Семнадцать белых роз

9

— Я бы советовала тебе оторваться от сладких грез о Майке и заняться поиском квартиры. Пока я не вышла на работу и не переехала к одному замечательному художнику на студию.

— На студию?

— Такая огромная квартира-студия, с десятиметровыми потолками, где полно холстов, лестниц, балконов и мягких диванов… Знаешь, он — сексуальный гигант!

— Зачем же мне тогда срочно искать квартиру, если ты уедешь?

— Элли, ищи квартиру, пока твою вторую сестру не бросил муж! Иначе твоя семья оставит тебя без гроша, а потом разведет руками и скажет: ну что с нее взять? Ничего-то у нее в жизни не получается!

— Хорошо, я поняла. Мне нужно срочно вложить куда-то деньги.

— Доходит. Слава богу! Я помогу тебе с выбором. Потому что в ноябре будет поздно — выхожу на работу.

— Да ты что! И куда?

— В музей.

— Валентина. Чтобы ты — да в музей? Это музей выдающихся мужских форм, собранных у забытых народностей?

— Нет. Зря ты обо мне так думаешь. По крайней мере, это не салон красоты, где я возглавляла бы обслугу. Меня берут в «Метрополитен».

— Валентина! Ты идешь работать в «Метрополитен»! Вот это да! Как тебе удалось?

— Нержавеющие старые связи.

— С кем это?

— Как раз с мужчинами, сплошь состоящими из выдающихся форм.

— Ну вот, видишь? Куда ж мы без их форм… А ты говоришь «оторваться от сладких грез».

— Оторвись. Пойдем по агентствам. Для меня самой этот процесс очень важен, понимаешь? Я люблю эту игру в добычу…

— Игра в добычу — это скорее мужское занятие.

— Может, во мне живет неандерталец, который мечтает завалить еще одного мамонта, и этим мамонтом станет твоя квартира. Пойдем, Элли! А то я передумаю.

Поиски квартиры на несколько дней заняли подруг полностью: с раннего утра и до глубокой ночи. Это оказалось настолько увлекательно, что Элли действительно почти забыла о Майке.

— Наверно, во мне тоже живет неандерталец! — сказала она как-то вечером, после того, как они с Валентиной исколесили весь Манхеттен и еще два района на материке.

Ноги гудели от усталости, в глазах стояли комнаты и коридоры, лица любопытных соседей, а главное — цены. Нули и цифры запутывались и спотыкались друг о друга, заплетались в причудливые узоры и тут же погрязали в жесточайших спорах о выгоде и экономии…

И так проходил каждый день их дотошных поисков. Элли снились квадратные метры и скидки на новостройки; белый мрамор ванных комнат рядом с Централл-парком и обшарпанные стены на окраинах Бруклина… Валентина начала уже опасаться за ее здоровье и за то, что оставшиеся полмиллиона разойдутся на оплату агентов и на бензин. А еще она опасалась, что не выдержит сама: когда Элли укладывалась спать, проваливаясь в свой сказочный жилищный бред, Валентине как раз наступало время бежать к художнику, где на сон оставалось максимум два часа… А утром — снова за руль. Такой режим не каждый может выдержать.

— Надо что-то решать! — сказала она через пять дней. — А то, во-первых, мой художник недоволен, что видит меня только по ночам. А во-вторых, вот, посмотри: я похудела на пять килограмм и у меня круги под глазами.

— Но выглядишь ты вполне довольной и счастливой! — с откровенной завистью в голосе парировала Элли.

— Но я хочу спать! Спать!.. О, какое это счастье! Просто лечь и отрубиться!

— А как же твой художник? А?

— Не надо так на меня смотреть! У тебя Генри есть. Пойди и отдайся ему прямо сейчас. Он от радости тебе тут же сделает предложение.

— Да?

— Уверена, что у него и коробочка с кольцом лежит где-нибудь наготове.

— Кстати. Настало время сообщить ему, что я согласна.

— Элли! Ты что?! А как же Майк?

— Во-первых, он меня послал. А во-вторых, я даю согласие на участие в телепроекте.

Валентина с явным облегчением вздохнула.

— Я как вспомню, что он тебе про детей брякнул, прямо готова лопнуть от зависти. Это было так ОТКРОВЕННО! Он строит на тебя серьезные планы, Элли. И как подруга, я тебе…

— Валентина! Ты опять за свое?.. Я решила разобраться в этом сама! И… В общем, я не могу выходить замуж только за его имя и за миллионы. А Майк мне нужен сам по себе! Даже если бы он был нищим!.. БЫЛ нужен. Был.

— Но ведь Генри — милашка! Он такой хороший. И совсем не капризный, как все его голливудские коллеги.

— Много ты знаешь его коллег! Он просто обычный человек. И мы — просто приятели.

— Слушай, ну тогда отдай его мне, а? — Подруга умоляющими глазами смотрела на нее.

— Ты с ума сошла! Он же не вещь!

— О господи! При чем тут… Вещь — не вещь, уступи и все. Скажи, что он тебе не нужен и я могу строить ему глазки! А?

— Да начинай хоть сейчас! В чем проблема?

— Что-то я тебя не узнаю. — Валентина внимательно смотрела на нее. — Все в порядке?

— Да. Я просто решила остаться одна. Мне никто больше не нужен.

— Ну началось! Вот я так и знала! У! — погрозила она кому-то кулаком.

— Что ты знала?

— Что этот малолетний ловелас тебя доведет до депрессии!

— Он не ловелас. И он мне не нужен. Как и все остальные.

— Все! С меня хватит! — Валентина встала и закинула журналы с интерьерами под диван. — Ты перегрелась. Завтра — выходной! Спим. Ни квартир, ни художника. Как проснемся, звоним Генри.

— Глазки строить будем?

— Нет! Включаться в телепроект! Стрижку делать короткую, все такое…

— Я не буду стричься. Я… не буду. Ничего не буду. Ничего не хочу. Оставьте меня в покое.

Валентина удовлетворенно кивала:

— Готово дело. Депрессия во всей красе. Довел бедную девочку… А ну — спать!!!

В понедельник утром Элли уже восседала в кресле у имиджмейкера, а вокруг ее прически, подтверждая прогнозы Валентины, велись споры: отрезать три сантиметра или лучше пять, чтобы волосы по всей голове были одной длины — потому что так креативней. Генри скромно притаился в уголке студии и задумчиво смотрел на нее. В глазах его читался вопрос, но явно не о прическе. Элли вдруг вспомнила Альпы… Вечер на берегу озера… маленького рыжего Сида, который был так искренне счастлив с ними…

Что они все тут делают, в этом эфемерном неоновом мире? Окружающие предметы и она сама, как часть их, — всего лишь декорация к фальшивому спектаклю под названием «Нью-йоркская богема».

Что это за лица? Что это за люди? Где настоящее, где естественное и натуральное? И Генри здесь совсем другой, не тот, что был в Швейцарии. И она сама… Вдруг ей стало страшно: что же станет с ней через год, а потом — через два, если она останется на телевидении? Она будет такой же яркой блестящей оберткой, выполненной полностью из синтетических материалов, внутри которой будет ПУСТОТА. То есть ничего не будет. То есть совсем ничего.

— Я думаю, все-таки достаточно! К глазам, чтобы челочка оставалась… Рот… у нее прекрасные губы, Джейк, сделаешь небольшой татуаж…

— Что-о? Какой татуаж!

— Это временно, Элли. Все смоется. Через пару лет.

— Но я не давала согласия!

Ее никто не слушал.

— Давай, рисуй лицо, потом посмотрим, где пробивать будем. Может, брови чуть-чуть поярче. Смешаешь коричневый и серый… Посветлей сделай, она блондиночка.

— Да вы что! Я вам пробью!

— Милочка, не дергайся. Мы пока только рисуем. Это не больно. Больно будет потом. Но не сильно.

— Я сейчас уйду!

— Подожди, Элли. Дай им попробовать. Тебе понравится, я уверен. Дай им хотя бы сделать тебе прическу…

Через полтора часа (ей специально не показывали промежуточных результатов) Элли увидела себя в зеркало и обомлела так, что не смогла говорить.

Теперь на нее смотрела незнакомка. Потрясающей красоты и молодости, но — незнакомка. Пожалуй, так она должна была бы выглядеть, если бы в ее жизни совсем не было проблем. То есть слегка похожа на себя теперешнюю, минус морщины и следы разочарований… Куда-то бесследно ушло тревожное, вечно напряженное выражение ее глаз, а вместо него появилась счастливая безмятежность.

— Вот это да…

— Нравится? — Генри упирался руками в спинку ее кресла и, слегка покручивая его, тоже любовался результатом.

— Очень, — прошептала она восхищенно. — А вы научите меня так, чтобы я сама могла?

— А тебе самой и не придется. — Визажист, польщенный реакцией, впервые заговорил с ней. — Я тебя каждое утро буду разрисовывать вот здесь, в этом кресле, а в выходной ты будешь отдыхать от косметики. Лицу тоже нужен отдых! Заодно и фанаты не смогут узнавать… Это тоже плюс. Со временем поймешь, какой сильный это плюс!

— Да-а! — продолжала восхищаться Элли. — Вот это красотища! Я такая… Я такая была лет в двадцать пять. Или раньше…

— Просто профессиональный макияж… Ну что, пробьем бровки и губки? Чуть-чуть.

— Да, я думаю, не надо, — вступился Генри. — Потом посмотрим. Пока и так хорошо получилось.

— Ну как хотите!

— Ты почитай сценарий, — сказал ей Генри, ловко, как и все остальные здесь, переходя на «ты», — потому что с завтрашнего дня мы начинаем пробные съемки. У тебя много текста. Но работать ты будешь в паре, как я и обещал. Мальчик хороший, тебе понравится.

Она криво улыбнулась и попыталась углубиться в текст. Но слова и фразы совершенно не доходили до ее сознания. Элли думала совсем о другом. Вопреки недавним своим заявлениям, что ей теперь все равно, вопреки всем принятым решениям и поставленным точкам, у нее появилось одно сильное желание.

Она хотела, чтобы Майк увидел ее такой красивой. Чтобы он видел ее такой каждый день, чтобы он… Интересно, что бы он сказал? Как бы посмотрел на нее? Снова отводил бы глаза в сторону или сверлил бы взглядом, пока они не останутся одни… А когда останутся… Она прерывисто вздохнула и закрыла глаза…

Нет, она не примет приглашения Генри в ресторан. Нет, она не пойдет ни с кем и никуда, пока Майк не позвонит и не скажет: «Элли, я все пережил. Готов общаться как раньше. Давай просто дружить?» Пока она не услышит это из его уст, пока не будет на сто процентов уверена… она ни с кем! Никуда!

— Элли! Очнись, черт побери! Посмотри на меня! — перед ней стояла Валентина. — К вам сюда не прорваться. Везде требуют пропуск. Хорошо, что Генри мне помог… Вот это да! Элли!!! — Подруга отступила на шаг, восхищенно разглядывая ее. — Ну… у меня нет слов! Ты такая!

— Что ты тут делаешь? — спросила Элли.

— У нас сегодня повторный осмотр пяти отобранных квартир. Ты не забыла?.. Ну!.. — Валентина еще раз обошла ее со всех сторон. — Срочно собирайся, с таким лицом тебе дадут огромную скидку, я уверена!

— Да, точно, мы же хотели ехать. Только Генри меня может не отпустить.

— Ерунда, я с ним договорилась. Представляешь, он сказал, что я похожа на его бывшую жену! Интересно, это хорошо или плохо? А вдруг он…

— Не знаю. — Элли ничего не соображала. Может, этот загадочный имиджмейкер добавил дурманящего снадобья в чай? Что с ней случилось? Почему она чувствует себя словно во сне? Такое ощущение, что кто-то думает о ней очень-очень сильно. Или… Такое бывало с ней перед большими переменами в жизни, например, когда она шла в казино…

Едва она уселась в машину, зазвонил мобильный телефон.

— Элли! Куда ты пропала, почему не звонишь?

— Джим!

— Да, Меня зовут Джим, а я уж думал, ты забыла. Элли, так нечестно!

— Что случилось?

— Вот и я хочу спросить: что у вас с Майком случилось? Он молчит, как рыба, весь ушел в работу… Ну, словом, если у вас… э… какие-то личные… э… Короче, Элли! Я-то тут при чем?!! Мне-то ты почему не звонишь?!!

Она чуть не расплакалась от радости.

— Джим! Я так соскучилась! Я… я почему-то думала, что ты не захочешь меня видеть!

— Глупости.

— Из солидарности с братом.

— Бред.

— Ну тогда… Где встречаемся?

— Давай на нашем месте, где мы в самом начале сидели, помнишь?

— В пабе?

— Нет! В сквере, недалеко от твоего дома. То есть от Валентининого дома.

— О, я оттуда скоро съезжаю. Тут такая история… Слушай, а давай вместе с нами поедем смотреть мои квартиры?

— Твои квартиры?

— В общем, сейчас расскажу! Ты где? Мы за тобой заедем.

— Хорошо, я буду возле нашей редакции. Только, Элли…

— Пока, Джим! Жди!

— Только я буду не один… — тихо добавил Джим, слушая короткие гудки.

Как ни странно, близнецы спокойно отнеслись к новому имиджу своей подруги. Недаром говорят, что мужчины не так внимательно отслеживают изменения во внешности, потому что смотрят на облик женщины в целом. Элли даже разочаровалась: она ждала от Майка более острой реакции. А может, он и правда начал успокаиваться на ее счет?..

Джим сказал, что он ее не видел такой много лет, а Майк ничего не сказал, только хмыкнул и показал большой палец, как в старые добрые времена. О том, по каким причинам она так изменилась, Элли строго-настрого запретила Валентине говорить. Майку рано знать, где она теперь работает…

Валентина второй час обсуждала с агентом цены на квартиры, проскакивая светофоры на красный свет. Джим виновато смотрел в окно и вяло им поддакивал. Оказалось, что агент, который уже вторую неделю возил подруг по городу, — давний знакомый близнецов. Это немного спасло ситуацию, потому что иначе все четверо просто разошлись бы в разные стороны, до того сильное напряжение чувствовалось между Элли и Майком, которые за это время не проронили ни слова.

При этом сама Элли уже не видела в происходящем ничего сверхъестественного: двухнедельный срок практически завершился, и теперь Майк должен был начать с ней общаться, хотя бы на светские темы. Единственное, что не давало покоя, это странное дурманящее ощущение, которое сидело где-то в глубине сознания… Элли вздохнула.

До чего же он ее довел! До чего же она сама себя довела…

— И вообще! — вдруг резко выкрикнула она вслух, стукнув ладонью по ручке на дверце.

Все резко замолчали и обернулись в ее сторону.

— Согласен! — через пару секунд заявил Джим, а Валентина захохотала.

— Слушайте, — вдруг сказал агент, которого звали Рейфорд. — Если уж я встретил старых добрых друзей… Так и быть. Сворачивайте туда… Дело в том, что мне вчера подогнали очень неплохую и совсем недорогую квартирку. Две комнаты. Хозяева срочно хотят ее продать, готовы уступить. Я тоже могу сделать скидку от агентства.

— Сделайте уж! — Валентина ехидно посмотрела на него, рискуя снести передним бампером столб на тротуаре.

— Да. У меня даже ключи есть с собой. Могу показать. Хотите?

— А то нет! Хотим мы, Элли?.. А! Извините, Рейф, с ней сейчас не имеет смысла разговаривать… Да, ушла в себя… Да, такое бывает. Решайте, в общем, все вопросы со мной.

Квартира действительно всем очень понравилась. По крайней мере, первые впечатления были положительными. Валентину очень развеселило одинокое кресло, забытое хозяевами в холле. А в одной из комнат были почему-то оставлены огромные книжные стеллажи во всю стену. Правда, присесть, кроме как на кресло, оказалось больше некуда. Поэтому все стояли, неловко переминаясь с ноги на ногу, и одобрительно кивали. Впрочем, стояли недолго. Джим, который все время шептался с кем-то по телефону, наконец извинился и убежал на деловую встречу. Следом за ним извинился и убежал Рейфорд, оставив ключи на подоконнике и крикнув:

— Майк, позвони мне, когда посмотрите!

После этого Валентина замерла в дверях балкона, почему-то бледная и прямая, как жердь.

— Ну. Я. Пожалуй. Пошла, — отчеканивая каждое слово, сказала она и прежде, чем Элли успела открыть рот, выскочила из квартиры, захлопнув за собой дверь.

Майк и Элли остались одни. На всю квартиру. На весь Нью-Йорк. На весь мир.

— Ну… Мне тоже… здесь нравится, — произнес Майк.

Элли шумно выдохнула.

— Что с тобой? — спросил Майк, вздрогнув.

— Я думала, и ты…

— Тоже уйду?

— Да, я думала, что ты скажешь «мне тоже пора». — Элли улыбнулась впервые за их встречу. Она уже привыкла, что Майк читает ее мысли.

— Я бы ушел. Но за мной — разговор. Последний. Я же тебе обещал.

— Последний?

— Да. Две недели почти прошло. Раз уж мы сегодня встретились, можно и поговорить.

— Только давай не будем торопиться.

— Хорошо. — Казалось, Майк был абсолютно равнодушен, словно действительно сначала куда-то торопился. Словно это и правда был прежний Майк, который сейчас толкнет ее в плечо и засмеется: «Ну чего ты надулась? Сейчас решим все твои проблемы!».

— Элли, расслабься. Времени у нас до вечера предостаточно.

— Почему до вечера?

— Потому что вечером — у меня своя жизнь, а у тебя — своя.

Ее впервые захлестнул такой сильный приступ ревности, что она чуть не задохнулась.

Этот мужчина — и кто-то еще? Этот красивый молодой мужчина — с какой-то другой женщиной? Эти сильные большие руки будут обнимать кого-то другого, а губы… Она схватилась за подоконник:

— Майк. Майк. Майк.

— Ну что с тобой? Тебе плохо?

— Нет. Да. А что у тебя за жизнь? Личная?.. То есть… это не мое дело, конечно, но…

— Интересно, а почему тебя это волнует?

Майк внимательно смотрел на нее, чуть придерживая за плечо, и улыбался. Она почувствовала, что по спине забегали мурашки, а руки сами тянутся обнять его в ответ.

— Потому что… потому что я не хочу, чтобы у тебя была личная жизнь. — Она тоже с усилием улыбнулась.

— Ах, так?

— Так.

— А как же твоя личная жизнь? С Генри, например? — Он отпустил ее плечо и засунул в карманы сжатые кулаки. — Я уже понял, что ты у него работаешь. А как насчет всего остального?

Она подняла брови:

— Как ты узнал, что я у него работаю?

— Во-первых, именно он хотел тебя так коротко постричь, во-вторых, сегодня с тобой явно поработали профессиональные визажисты. Я же знаю эту «кухню».

— Майк!

— Да. Так вот. Дорогая моя Элли. Я высоко ценю ваши с Генри глубокие чувства и поэтому готов снова быть твоим лучшим другом и… и все.

— И все?

— И все.

Элли смотрела на него и не могла понять: что за игру он ведет? И что за роль отводит ей в этой игре?

— Послушай меня, Майк…

— Элли, неужели ты думаешь, что я…

— Нет, это ты меня сначала…

— Нет, давай я первый скажу!

Они переглянулись.

Нет! Он не может просто так забыть ее. Просто так вдруг стать приятелем, как раньше, и все. Зачем он тогда остался тут? Зачем у него в глазах всякий раз жарко полыхает пламя, когда он дотрагивается до нее? Элли немного потряхивало, как бывает от очень сильного нервного перевозбуждения. Иногда ей казалось, что у Майка тоже дрожат руки. Но она изо всех сил старалась сохранить спокойно-приветливое выражение своего «нового» лица. Ей нужно срочно что-то придумать. Нужно срочно повернуть ход событий в свою сторону. И заставить его действовать по своим правилам.

— Майк, а давай проверим?

— Что?

— Насколько мы можем спокойно друг к другу относиться.

— Как ты себе это представляешь?

— Очень просто. — Она шла ва-банк. — Ты поцелуешь меня, как тогда… И если мы сможем…

— Запросто! — Он нагнулся к ней, запрокинул ее лицо и начал целовать. Теперь целые толпы мурашек гонялись по ее спине в разные стороны, ноги подкашивались оттого, что так глубок и нежен был этот поцелуй. И она тихо застонала, обнимая его за бедра и прижимая к себе. — Так мы не договаривались! — внезапно заявил он, отстраняясь от нее. — Все нормально. Только… этого делать нельзя.

Глаза его были безумны. Руки дрожали. Дыхание срывалось.

— Вот видишь, Майк?

— Что?

— Тебе понравилось.

— Ха! А кто сказал, что мне не понравится? Ты — красивая, приятная девушка. Почему бы нам с тобой иногда не поцеловаться?

— То есть? Не поняла.

— А что тут непонятного? Мы можем дружить, можем целоваться. Иногда. Ну, когда больше не с кем.

— То есть?

— Элли, не обижайся. — Майк изо всех сил старался успокоиться. — Это ничего не значит.

Она смотрела на него во все глаза. Рот ее медленно открывался от удивления.

— Это вообще ничего не значит, — повторил он срывающимся голосом и снова обнял ее. — Больше ничто ничего не значит… Никогда ничего не значит…

Одним прыжком она оказалась у него на руках, обнимая коленями его бедра. Они слились в единое целое, в единый организм, состоящий из объятий, поцелуев и стонов. Они срывали друг с друга одежду, не заботясь о пуговицах и швах, срывали в прямом смысле этого слова и впивались друг в друга с рычанием и злостью, словно это была самая последняя в их жизни возможность любить друг друга. Он овладел ею в первый раз прямо здесь, на широком подоконнике, и оба не заметили границы между тем, что уже произошло, и тем, что начинается заново…

Майк был сильный и большой, Элли — маленькая и легкая, и они без устали кружили по комнатам, словно в танце, первобытном и опасном, где только страсть и сила объятий правит балом. Они не могли насытиться друг другом и той странной привязанностью, которая все еще жила на грани дружбы и любви. И сильнее всего их возбуждало именно это.

И Элли, в который раз проходя магический круг удовольствия, никак не могла вспомнить, где она находится и что привело ее сюда… Она не могла вынырнуть из сладкого пьянящего зелья по имени Майк, она забыла о времени, забыла о квартире, забыла о себе. Забыла все. Она чувствовала только тело. Свое и Майка. И частичку его тела внутри себя. И это было самое главное и важное в жизни, отныне и навсегда…

— Жаль, что хозяева оставили из мебели только кресло в холле… — проговорила Элли, когда поняла, что не может больше сидеть у Майка на руках.

— Кресло меня вполне устраивает, — проговорил он, рыча и покусывая ее шею, — до него мы еще не добрались.

— Нет, Майк, мне хочется освежиться. Интересно, душ работает?

— Мы сейчас это узнаем, только… Элли?

— Что?

— У нас дружеский секс?

— Да, конечно! — Она смотрела на него безжалостными глазами.

— Я тоже так думаю. — Майк вошел в кабинку и включил воду. — Иди ко мне… Здесь тепло и вода такая ласковая, как…

Договорить он не сумел: Элли закрыла его губы поцелуем, и безумие продолжилось уже под теплыми струями воды.

— Ты больше мне нравишься без этого дурацкого грима, — говорил он, гладя ее лицо, когда они ненадолго успокаивались и могли разговаривать. — Я всегда буду любить тебя такой: мокрой и счастливой… Элли…

— Майк…

Глубоким вечером, когда за окном уже стояла темнота, Элли сидела в том самом единственном кресле, накинув на себя разорванную блузку и закрыв глаза рукой. Почему-то она стеснялась смотреть на Майка. Словно они проснулись, заново оценили происходящее, а заодно и себя…

Майк сидел у ее ног и тяжело дышал.

— Значит, — сказала она натянуто, — мы договорились не придавать большого значения тому, что сейчас произошло?

— Как скажешь.

— Ты же сам спрашивал: у нас дружеский секс?

— Спрашивал. Элли. Я не могу.

— Что ты не можешь?

— Не могу сидеть рядом с тобой и… просто так сидеть. Я хочу, чтобы это было всегда.

Она непроизвольно потянулась к нему:

— Майк, у меня такого ни с кем еще никогда не было.

Он подхватил ее на руки, закружил, начал целовать, снова стягивая одежду.

— Нет, Майк. Нужно иметь совесть. Это чужая квартира.

— Ты же ее покупаешь.

— Не знаю… Меня, кстати, сегодня ждали… Или еще ждут.

— Меня тоже.

— Кто?

— А тебя кто?

— Меня… не важно.

— И ничего не важно, Элли. Только ты и я. И — то, что между нами происходит. Я не могу отпустить тебя домой. Мы не должны сейчас расходиться. Мне хочется проснуться и увидеть тебя рядом.

— Но мы не можем. Майк.

— Почему?

— Ты живешь с Джимом, я — с Валентиной. Нам просто некуда идти.

— Я решу этот вопрос.

Элли удивленно вскинула брови:

— Сейчас?

— Сейчас вряд ли. Мы же не можем купить эту квартиру прямо сегодня. Уже поздно… Сейчас я просто мог бы держать тебя на руках. До самого утра… Правда, Элли. Не надо смеяться. Лишь бы ты была со мной.

Она потерлась головой о его плечо, и Майк сразу потянулся к ней губами. Нет, не стоит этого делать… Это может быть очень опасно: все-таки им нужен отдых… или хотя бы небольшой перерыв со сном, прежде чем снова заняться друг другом.

Она обвела взглядом комнату, ища повод для светской беседы.

— Э… Кстати, мне тут нравится. — Она сделала простодушно-надменное лицо, поправила оторванный рукав блузки, который постоянно съезжал вниз, и заключила: — Да. Я, пожалуй, ее беру. Только денег у меня таких нет. Восемьсот тысяч.

— Если нужно, я добавлю. Только давай сейчас об этом не будем. Элли.

— Майк. У тебя что, деньги есть? — сразу заинтересовалась она.

— Немного. Но на эту квартиру хватит.

— А…

Зазвонил мобильный телефон. На экране светилось слово из пяти букв: «Генри». Она схватила аппарат, прижала к уху, но поздно: Майк уже увидел. Он сделал такое же лицо, как тогда, в ресторане, пожал плечами и вышел из комнаты.

— Элли! Ну ты где?

— В каком смысле? — пробормотала она тихо, любуясь Майком, его ленивой грацией: вот он прошел мимо, вот обернулся, помассировал себе шею… Молодое, здоровое, красиво сложенное тело.

Элли с трудом сосредоточилась на разговоре:

— Ну?

— Ты забыла? Мы отмечаем сегодня твое «вступление в должность». Мы тебя ждем.

— Э… Да? А где?

— Элли! — Он смеялся. — Ну что с тобой? Мы с Валентиной ждем тебя в вашем любимом ресторане на Бродвее.

— На Бродвее?!! У нас есть любимый ресторан на Бродвее?

— Она сама так сказала.

— Хм. — Элли покосилась на балкон, где стоял Майк, заложив руки за голову. Его мускулы перекатывались под тонкой тканью майки.

— Я не пойду никуда, — торопливо сказала она и выскочила на балкон, нажав отбой. — Майк, я отказалась.

— Зря. Я как раз тоже собирался домой.

— А ты — ревнивый.

— Я не ревнивый, Элли. Просто не нужно делать тайну из ваших с Генри разговоров. Сама представь, как это выглядит?

Снова звякнул мобильный.

— Алло! Элли, ты с ума сошла! Быстро собирайся и дуй сюда. — Валентина понизила голос. — Мы с тобой три года мечтали сходить в этот ресторан! Ну?!

— Валентина, я не могу. Я тут… Мы с Майком.

— С Майком? То есть ты не придешь?

— Конечно нет. Мы смотрим квартиру.

— Стой. Ничего не понимаю. А почему у тебя такой голос? А-а! Так вы до сих пор там!!!

— Да.

— У вас что? Что-то было?.. Элли! Ну не молчи! Элли!

— Да, — прошептала она уже мимо трубки и выронила телефон, обнимая Майка.

— Ну что? Ты уходишь?

— Я никуда не пойду-у, — шептала она ему на ухо. — Я хочу быть с тобой. Всегда-а.

Он развернулся, подхватил ее на руки и снова зарычал, впиваясь в нее поцелуем.

— Сейчас мы закрываем эту чудесную квартирку, добегаем до ближайшего отеля, и… Элли, ты не даешь мне говорить!

— Если добежим.

— Да… Можем и не добежать.

— Ну ведь когда-нибудь дойдем.

— Тогда нужно одеваться.

— А мы раздеваемся.

— Элли, я просто сошел с ума.

— Я — тоже, Майк…

А в это время, в одном из самых модных бродвейских ресторанов, Валентина, поправила на шее подвеску и интеллигентно крякнув в кулак, произнесла фразу, которая впоследствии стала популярной:

— Итак, молодой человек, сейчас я вам мягко намекну, что вас, в общем-то, кинули! Да. Элли ушла к Майку… Что будем пить?