Сид подарил ей тридцать четыре розы. Джим покатился со смеху, когда увидел этот огромный букет, и не поленился два раза внимательно пересчитать.
Майк виновато молчал. Элли с ним не разговаривала после звонка таинственного незнакомца с неясными намерениями и не желала слушать никаких объяснений. Близнецы первыми пришли поздравить ее и действительно подарили огромного слона. Слон был сдут и упакован в большую коробку.
— Мы не решились, — заявил Джим, — нарушить глянцевый покой нашего славного журнала таким внушительным подарком. Ты его дома надуешь. К нему прилагается насос.
На коробке были указаны габариты слона: 2x3x2 метра. «Для домашней детской площадки» — значилось рядом с названием.
— Он, кстати, плюшевый. То есть, сверху резинового слоя у него имеется покрытие с ворсом.
— Спасибо, друзья! Вот уж спасибо, так спасибо!
— Пожалуйста. Ты главное его надуй. И приклей на морду фотографию Сида. Думаю, после этого дело пойдет быстрее.
— Я с тобой не разговариваю, подлый сводник! Кому ты дал мой телефон?
— Элли! Да это же продюсер!
— Хоть президент! И слышать ничего не хочу!
— Элли. Может быть, это твой последний шанс.
Элли покраснела от возмущения:
— Да пошел ты… знаешь куда!
— Я тебя обожаю! — прокричала Хелен, врываясь в кабинет. — Элли! Я ценю тебя как самого… самого…
— Лучшего корректора из всех ныне работающих, — закончила за нее именинница.
Хелен остановилась и насупилась:
— Зачем ты так? Я действительно тебя ценю.
— Спасибо, Хелен. Вот именно сегодня я тебя отлично понимаю! Как поживает дверная ручка?
Хелен отвела глаза в сторону.
— Сейчас мы все соберемся и вручим тебе подарок.
— Мне уже один вручили.
— В самом деле? — Хелен как-то сразу вся ощетинилась. — И кто же? Сид?
— Нет: Джим и Майк.
— А что они тут делают?
— Они мои друзья. Ты что-то имеешь против?
— Н-нет, конечно. Просто у нас тут журналисты как-то редко бывают. Ну что ж. А вот и господин директор-р-р. — Хелен буквально промурчала последнее слово и, нежно поведя плечом, стрельнула глазами в сторону «директор-р-ра».
Он не ответил на ее красноречивый взгляд.
— Я счастлив, — начал Сид, когда все собрались. — Нет, МЫ счастливы видеть в твоем лице, Элли, нашего замечательного сотрудника с… — он зачем-то глянул на часы, — с пятилетним стажем! И уверен, что только с твоим участием, исключительно добросовестным и творческим, вся реклама нашего журнала (которая — заметьте! — занимает сорок процентов от общей площади) выглядит такой… Такой…
— Красивой! — выкрикнул Джим, и все захихикали.
— Перестань, она же не дизайнер! Такой профессиональной и качественной! — выкрутился наконец Сид.
— Бледно, — услышала Элли за спиной шепот Майка.
— Согласен. И без изюминки, — добавил Джим.
— И поэтому от всего отдела…
— Только поэтому, а больше ни почему! — снова вставил Джим.
— Я тебя сейчас выгоню.
— Это имеет право сделать только именинница.
— Хм… И поэтому от всего отдела мы хотим вручить тебе скромный маленький подарок… — Сид сделал небольшую, но очень внушительную паузу. — Чудо, которое будет скрашивать твое одиночество… Домашнее… И вообще… по жизни…
Кто-то тихо присвистнул. Наступила тишина. Ситуация была, мягко говоря, шокирующей.
— Внесите чудо! — торжественно и виновато проговорил наконец Сид.
— Он объявляет во всеуслышание о твоем неминуемом одиночестве? Элли, ты опоздала послать его ко всем чертям! Он сделал это первым! — жарко прошептал Майк, видимо, забыв, что она больше не хочет его слушать.
В кабинет внесли повизгивающего щенка ярко-коричневого окраса, с длинными лохматыми ушами. Он тут же принялся облизывать лицо своей новой хозяйке.
— Спаниель, — резюмировал Джим. — Как у Хелен.
— Браво, Сид! — добавил Майк.
— Я хочу… чтобы он не давал тебе грустить, когда рядом не будет друзей… меня… — Сид хихикнул. — И вообще, собака — хороший друг, на мой взгляд…
Элли смотрела на него во все свои несчастные глаза. Что она теперь будет делать? Куда ей этого спаниеля спихнуть? Не брать же его себе на самом деле… А глупое жизнерадостное животное самозабвенно «целовалось» с ее подбородком.
— Вот, Элли! От всей души и от всего коллектива! Второй подарок будет вечером. Просто он еще не оформлен.
— Увольнение, что ли? — пошутила она. Но никто не засмеялся.
Элли даже не могла улыбнуться. Рот расползался в кривой жалкой ухмылке, которая скорее напоминала плаксивое выражение лица, а вовсе не радостное.
После неловкой секундной паузы кто-то робко хлопнул в ладоши. Потом еще раз. Потом все зааплодировали, потому что — как же без аплодисментов в честь подарка?.. Тем более, вечером ожидается еще один.
— Я в шоке! — произнесла она, едва все разошлись.
Джим и Майк пытались усадить подарок в коробку из-под нового ксерокса. Практически безрезультатно.
— Говорили мы тебе вчера — посылай его первая!
— Куда мне его девать?
— Кого?
— Этого… Как его… — Она кивнула на коробку.
— А ты назови его Сидом.
— Нет, лучше я назову его Майком.
— А что? Я не против! Элли, а ты что — собак не любишь?
— Почему не люблю? Я всех люблю. Но… я же снимаю квартиру. Хозяйка не разрешит, и вообще. Может, маме отдать? Ничего не понимаю… Бред какой-то.
— Смотри, как хорошо получается: у тебя теперь есть большой слон и маленькая собачка. Как в той сказке, помнишь? Только волшебного принца тебе не хватает. Ну… Вечером Сид обещал еще один подарок…
— Замолчи! Волшебного принца ты мне уже подарил!
— А! Точно, я и забыл. Но, Элли, боюсь разочаровать тебя… Он действительно продюсер. Из Лос-Анджелеса. И ты интересуешь его прежде всего как творческая единица. Как лицо программы.
— Как… — Элли запнулась. — Как лицо чего?
— Вот так-то! Сначала надо было все узнать, а потом обзывать меня последними словами. Он продюсер. Довольно известный, кстати. Фильмы снимает, между прочим. А сейчас у него на телепроекте не хватает одной ведущей… — Майк многозначительно замолчал.
— Ну?
— Решили поискать…
— Ну?!!
— Нашли тебя.
— Как нашли?
— Мы с ним случайно оказались старыми соседями… В общем, сейчас не важно, откуда мы друг друга знаем… Встретились, обменялись новостями, поговорили. Он и сказал, мол, я сейчас всех знакомых заряжаю на поиски типажа. Надо мне, мол, программку открыть, только чтобы девочка была творческая, интересная, можно не очень молодая… Извини, конечно… Нужны, говорит, светлые волосы, голубые глаза…
— У меня зеленые.
— Об этом никто кроме тебя не знает.
— И что?
— И я понял — речь идет ну просто о тебе. И принес ему фотографию. Он потерял дар речи.
— Да уж, скажешь тоже. Судя по его манере общаться, он не из тех людей, которые способны терять дар речи.
— Но ты ему понравилась. Мне даже показалось, что не только как типаж.
— Старый сводник!
— Да я пошутил. Ты подумай, в общем.
— Я ему уже отказала.
— Ты что?! — Майк вскочил. — Ты с ума сошла?! Что ты ему сказала?
— Я сказала, чтобы он пошел куда подальше.
Джим снова захохотал.
— Ты просто дурочка!
— Возможно. Но он даже не обиделся. Он сказал, что все равно придет в кафе, вдруг я передумаю.
— Ну, я надеюсь, ты…
— А я ответила, что не передумаю.
— Мама-мия! — завопил Майк, вскакивая со стула и хватаясь за голову.
— Да уж. Без комментариев, — мрачно добавил Джим, резко перестав смеяться.
— В свой день рождения люди умнеют! А ты…
В кабинет постучали. Три ее приятельницы из экономического отдела стояли на пороге. Средняя держала в руках огромный фикус в коричневом горшке.
— Мы решили поздравить тебя отдельно. И — вот. Возьми. Пригодится. Только его нужно пересадить, а то он уже большой для этого горшка…
— Говорят, тебе собаку подарили? Покажи!
— У-у-у! Какой хорошенький!
— А как зовут?
— Пока не назвала.
— Как это — «не назвала»? — возмутился Майк, поглаживая себя по груди. — Мы же все придумали.
Она посмотрела на него, кивнула и брякнула:
— Да. Мы назвали его Сидом.
— Ка-а-ак? — хором протянули все присутствующие, включая Майка.
— Сид. Хорошая кличка. Ну все. Посмотрели? Девочки, у меня много работы. Заходите к вечеру.
В четыре часа Элли собрала праздничный стол. Джим с Майком, конечно, предлагали более разумный вариант: отправиться в кафе и отметить все там, но ей некуда было девать Сида-маленького.
Сидом-маленьким теперь полноправно звался щенок. Джим считал, что это очень креативно. А Сид-большой пока еще ничего об этом не знал, но Элли сказала, что ей все равно, если он обидится. Она понимала, что с сегодняшнего дня их отношений больше не существует. Возможно, ребята вчера были правы: ей нужно было первой послать его куда подальше, не дожидаясь, когда он сделает это сам, да еще и на глазах у сослуживцев.
Теперь у нее в подарках было уже три живности: цветок, слон и щенок. Интересно, а что подарят на торжественной части?
Джим и Майк, которые сегодня объявили нерабочий день и все время, начиная с утра, провели в ее кабинете, предположили, что это будет или живой динозавр, или охотничье ружье, или лицензия на разведение кроликов.
Самое интересное, что они почти не ошиблись. В торжественной обстановке, под великосветские речи, которые Сид-большой произносил гораздо более витиевато и напыщенно, чем утром, Элли преподнесли путевку в альпийский курортный городок на две недели. А также объявили, что с понедельника она отправляется в оплачиваемый отпуск.
У нее отвисла челюсть. Это было гораздо круче, чем щенок.
— Ну что такое? Ты же всегда брала отпуск осенью, дорогая? Вот мы и подгадали.
— Но, Сид, еще только середина сентября, а я всегда уходила в октябре. И ездила не в Швейцарию, а к маме.
— По-моему, Швейцария гораздо лучше штата Великих Озер. Ну, Элли, успокойся, я провозглашаю первый тост за тебя!
— Спасибо.
— Да, забыл спросить, как ты назвала этого бедолагу?
— Бедолагу-то?
— Да… — Сид картинно улыбался, оглядываясь вокруг себя, словно ведущий шоу: ну-ка, давайте посмотрим, что у нас там получилось?
— Он стал твоим тезкой.
— То есть?
— Его зовут Сид.
Щенок тявкнул. Видимо, уже стал привыкать к новой кличке.
Воцарилось глубокое молчание, которое нарушалось только радостным поскуливанием из коробки. Потом кто-то хихикнул.
— Ну что ж, — с вытянувшимся лицом произнес он. — Думаю, мы все имеем право называть своих животных так, как хотим. Ну что ж… Давайте выпьем за Элли!
— А как же вы две недели без корректора-то? Ведь я же одна на рекламе?
— Ну… — Сид махнул рукой, — возьмем другую. Временно, конечно… За тебя, дорогая!
Потом было поздно что либо исправлять. Было поздно о чем-то жалеть и пытаться вернуть на круги своя. Когда это произошло, она не отследила, но вдруг отчетливо поняла: ее увольняют. Она больше не работает в престижном глянцевом журнале. Не работает с понедельника, когда начинается срок ее путевки в Швейцарские Альпы! Элли в отчаянии потерла лоб, как бы пытаясь оценить собственную адекватность: может быть, все это снится? Неужели так бывает в реальной жизни? Все сразу и так неотвратимо…
Но нет, ошибки быть не могло: Сид всегда именно так расставался с женщинами — дарил им дорогой подарок и уходил. После этого можно было рассчитывать только на мимолетный редкий секс, но никак не на длительные отношения. Исключением из всех его правил смогла стать только Хелен… Однако и путевку никак нельзя считать дорогим подарком: обычно это были автомобили или драгоценности. Элли усмехнулась: видать, она стоит только путевки на курорт, не более того! А ведь, между прочим, на эти отношения потеряны целых три года ее молодой жизни!
Элли судорожно собирала свои вещи в коробку. Все ясно. Господи, как все предельно ясно, несмотря на лживые улыбки коллег и приятелей. И не будет она тут сидеть больше ни минуты!
В маленьком банкетном зале веселье лилось рекой, а виновница торжества через пару минут собиралась покинуть эти стены навсегда. Она даже не могла смотреть на Майка и Джима, до того было тяжело. Хотелось расплакаться, но в полном одиночестве, потому что любое сочувствие сейчас только усилит ее отчаяние.
Оба близнеца внимательно следили за ней глазами и изредка многозначительно переглядывались.
— Если вы скажете хоть слово, я разобью о ваши головы монитор!
— А мы молчим.
— Все. Кажется, все собрала!
— Элли…
Она резко развернулась к ним:
— Вы знали?
— Э-э-э.
— Ну?!! Говори!
— Знали.
— Болваны!!!
— Ну, Элли…
— Поэтому ты быстренько нашел мне другую работу?
— Нет! Клянусь, это случайность! — Майк вытаращил на нее огромные глаза и часто-часто заморгал. Похоже, он говорил правду.
— Ладно, это уже не имеет значения. Своего слона и вот эту коробку с вещами привезете мне завтра домой. Я не хочу тут больше появляться вообще.
— А остальные подарки?
— Заберу сейчас. Куда же я эту живность оставлю? — Она стояла, в одной руке сжимая горшок с фикусом, а в другой — поводок Сида-маленького.
— Ты сейчас похожа на юную Натали Портман в ее дебютном фильме «Лион». Только там не было собачки на поводке. А в остальном — то же самое: цветок, сумка на плече и отчаяние в глазах.
— Майк, я тебя убью!
— Иди-ка ты лучше к продюсеру, если уж мы заговорили о фильмах…
— Какая прелесть! — радостно воскликнул интересный шатен за крайним столиком у входа, едва она протиснулась со своими подарками в двери кафе.
— Спасибо!
— Нет, я не про вас, а про собаку. — Мужчина явно куражился. — Я увидел вас в окно, когда вы еще только подходили к кафе. Как его зовут?
— Откуда вы знаете, что это он?
— По морде видно. Я очень люблю спаниелей.
— Тогда забирайте его себе! — Что?
— Ничего. Просто мне его подарили сегодня утром, а девать все равно некуда, придется родителям отвозить. Вот и сорвалось с языка. Прошу прощения.
— Ясно… Иди сюда, лапа! — Мужчина наклонился, вытянул руки, и Сид-маленький, радостно взвизгивая, облизал его шею и подбородок. — Сейчас мы тебя покормим! Здесь так вкусно пахнет, правда?
Казалось, он забыл про Элли. По крайней мере, сейчас его интересовал только щенок.
— Ну, хороший мой, рассказывай, что ты любишь покушать. Все-таки как его зовут? — не поднимая головы, спросил он.
— Сид.
— Почему Сид? Ах ты!.. Ах ты!..
— Потому. Мы с вами будем о чем-то говорить или ограничимся тем, что угостим моего спаниеля?
— Да, поговорим. Меня зовут Генри Микст.
— А меня…
— Я знаю. Ваш друг мне все про вас рассказал.
— Все?
— Все. А ты, озорник! Зачем тебе скатерть?
— Ну тогда, — Элли возмущенно пожала плечами, — я даже не знаю!
— А я знаю. Сейчас мы перекусим и пойдем ко мне в офис. Он тут недалеко. Там и поговорим. Любезный, принесите нам, пожалуйста, отварного мяса. Без соли и без специй. И молока.
…В продюсерском кабинете Генри Микста царил совершенно не продюсерский творческий беспорядок. Больше это помещение напоминало кабинку для монтажа: всюду провода, диски; стены оклеены разноцветными бумажками с напоминаниями и списками каких-то фамилий; два стола с мониторами и книжные стеллажи уставлены офисными папками; пол завален журналами и коробками для фотографий… Все это разнообразие очень понравилось Сиду.
Центр комнаты украшали два кожаных кресла на колесиках, в одно из которых Генри любезно предложил сесть своей гостье.
— Ну что? Займемся делом? Вам какие мужчины больше всего нравятся: блондины? Или — как я?
Только тут она удосужилась его как следует рассмотреть. А ведь симпатичный! Красивый даже. Только совершенно непонятно, сколько ему лет. Двадцать пять? Тридцать? Сорок? Если Сида полностью выдавали его брюшко и обрюзгшие щеки, то возрастные признаки Генри совершенно не определялись.
У него были темные короткие волосы, темные глаза и странная удивительно быстрая манера двигаться. Говорил он так же стремительно и быстро, словно экономил слова. В остальном Генри напоминал типичного американца с какой-нибудь сельской фермы: поджарая фигура, широкие плечи и врожденное нахальство. Именно врожденное, потому что приобретенное не может быть таким глубоким и искренним.
— Мне… мужчины… никакие не нравятся.
— Нет, так дело не пойдет. Я нашел тебя. А ты будешь сама подбирать себе соведущего.
— Какого соведущего? Вы, может быть, удосужитесь объяснить мне, чем я буду заниматься? Куда вы меня приглашаете? Каков будет размер гонорара? И вообще.
— Насчет «и вообще» — я согласен. — Он впервые улыбнулся ей, а не Сиду-маленькому. — А насчет всего остального… Все, кто у меня работают, не думают о гонораре в первый же день.
— А о чем они думают?
— Они думают о том, чтобы наступил второй. А за ним третий. То есть, чтобы я их не выгнал, понимаете?
— Понимаю.
— А плачу я всегда хорошо. И все это знают. Хм. Похоже, что — кроме вас.
— Да.
— Вы ни разу не слышали мое имя?
— Нет.
— Ну что ж. Еще услышите.
— Широко известный в узких кругах? — Элли подумала, что сейчас-то он ее точно выгонит.
Однако Генри почему-то не обиделся, а расхохотался:
— Ну хорошо! Объясняю. Я придумал новый телепроект. В каком-то смысле я дебютирую, как телепродюссер и режиссер.
— А, так вы же будете и режиссером?
— Да.
Генри Микст вдруг стал пристально разглядывать ее, словно скаковую лошадь на аукционе. Только в зубы не посмотрел, и на этом спасибо, подумала Элли.
— Итак, вы — невысокая. Вы — хрупкая. Впрочем, этого будет не видно на экране… М-да.
— А…
— Мне важно ваше лицо. — Он вдруг сделал резкий выпад вперед и, опершись ладонями о подлокотники кресла, где она сидела, стал разглядывать ее глаза, едва не касаясь носом ее щеки. Элли испуганно вдавила голову в спинку кресла. — Хм.
— Что?
— Ничего… — Он еще раз обвел ее глазами. — Светлые волосы, голубые глаза… или все-таки серые?
— Зеленые.
— Нет, от зеленого цвета здесь ничего и в помине нет… Ммм. Я бы сделал стрижку еще короче.
— Куда уж короче-то? — возмутилась Элли, проводя рукой по ершику на затылке.
— Вот так. — Он взял прядь ее белокурых волос, спадающую на лоб, и зажал между пальцами, словно ножницами отмеряя длину. — Я бы оставил вот так.
— И я стану похожа на лесбиянку! Нет уж.
— Ну хорошо. Не хотите, как хотите. — Он равнодушно прищелкнул языком. — Найдем другую.
— Вы с ума сошли? Неужели это так принципиально — длина волос?
— Милая, на экране все принципиально. Я искал ваше лицо целый год. Мне нужно, чтобы у вас была короткая молодежная стрижка. В ней нет ничего от нетрадиционной ориентации, поверьте мне!
— Нет, мне так не нравится.
— Хорошо, что вам еще не нравится?
— Мне не нравится, что вы уже два раза начинали рассказывать о сути вашего проекта, и дважды умудрились уйти от этого разговора. Вот что мне не нравится.
— А вы внимательная.
— Спасибо.
— И не кидаетесь на яркую приманку, как многие девушки, с которыми мне доводилось работать.
— Может, они просто были вашими фанатками? Поэтому и готовы были кинуться на что угодно, лишь бы работать с вами.
— А вы неглупая.
Элли разозлилась:
— У нас есть все шансы договориться до моей полнейшей гениальности. Если мы будем продолжать в том же духе, ваша звезда в сравнении со мной померкнет. Знаете что? Найдите другую. А я пойду.
Он снова расхохотался. На этот раз безудержно и весело, словно мальчишка.
— Ой! Ну вы и скажете!.. А знаете что? Подарите мне вашего Сида, если он вам не нужен.
— Да вы что!
— Ну вы же сами сказали, что вам некуда его девать.
— А при чем здесь Сид? — Она покосилась на лохматое существо, которое подметало ушами грязный пол, вынюхивая толстые провода, и было явно счастливо в этом творческом беспорядке.
— Притом. Просто мне его жалко. Вы не будете за ним следить как надо, а я на днях уезжаю в одно прелестное местечко на природе, там ему будет хорошо.
— Бедный Сид!
— Но он же вам не нужен! — Генри снова рассмеялся. — У вас цветок еще есть. По-моему, фикус? С полкомнаты вырастет!
— Да. — Элли только успевала удивляться, откуда этот человек так хорошо знает живность и растительность. — А еще плюшевый слон.
— Тем более. Тоже подарок?
— Вам Майк рассказал? — Она насупилась.
— О чем? О слоне? Нет, конечно. Просто, когда вы пришли ко мне в кафе с этим замечательным багажом, я понял, что, скорее всего, это еще не все подарки.
— Да. Главный подарок ожидает меня у менеджера по персоналу.
— Увольнение?
— Вам Майк рассказал?
— Да отцепитесь вы от бедняги Майка! Просто, что еще может вас ожидать у менеджера по персоналу, кроме приказа об увольнении или о зачислении в штат? Ничего.
Элли помолчала. Потом вскинула голову:
— Подождите, я не поняла: Сида вы забираете, а что со мной?
— Как, что с вами? Вы свободны. Мы же решили, что я найду другую.
— Ах, вот как.
— Слушайте, я вас не пойму: вы обижаетесь, когда я вас приглашаю, и обижаетесь, когда прощаюсь с вами. Что вам надо?
— Ничего. Отдайте мою собаку, и я пойду. — Она вспомнила о том, что едет в Альпы. — А насчет природы… у меня тоже есть варианты!