удачу, — ведь он успел выдворить любовницу графа буквально перед появлением незваных гостей, — снова оделся и пошел по хорошо знакомой тропке, надеясь, что за прошедшее время волки успели сделать свое черное дело.

Шел густой снег, дул сильный ветер, все следы, ведущие к домику и от него, перемело. Пройдя по девственно чистой тропке, подошли к дому. Открыв дверь, Никол пропустил вперед шедших за ним эмиссара и королевских стражников. Стражники остались караулить у входа, эмиссар прошел по комнатам, заглянул во все углы и вернулся в прихожую. Сурово спросил у стоящего навытяжку камердинера:

— Здесь совсем недавно кто-то жил. Кто?

Под его пристальным немигающим взглядом Никас почувствовал себя нашкодившим щенком. Ответил, подобострастно кланяясь:

— Так младший садовник и жил, кому же еще здесь жить?

Эмиссар переглянулся со стражниками.

— Где он сейчас? — тут же последовал недоверчивый вопрос.

Никас решил говорить правду, все равно это было легко проверить:

— Женился на дочке старого Бейца, что сапожничает в деревушке неподалеку, да и перебрался туда. В помощь тестю. А графиня велела дом беречь, потому что у нее на примете новый садовник есть, к лету должен приехать, если его старший примет, конечно, он капризный у нас. Вот сюда слуги и захаживают, чтоб дом в порядке содержать. Она хозяйственная у нас, графиня-то, бережливая и домовитая…

Не слушая глупую болтовню явно напуганного слуги, эмиссар развернулся и пошел прочь, стражники гуськом потянулись за ним. Опытный служака с самого начала не верил в этот идиотский донос. Если б граф хотел спрятать колдунью, что само по себе на редкость глупо, он бы ее не в парковом домике прятал, куда любой может зайти.

Возможности у него огромные. В графском мэноре одних только замков несколько, не считая обычных домов, в том числе и в Холлтбурге. А уж в замках потайных ходов и покоев немерено, да и знать о них, кроме посвященных, никто не знает. Холлт бы ее так спрятал, что никто ее не нашел.

Да и связываться с графом себе дороже. Домик младшего садовника обыскать удалось только потому, что графа подложно вызвали из поместья. Холлт бы эмиссара и за ворота не пустил, для него тайный королевский сыск не указ, а без разрешения графа обыск имения невозможен.

Хорошо, что графиня от одного известия, что у нее под боком колдунья живет, чуть в обморок не грохнулась. Аристократки — они слабые. Изнеженные. Запретить обыск, как эмиссар и рассчитывал, она и не подумала.

Но отсюда нужно побыстрее убираться. Граф наверняка уже спешит домой, узнав, что ездил в Холлтбург зря. Не прощаясь с графиней, лишь передав извинения через мажордома, эмиссар с сопровождающими сели на своих коней, которых даже не заводили в конюшни, и отправились восвояси.

Проехав пару миль по узкой нечищеной дороге, едва успели увернуться от спешившего обратно графа, с немыслимой скоростью летевшего им навстречу в сопровождении всего-то троих верховых. Выбираясь из сугроба, в который был вынужден направить коня, чтоб избежать столкновения, эмиссар ругался такими словами, что, будь рядом какой-нибудь деревенский мужик, он бы рот открыл от восхищения.

Примчавшись в замок, граф немедля кинулся к жене.

— Что тут произошло? — спросил он, с тревогой взглянув на лежащую на софе измученную Карину.

Та едва слышно ответила:

— Здесь были эмиссары тайного сыска. Я ничего не могла сделать.

Граф остановился. На лице вздулись желваки, оно посуровело и стало казаться высеченным из камня.

— Что им было нужно?

— Они искали по доносу какую-то колдунью. В домике для садовника. Мне стало плохо.

Холлт развернулся и опрометью кинулся в парк, даже не спросив ее о самочувствии, хотя видел, что она нездорова. Графиня почувствовала себя униженной. Вот как? Любовница для него дороже законной жены? Для чего тогда он постоянно клялся ей в любви? Глаза отводил, чтоб не догадалась? А она все-таки не так глупа, как он думал!

Граф вернулся быстро, слегка запыхавшийся, видимо, всю дорогу бежал. Карина почему-то подумала, что быстрее было бы взять коня.

— Там никого нет. Вы с кем-то успели ее спрятать? — с надеждой спросил он, с сочувствием глядя на бледное лицо жены.

В груди Карины что-то оборвалось. Она поднялась и горделиво выпрямилась, с презрением глядя на мужа.

— С чего это я вдруг буду прятать твою любовницу? Мне даже подумать противно, что ты постоянно говорил мне, что любишь, а сам… — голос у нее сорвался.

— Стоп, стоп! — граф натянулся, как струна и стал походить на ищейку, взявшую след. — Быстро говори, Карина, что произошло! Это ты ее куда-то дела? Сама она не смогла бы унести свои вещи, их у нее немало, а домик пуст.

Графиня с пылкой ненавистью посмотрела на некогда безгранично любимого мужа. Его измена убила в ее душе все добрые чувства, ей хотелось только одного — мстить.

— Неужели вы думали, граф, — официально начала она, — что я буду терпеть ваши измены под моим носом?

Холлт ошеломлено выдохнул, еще не понимая, что произошло:

— С чего вы вздумали, графиня, что я вам вообще изменял? — ответил в ее же духе, перейдя на велоречивое «вы». — Вы что, решили, что я двуличен? Что я говорю вам о своей любви, думая в это время о своей любовнице? Это вообще-то оскорбление, графиня! Неужели за почти пятнадцать лет нашего брака я дал вам повод усомниться в моих к вам чувствах?

Но Карина не дала сбить себя с толку жалкой патетикой:

— Для чего тогда вы поселили эту шлюшку в наш дом? — спросила, ожидая извинений и просьб о прощении.

— Она не шлюшка, — со злостью выговорил граф, с трудом сдерживаясь, чтоб не заорать, как простолюдин. — Амирель воспитанница моего брата. И он просил меня позаботиться о ней. Я получил от него посмертное письмо. Я не мог не исполнить эту просьбу. Это дело чести.

Но оскорбленная супруга не сдавалась, хотя в ее душе уже холодной змеей шевельнулось нехорошее предчувствие:

— В этом случае вы могли бы поручить ее моим заботам. Я с удовольствием приняла бы ее в свою семью и была бы рада стать ей доброй опекуншей! Но вы поселили ее тайно, ничего мне не сказав! Вы просто двуличны!

Граф помолчал, пристально разглядывая ожесточенное лицо жены. Такой он ее никогда не видел. Сухо спросил:

— Графиня, а вы не думаете, что этого я сделать не мог, потому что слишком дорожу моей семьей?

— Что, она действительно колдунья? — графиня с ужасом смотрела на него, не узнавая в этом чужом холодном человеке своего мужа. Ей стало страшно. — Она вас околдовала! Тогда я тем более все сделала правильно!

— Что вы сделали правильно? — убитым тоном спросил граф, догадываясь, что произошло несчастье.

— Я приказала вытащить ее саму и ее вещи за ограду! — злорадно выпалила графиня, отчего граф помертвел, в его глазах засверкали бешеные огни. Отшатнувшись, Карина испуганно вскричала, выставив вперед руки: — И не говорите мне, что она не колдунья! Я вам все равно не поверю!

Граф заложил руки за спину и ледяным тоном ответил:

— Я и не скажу. Я еще добавлю: — в Амирель течет королевская кровь! У нее синие глаза! Что это значит, вы прекрасно знаете!

Графиня тотчас вспомнила так понравившуюся ей синеглазую девочку, предсказавшую ей рождение сына. Она приложила руки к загоревшимся щекам и убито прошептала:

— Так это и есть Амирель? Я ее видела, здесь, в парке! Но она мне сама сказала, что в нашем имении ее нет!

— Она использовала силу убеждения? Тогда все понятно. Она хотела скрыться. Амирель уверена, что приносит несчастья везде, где появляется.

Графиня продолжала наседать на мужа, но теперь ее обвинения больше походили на защиту, нежели на нападение:

— Тогда почему об этой девочке не сказали мне вы? Сколько б бессонных ночей и ужасных ошибок мне удалось бы избежать, знай я об этом!

Отвернувшись от нее, будто ему тяжело было смотреть на предательницу, граф тихо проговорил:

— Потому и не сказал, что хотел их избежать. Вы разве не знаете, что при розыске истинной королевской крови разрешается допрашивать всех, даже беременных аристократок? Скажите, графиня, вы смогли бы выдержать допрос с пристрастием в застенках тайного сыска? Там, где не выдерживают и кончают жизнь самоубийством даже сильные здоровые мужчины?

Графиня сникла, почувствовав несправедливость и ужас содеянного. Ее руки теребили кружевной платочек, раздирая его на части, но она этого не замечала.

— Простите меня, я так виновата, мне нужно было просто вам верить, а я… — она почувствовала себя по-настоящему плохо и без сил упала на диван.

Граф даже не пошевелился, хотя прежде всегда беспокойно кидался к ней и требовал вызвать замкового целителя. Графиня затравлено смотрела на него, понимая, что совершила роковую ошибку. Простит ли он ее?

Прятавшийся все это время в гардеробной Никол до боли сжал руки. Как он был неправ! Амирель не смотрела на него для того, чтоб он не видел цвет ее глаз и случайно не проболтался! Она не любовница графа! Что же он наделал!

Карина просительно протянула дрожащую руку к мужу.

— Но, может быть, еще не поздно? Может быть, она еще ждет за оградой замка? — спросила, не веря своим словам.

— Я кричал. Громко. Если бы она была жива, то отозвалась бы. Но мы сейчас сходим и проверим это еще раз. Кто помогал вам избавиться от колдуньи?

Помня свое обещание никого не выдавать, графиня убито молчала, не понимая, как ей поступить. Избавляя ее от данного слова, из гардеробной медленно вышел трясущийся от страха и стыда Никол.

— А вот и еще один благодетель! — язвительно приветствовал его граф. — Ну что ж, пойдем на поиски. Зови людей с факелами, будем прочесывать опушку. В лес не пойдем, это опасно и бесполезно.

Через несколько минут слуги во главе с графом обыскивали окрестности возле калитки, там, где Амирель оставил камердинер. Пустота. Идущий без перерыва снег уничтожил все следы. Не было ни девушки, ни вещей, ни даже каких-то обрывков.

— Может, она ушла? — с тайной надеждой предположил виновник всей этой кутерьмы, с ужасом ожидая страшного наказания. — И ждет где-нибудь в безопасном месте?

— С огромным баулом? Плохо верится. — Граф с болью в сердце рассматривал участок, где камердинер оставил девушку и сбросил баул с вещами. — Ничего не видно, все перемело. Мы ничего не найдем.

На опушке засверкали зеленые огоньки, и раздался заунывный волчий вой, от которого у графа что-то оборвалось в душе. От безнадежности он сжал кулаки и скрипнул зубами. Как он ошибся, полагая, что сможет спасти эту девочку!

Но он не ожидал ножа в спину. Его предала та, которой он всю жизнь доверял больше, чем самому себе.

С горечью признал:

— Возвращаемся, искать бесполезно.

Они вернулись в замок. Не находящая себе места графиня встретила их внизу.

— Что-то нашли? — ее пальцы, прижатые к горлу, беспокойно шевелились.

Граф отрицательно качнул головой.

— Идите к себе, графиня, я сейчас приду. Нам нужно поговорить. — От его безжалостного тона у графини удушливым спазмом сжало горло.

Он прошел к себе, выгнал из покоев попытавшегося сунуться за ним Никола и позвал второго камердинера.

— Стам, собери мои вещи, я уезжаю.

— Надолго, что класть? — тот не мог понять, в чем дело. Что главный камердинер вдруг попал в опалу, было очевидно, но вот за что?

Последовавший приказ пригвоздил его к полу:

— Клади всего побольше, уезжаю надолго, возможно, навсегда.

Стам пораженно вытаращил глаза, не зная, что на это сказать. Граф уезжает навсегда? Один? Без жены и детей? Ох, что-то будет…

— Прикажи запрячь мою дорожную карету. Ты поедешь со мной. И охрана. Передай сенешалю, пусть готовит всех, кто ездит со мной обычно. Пусть тоже берут вещей про запас, их можно сгрузить в карету. Я поеду верхом.

Отдав распоряжения, граф прошел в детское крыло. Прошел по комнатам, в последний раз посмотрел на спящих дочерей, молча прощаясь с ними. Старшая, засидевшаяся за книгой, еще не спала и удивленно посмотрела на одетого по-походному отца.

— Ты куда-то собрался на ночь глядя, папа?

— Да, мне пора. — Он ласково поцеловал ее в лоб. — Будь здорова, моя дорогая. Надеюсь, у тебя все будет хорошо.

От звучавшей в его голосе горечи она встрепенулась, прижалась к отцу и хотела что-то спросить. Сердце у него тоскливо защемило, но задерживаться было некогда. Он отстранил дочь, еще раз поцеловал в лоб и торопливо вышел.

Придя в свой кабинет, он, взяв из рук взволнованного секретаря пару писем, велел позвать к себе главного охранника замка.

— Допроси всех слуг, выясни, кто сделал донос в тайный сыск. Возможно, кто-то без задней мысли болтал о моих делах за пределами замка. Найдешь — выгоняй без сожаления. Болтунов мне не надо.

Отпустив охранника, медленно провел руками по лицу, собираясь с силами. Ему предстояло самое неприятное — объяснение с женой. Как больно осознавать, что женщина, которой ты бесконечно доверял, которую всю свою жизнь беззаветно любил, оказалась подлой предательницей! А он-то ничего не замечал, увлеченный поиском выхода для Амирель. В ее гибели есть и его вина.

Правда, оставалась еще маленькая надежда, что девушка спаслась, используя свой дар убеждения. Она же может повелевать животными. Возможно, волки не разорвали ее, а помогли исчезнуть?

Медленно прошел по коридорам родового замка, угрюмо глядя на родные стены, не зная, когда вернется сюда и вернется ли вообще. С мрачным лицом вошел в гостиную графини. Встав перед ней, отчеканил:

— Я уезжаю. Когда вернусь, не знаю. Вам так хотелось иметь неверного ветреного мужа, что я решил выполнить ваше желание.

Она охнула и прижала руки к груди, утишая бьющееся сердце.

— Простите, я виновата, но…

— Не просите, это не поможет, — сурово прервал он ее. — Вы не та женщина, за которую я вас принимал. Вы жестокая хладнокровная убийца. Такую жену мне не надо. Если у вас возникли какие-то сомнения, вы могли бы прямо спросить у меня. Но вы предпочли отправить на верную смерть мнимую соперницу с единственной целью — унизить и уничтожить меня. Ну и как, месть сладка?

Задыхаясь от слез, Карина просипела, надеясь его смягчить:

— Но я беременна! И я уверена, что на этот раз будет мальчик!

— А откуда у вас эта уверенность? — граф не верил в столь счастливый исход.

— Мне сказала об этом Амирель… — еле слышно призналась графиня и защитным жестом положила руку на чуть видимый живот.

У графа трепыхнулось сердце, но горькое разочарование не дало пробиться росткам радости.

— Которую вы за эту добрую весть хладнокровно отправили в пасть волкам, — язвительно уточнил он.

— Эрн, я просто не знала, что это она живет в том домике! Я же ничего не знала! — закричала Карина, не зная, как достучаться до этого незнакомого, равнодушного и жестокого человека. — Прости меня! Прости! Ради наших детей! Клянусь, я всегда буду тебе верить! Ничего подобного больше не повторится!

Он с нехорошим прищуром посмотрел на нее.

— Да, я просил вас мне верить, графиня, но это оказалось вам не по силам. Муж-изменник прельщал вас куда больше. Но можете и дальше утешаться тем, что ничего не знали, когда готовили и совершали злодеяние. А для меня это не утешение. Для меня ваш поступок — низкое предательство. И подобного больше не повторится, в этом вы правы. Просто потому, что я больше никогда не буду вам доверять.

Карина с трудом удержалась, чтоб не броситься ему в ноги. Она понимала, что теряет его, но не знала, что еще можно исправить. Неистово взмолилась:

— Будьте же справедливы! Ведь Амирель все равно забрали бы в тайный сыск, если б Никон ее не увел! А это для нашей семьи было бы куда хуже. Тогда пострадали бы все мы. И наши дети, хотя они-то уж ни в чем не повинны.

Но граф не принял и этого оправдания:

— По крайней мере, я бы знал, где ее искать и выручил бы, чего бы мне это ни стоило. И моя жена не стала бы убийцей. А детей я защитить бы смог. Но хватит с меня пустых разговоров. Я уезжаю. Насколько, не знаю. Пока есть надежда, пусть самая крохотная, я буду искать Амирель и буду бороться. Я должен ее найти и спасти. Это мой долг и перед братом, и перед родной страной. Истинная королевская кровь должна жить! И не только жить, но и властвовать!

Граф вышел, намеренно не замечая протянутых к нему в безмолвной мольбе дрожащих рук жены.

Графиня обессиленно рухнула на диван, пытаясь совладать с раздирающим грудь горем. Закрыв побелевшее лицо руками в безуспешной попытке не разрыдаться в голос, прохрипела:

— Что же я наделала?! И что теперь с нами будет?