Шаг из тьмы

5.37.9 Рисование и музыка с Анди

Она пошла за Анди, он провёл её через свой зал с коллекцией, потом через ещё одни двери, ведущие в другой зал, такой же по размеру, как первый, но с меньшим количеством стоек и стеклянных перегородок. Здесь были маленькие диванчики, столики, зеркальный угол с хорошо освещённым подиумом, позволяющий увидеть себя со всех сторон, стол с письменными принадлежностями и отдельный "цыньянский" угол — отделённый бамбуковыми бусами-шторками, с окружённой декоративными веерами картиной-жизнью на стене, примерно такой же унылой, какой Вера представляла свою. В центре стоял низкий чайный столик, с трёх сторон лежали на полу подушки, с четвёртой стояла красивая и пафосная стойка с мечами, над ней на стене висели кисти для рисования, под ней на подставке лежала деревянная узкая лодка со струнами.

Анди заметил её взгляд, ностальгически улыбнулся:

— Кусочек дома в чужом краю. Красиво?

— Очень. Вы играете на этой штуке?

Он иронично закатил глаза:

— Спасибо, что не спросили, дерусь ли я этими мечами. Конечно, играю. Я же не глава Кан. Он вам не играл? Правильно сделал, он играет как муфлон поёт. Слышали когда-нибудь голос муфлона? И не услышите, они вымерли. Это как игра главы Кан — кто слышал, о том уже давно никто ничего не слышал. Говорят, его учитель пропал без вести. Я его понимаю, я бы на его месте тоже пропал.

— Вы давно знакомы? — она смотрела, как он открывает стеклянный шкаф и аккуратно укладывает на место подушку с гребнями, он закончил и обернулся:

— Всю жизнь, мы вместе учились рисовать, когда он жил в Карне. Он был талантливее меня, но я его превзошёл. Хотите посмотреть? Глава Кан говорил, что вы сегодня не ограничены по времени, такая редкость.

— Хочу.

«Глава Кан надеется, что я развеюсь и смогу его выслушать. Может, и не зря.»

Анди подошёл к "цыньянскому углу", приглашающим жестом отвёл в сторону шелестящую бамбуковую завесу, Вера вошла, посмотрела как Анди снял обувь, свою тоже сняла. Он сел у стены с картиной, жестом предложил Вере устраиваться напротив, сам стал копаться в ящике слева. Вера села на подушку, стала рассматривать музыкальный инструмент, борясь с желанием его потрогать — она слишком давно ни на чём не играла. В своём мире она любила после работы в пятницу ввалиться к Виталику на репетицию и превратить её в балаган, отобрав у барабанщика палочки или у басиста — гитару, она играла на всём, все её с удовольствием учили, она всё пробовала, хотя ничего толком не умела, но процесс ей очень нравился. Интуитивно она могла подобрать на слух что угодно, но ноты учить ленилась и всерьёз нарабатывать технику не собиралась — дотянуться до настоящих музыкантов ей всё равно не удалось бы, хотя ради Виталика она несколько раз брала гитару, выступая "второй скрипкой" — унылым фоном, на котором блистал техникой великий, это нужно было для каких-то проб, она перед этим занималась пару недель, но это был её максимум.

Полированный бок деревянной лодки манил: "погладь меня", ей хотелось прижаться к нему щекой, тронуть самую толстую струну и ощутить костями долгое "ом", от которого душе внутри тела становится особенно комфортно. Анди нашёл наконец что искал, хитро улыбнулся Вере и шепнул:

— Я вам сыграю, хорошо, я понял. Смотрите, — он с гордым видом развернул ей альбом. Она осторожно переворачивала страницы с тонкими чернильными пейзажами, и про себя отмечала, что министр рисует лучше, это одновременно вызывало гордость и этим же раздражало.

— Красиво.

— Нравится? Я хотел вас попросить об одолжении, пока вы не стали очень занятым человеком, у меня сегодня, похоже, последний шанс. — Она подняла брови, он изобразил бездну очарования и заглянул ей в глаза: — Хочу вас нарисовать. Для витрины. Вы видели, какие большие у меня стёкла у входа? Я с этой стороны поставлю такие же, — он указал на стену, сейчас смотрящую на улицу всего двумя скромными окнами. — Но с этой стороны я хотел бы закрыть зал от любопытных глаз, так что стекло закажу, просто как показатель статуса, а за стеклом поставлю вывеску и картину. Что-нибудь минималистичное, не обязательно узнаваемое. Но мне хотелось бы, чтобы это были вы, ваша способность приносить удачу уже вошла в легенды, я не хочу упускать такую возможность. Согласитесь? Я буду очень щедр.

Вера загадочно улыбнулась и перевернула страницу. Что-то в этом было подозрительное, но у неё опять не хватало информации, чтобы понять, что.

— Я подумаю.

— Ну вы пока думайте, а я вам сыграю, — он потянул к себе инструмент, аккуратно положил на стол перед собой, размял руки и нежно коснулся струн. Дерево загудело так, как будто инструмент был с корабль размером, Вера округлила глаза, Анди довольно прищурился и заиграл мягче и тише, больше таких демонстраций мощи не устраивая. Звучало как смесь акустического баса и скрипки без смычка, Вера насчитала 12 струн, три по три одинаковой толщины, но разной длины, и ещё три очень толстые, замысловатого плетения.

«Ничего сложного, можно разобраться за пять минут.»

Техника игры напоминала гусли — двумя руками, без изысков, но звучало красиво, ей уже хотелось попробовать. Альбом закончился, она открыла его с начала, Анди доиграл песню и начал следующую, на этот раз в другой технике, в которой за пять минут не разберёшься, но когда песня закончилась, она уже хотела попробовать и это тоже.

— Хотите? — до безобразия довольным тоном поинтересовался Анди, Вера закивала, не веря своему счастью, он рассмеялся, забрал у неё альбом и придвинул инструмент, она с благоговением погладила корпус, мягко тронула струны, пробуя их на звук, по очереди и вместе, отыскивала знакомые аккорды, запоминала положение пальцев, нашла идеальное ми для настройки, точки флажолетов, это было так увлекательно, что она забыла о том, что вообще-то пришла в магазин, и что было бы неплохо поддерживать разговор — мир исчез, инструмент поглотил её, с удовольствием пуская в свои тайны и приглашая всё глубже и глубже. С каждым шагом становилось всё интереснее, она запомнила звук и стала подбирать мелодию, которую когда-то уже подбирала на гитаре, вышло проще и легче, это вдохновляло. Она доиграла мелодию до конца — и её наконец отпустило, она смогла убрать руки со струн, но тут же схватилась за корпус, смущённо посмотрела на Анди, он улыбался со смесью удивления и удовольствия:

— В вашем мире есть тай-бу?

— В моём мире есть гитара и рояль, этого достаточно, чтобы играть на любых струнных инструментах любого мира.

— У вас хорошо получается. А что это за песня?

— Я её целиком не сыграю, — смутилась ещё сильнее Вера, — это вступление, я дальше не помню, там дальше текст начинается.

— Расскажите как стих, — он так заинтересовался, что Вера справилась со смущением и прокашлялась, готовясь сделать это красиво.

— Я не эксперт. Но я попробую, — начала еле слышно трогать струны, просто создавая фон, поймала ритм и стала читать:

Только там, где алым метит

Солнце спину горизонта,

Где сирень кудрявит ситец

И поёт прибой,

Где пушистая пшеница

И как лезвие осока,

Где парящей в небе птицей

Голос твой,-

Там мои обнимешь плечи,

Ветром волосы встревожишь,-

Только там открыты двери

Нам с тобой.*

Анди раскрывал глаза всё шире, она замолчала, он сидел в замешательстве и пытался найти слова. Наконец сам понял, что решается слишком долго, коротко рассмеялся и тут же стал серьёзным:

— Вы Шену этого не читали, как я понимаю?

— Он не интересовался музыкой, — она пожала плечами, продолжая чуть слышно трогать струны, они так легко отзывались, что на них достаточно было чуть нажать и отпустить, это восхищало.

— М-да. А мне он говорил, что в вашем мире ужасная музыка, — он изобразил смущение, Вера усмехнулась:

— Ну да, он же эксперт, может по трём секундам одной песни поставить диагноз всей мировой индустрии за все века.

Анди рассмеялся, кивнул, помолчал и сказал вкрадчивым тоном:

— У вас что-то произошло? Он редкостный жмот, чтобы выбить из него неограниченный кредит, нужно угрожать его жизни.

— Я ничего из него не выбивала, он сам прекрасно справился, — она подыгрывала себе, подчёркивая каждое слово ритмом, выходило забавно и несерьёзно, Анди улыбнулся:

— Тем лучше. Что вы хотели бы примерить? Я бы на вашем месте разорил его к чёртовой матери, скупив полмагазина.

«Мастер маркетинга.»

— Отличный план, куплю, пожалуй, метеорит, — кивнула Вера.

— Зачем он вам? — округлил глаза Анди, Вера с наигранным равнодушием пожала плечами:

— Мне — совершенно незачем. Но его хочет кое-кто, кто его не получит и будет очень зол.

— Вы всё-таки поссорились? Я должен был догадаться, — он взял со стены самую тонкую кисть, достал из ящика брусок тёмно-синей краски и тонкий кувшин с чем-то ароматным, капнул этим на брусок, стал с видимым удовольствием водить кистью, размазывая каплю по бруску, тихо сам себе улыбаясь. Вера опять стала наигрывать полузабытую мелодию, Анди поднял на неё хитрый взгляд и шепнул: — Что он натворил? Запретил вам идти на бал, да? Запер дома на сто замков, убеждая, что это ради вашей безопасности, а на самом деле для того, чтобы ничей взгляд не касался вашей красоты, да?

Вера пожала плечами, тихо сказала, вплетая слова между касаниями струн:

— Он и раньше так делал, и я ему даже верила.

— И почему перестали? Он попался на вранье, да? Или сам пошёл "касаться красоты" в другом месте?

Вера промолчала, но Анди всё равно что-то понял, вытаращился как рак, и слабым шёпотом выдохнул:

— Да ладно? Взглядом или..?

— А какая разница? — она улыбнулась пластмассовой улыбкой манекена, он опустил глаза, стал размешивать краску активнее. Остановился и сказал:

— Вы уверены, что не ошиблись? Шен не ходит в красный квартал, принципиально, уже много лет.

— Он просто не афиширует.

— Наверное, у него была причина, — Анди открыл альбом на чистой странице, медленно провёл изогнутую линию, вопросительно посмотрел на Веру: — Если окажется, что у него была причина, вы его простите?«Ещё один засланный казачок.»

Она криво усмехнулась и вздохнула:

— Мне глубоко плевать на любые причины, и глубоко плевать, были ли вообще у него причины, если мужчина не приходит ночевать, а утром приходит с ароматом чужих духов — он будет наказан, даже если он ни в чём не виноват, и даже если это обойдётся мне в баснословную сумму, мне не жалко, я хочу видеть, как он будет трястись от злости, потому что нечего делать из меня дуру, я этого не люблю. Сколько вы хотите за метеорит?

Он улыбнулся и провёл ещё одну линию, помолчал и улыбнулся ещё довольнее:

— Вы планируете его перепродать?

— Нет, зачем? Я его даже забирать не буду. У господина "я люблю всё самое лучшее в мире" скоро день рождения, к тому моменту мы, скорее всего, помиримся, и я ему его подарю, пусть охренеет. А до этого можете просто убрать камень в подвал и говорить всем, что продали его.

— Какое коварство, — с довольным видом качнул головой Анди, Вера улыбнулась и запела высоким детским голосом:

— Маленькой девочке холодно зимой, милую девочку я возьму домой.

Анди рассмеялся, с предвкушением прикрыл глаза и прошептал:

— Ну наконец-то и на Шена нашлась управа, как долго я этого ждал.

Она улыбнулась и стала играть что-то задорно-валлийское, он рассмеялся:

— Раздери меня демоны, я продам вам метеорит! Газетчикам назову завышенную цену, а вам сделаю скидку. — Подумал и вкрадчиво шепнул: — Два миллиона.

Вера мягко погладила струны, извлекая звук ползущей по горам серебряных монет змеи, улыбнулась Анди, как Снежинка — министру Шену:

— Знаете, я так не люблю торговаться. Давайте вы за меня и за себя будете говорить, а я буду вам играть и петь? — прикрыла глаза и запела мягко и медленно, как колыбельную: — А мы летим орбитами, путями неизбитыми, прошит метеоритами простор*… Это правда метеорит?

Он пожал плечами:

— Так говорят легенды. Над миром пролетал Золотой Дракон, зацепил крылом звезду, и на землю упало несколько его чешуек, они раскололись и разлетелись по всему миру, их везде находили и обрабатывали по-своему, давали разные названия и придумывали разные легенды. В Ридии есть осколок в форме треугольной чешуйки с ладонь размером, его называют Парусом Золотой Ладьи, в честь легенды про их местного бога-мореплавателя. А мой кусок называют Звездой Дракона.

— Почему?

— Потому что там внутри фигура чёрного дракона.

— Но там конь.

Анди рассмеялся, заглянул ей в глаза с таким выражением, как будто видит её насквозь:

— Весь мир, кроме вас с Шеном, видит там дракона.

Она тихо рассмеялась, опять закрыла глаза и запела:

— Оправдан риск и мужество, космическая музыка вплывает в деловой наш разговор**… Миллион.

— Грабёж! — выровнялся Анди, Вера запела громче:

— В какой-то дымке матовой, земля в иллюминаторе, вечерне-ранняя заря… А сын грустит о матери, а сын грустит о матери, ждёт сына мать, а сыновей — Земля… Это песня о космонавтах.

— Кто это? — не особенно заинтересованно спросил Анди, Вера улыбнулась:

— Это люди, которые водят космические корабли. Как в море, только в космосе. Корабль прикреплён к ракете, которая разгоняет и выбрасывает его вертикально вверх, за атмосферу, там нет гравитации и всё парит…

— Да ладно, — округлил глаза Анди, Вера медленно кивнула, он прошептал: — Чёрт…

Она улыбнулась и продолжила петь:

— И снится нам не рокот космодрома, не эта ледяная синева, а снится нам трава, трава у дома… Они там проводят по полгода, на орбите, без гравитации, без возможности выйти, круглосуточно на работе, отважные люди. Только маленький тесный корабль, команда, и вид на планету за иллюминатором, маленькую такую, круглую, далеко внизу. И солнце всходит-заходит каждые полтора часа. Я в детстве хотела строить космические корабли, но потом подросла и решила, что это слишком сложно, этому нужно отдать жизнь. Самый крутой строитель кораблей, кроме них, ничего не имел — ни семьи, ни детей. Зато у него был космос. Как думаете, оно того стоит?

Анди отложил кисть и потёр лицо, печально кивнул:

— Ладно, миллион. Чёрт.

Она смотрела на вставшие дыбом волоски на его руках, улыбалась и играла в том же ритме:

— Стоит или нет?

— Не стоит, — он поправил рукава и взял кисть, добавил неуверенную линию, поморщился и перевернул страницу: — Личное счастье важнее профессиональной реализации, я это по себе знаю. Я опоздал на свадьбу из-за важной сделки, семья невесты оскорбилась и разорвала помолвку. Я достиг многого, я достиг таких высот, о которых тогда мечтать не смел. Но я до сих пор жалею. Она заглушила струны. Он поднял на неё глаза, смутился и сразу опустил, она видела, что он жалеет о том, что не промолчал.

— Неужели вы женились по любви? Мне тут изо всех сил пытаются внушить, что цыньянские женщины — суть ходячие инкубаторы, и говорить с ними не о чем, и видятся жених с невестой перед свадьбой один раз, и разговаривают 10 минут в день.

— Да, я видел её один раз, — мрачно кивнул Анди, — но она мне понравилась, и я всерьёз планировал прожить с ней долгую, счастливую жизнь. Но опоздал, она больше часа ждала меня в костюме на пороге, а я теперь четвёртый год как не могу себя простить.

— Четыре года — это очень много, — она тихо провела рукой по струнам, он начал что-то рисовать, просто беспорядочные острые углы, качнул головой:

— Недостаточно.

— Достаточно, если не накручивать себя специально и не ковырять свои раны периодически. Она вышла замуж?

— Вышла, и почти сразу умерла от какой-то женской болезни, даже не родив ребёнка. А я всё время думаю, что была бы она моей женой — я бы заботился о ней лучше, у меня бы она выжила.

— Вы не можете знать точно.

— Не могу. Но… как-то не легче от этого.

Вера молчала и перебирала струны, он рисовал шипы, она играла так мягко, как только могла. Тихо сказала:

— Четыре года — очень долгий срок. Пора себя простить.

— Может быть, — прозвучало как "для кого угодно, но не для меня".

— Слишком много думать о мёртвых вредно. Нужно думать о живых. О себе, о родных, которые о вас переживают, о ком-то, кому вы, может быть, нравитесь, но стараетесь не замечать. Представляете, насколько тяжело этому человеку? Невозможно соперничать с мёртвыми, она всегда выигрывают, потому что в памяти остаётся только хорошее, а ничего плохого они сделать просто не могут. Вы ещё так молоды, дайте себе шанс на счастье. И не только себе, но и кому-то, кто будет вас любить, а сейчас ходит и его совсем никто не любит, очень грустный человек, ждёт вас, а вас нет, вы в прошлом копаетесь. Так можно дотянуть и опоздать ещё раз.

Анди замедлил движения кисти, смущённо улыбнулся и спросил:

— Откуда вы знаете?

— Я читала много хороших книг, и говорила с мудрыми людьми, и у меня хорошая память.

— Я не об этом. Откуда вы знаете, что есть человек, которому я нравлюсь?

— Так он есть? — заинтригованно улыбнулась Вера, — как интересно.

Он смутился ещё сильнее, рассмеялся, перевернул страницу:

— Хотите сказать, вы не знали?

— Откуда? Всё, что я знаю об этом мире, мне рассказывает семья Кан, изредка ещё госпожа Виари и мастер Валент, я ни с кем из них о вас не говорила. Я просто логически рассуждаю, что если вы такой милый, и много общаетесь с людьми, то кто-нибудь 100 % найдётся, это математическая логика.

Он заулыбался, опустил голову, потом посмотрел на Веру исподлобья, изображая хитрые глазки:

— Это я милый?

Она закатила глаза:

— Я в вашем мире общаюсь в основном с господином ВсёСложно, по сравнению с ним, кто угодно милый.

— Это верно, — захихикал Анди, бросая косой взгляд куда-то в сторону открытых дверей в выставочный зал, там кто-то ходил, но Вере было не видно. Анди посмотрел на свой рисунок, похожий на волнующееся море, вздохнул и закрыл альбом: — Ну так что, подписываем документы на метеорит?

— Я не умею писать, мне придётся довериться вам. Или составим документы на цыньянском?

— Можем и на цыньянском. И ещё можем вслух прочитать потом, и я отдам вам запись, вы на будущее знайте, что так тоже можно, в Карне многие не умеют читать и писать, это не проблема.

— Отлично. Идём? — она с сожалением посмотрела на тай-бу, он понимающе улыбнулся:

— Приходите ещё, я дам вам поиграть. Хотя, я думаю, Шен купит вам такую же максимум завтра. Но всё равно приходите, я более благодарный слушатель.

Она улыбнулась, опять пытаясь отпустить струны, но ничего не получалось, Анди рассмеялся:

— Вы ей понравились, — Вера смутилась и опустила голову, Анди наклонился ближе и хитро заглянул ей в глаза, понизил голос: — Госпожа Вероника, только между нами, по большому секрету… Что будет на аукционе? — Она подняла вопросительный взгляд, он изобразил обаятельные глазки: — Конкретно, меня интересуют драгоценности, металлы, камни и предметы искусства. Вы что-нибудь привезли?

Она кивнула, достала из-за пазухи связку амулетов и сняла свои серьги, протянула Анди, опять положила руки на струны. Он благоговейно принял серьги двумя ладонями, положил перед собой, достал из рукава маленькую лупу и фонарик, стал изучать. Вера опять стала наигрывать тихую мелодию, чтобы не отвлекать мастера своим любопытством, он вздыхал, шёпотом сам с собой спорил, что-то рассказывал серьгам и отдельно камням, наконец обратился к Вере, не отрывая взгляда от серёг — Это бриллианты?

— Нет, это синтетические камни.

— Стекло?

— Нет, это кристаллы, выращенные в лаборатории, их не льют, они растут в специальном составе при определённых условиях. Точнее не расскажу, я не химик. И вот эти, кстати, тоже, — она сняла заколку, положила перед ним на стол: — Это чернёное серебро и синтетические рубины, они по составу идентичны натуральным, и по твёрдости, и по всем параметрам. Но они однороднее, чище и насыщеннее. И дешевле, не намного, но всё-таки.

Анди взял заколку, посмотрел через лупу и нахмурился:

— Это Аль-Пательский рубин, Шен его у меня купил.

— А, я забыла, — поморщилась Вера, — да, он заменил его. Боковые посмотрите.

— Боковые… да, таких я не видел. Выглядят как настоящие, — Анди поднял глаза на Веру, улыбнулся: — Как их производят?

— Не спрашивайте у меня, я не химик, — подняла руки Вера, — я только могу сказать, что они сэмулировали в лабораторных условиях естественные процессы роста рубина в природе, но конкретнее — это не ко мне, не моя специализация.

— А какая — ваша?

— Ювелир, — ответила Вера, — художник-конструктор, ещё модельщик и немного технолог, когда настоящий технолог в отпуске.

Анди положил лупу и выровнялся, Вера подняла глаза от струн, увидела на лице Анди какое-то дикое выражение придурковатой радости, прикусила губу, пытаясь не улыбаться, тихо спросила:

— Что?

Он медленно глубоко вдохнул и выровнялся:

— Госпожа Вероника… По-моему, нам пора перейти на "ты".

— Отличный план. Вера, — она протянула руку, он пожал:

— Анди, можно Ан, можно Ан Ни, можно "эй, ты", можете вообще посвистеть, я прибегу. И так, для информации, я лучший агент по перепродаже ювелирных изделий по эту сторону гор, кого бы Шен вам ни предложил, он будет максимум вторым.

Она смущённо рассмеялась, опять утыкаясь в струны, он заглянул ей в глаза:

— Скажите мне, что вы привезли инструменты. Нет? Чертежи, может быть, рисунки? Восковки? Примеры работ?

— Вот это моя работа, — она кивнула на заколку, он опять её схватил и стал рассматривать, она добавила: — Рисунков сотни три, но они в телефоне, я его с собой не брала, попозже принесу покажу.

— Джек-пот, — чуть не плача, прошептал Анди заколке, — великие боги, джек-пот. Что вы ещё привезли?

К тому моменту, как Анди устал от разговоров о работе, на улице стемнело, а у Веры болели пальцы. Она спела ещё десяток песен, он нарисовал её трижды, она начертила ему схемы огранки всех камней, которые смогла вспомнить, и пообещала добавить ещё в следующий раз. В зал периодически заходили посетители с консультантами, на них с Анди посматривали с интересом, но он всех игнорировал, не прерывая разговор ни на секунду.

У Анди начал садиться голос, он распорядился подать чай, его принёс тот консультант, который встретил Веру первым, и тихо сказал, разливая в чашки:

— Там у входа трутся подозрительные личности.

— Это наши личности, не обращай на них внимания, — отмахнулся Анди.

— Личности просили передать, что они устали и замёрзли, — улыбнулся парень, — я пригласил их войти и погреться.

— Никакой благотворительности! — прохрипел Анди, отпил чая и сказал уже нормальным голосом: — Пусть либо покупают, либо проваливают. Тоже мне. Прятал от меня Веру столько времени, муфлон мифический. Пусть мёрзнет. Ну, за сотрудничество, — поднял чашку, потом нахмурился и смутился, поймал Верин слегка офигевший взгляд, и опустил чашку, смущённо поясняя: — Привычка. Я тут обычно не чай пью.

— За сотрудничество, — успокаивающе кивнула Вера, приподнимая чашку, он рассмеялся. В открытую дверь постучали, Вера обернулась, увидела мрачного Мартина, он посмотрел на неё долгим взглядом и сказал:

— Я конечно всё понимаю…

— Да собираемся мы уже! — прохрипел Анди, — покоя нет от вас, личности, блин. Иди.

Мартин ушёл, Вера виновато посмотрела на Анди, допила чай. Он тоже допил свой и закрыл альбом:

— Про метеорит, я так понимаю, никому ни слова?

— Было бы отлично. И если можно, деньги после аукциона.

— Хорошо, — он убрал со стола альбом и тай-бу, поднялся, пошёл к письменному столу. Вера пошла за ним, они составили документы, надиктовали их на два звуковых камня, один Анди отдал Вере, второй спрятал в стол. Когда он открывал ящик, Вера увидела внутри десяток цветных камешков, заинтересовалась и стала задавать вопросы, после чего они задержались ещё на полчаса, а у Анди окончательно сел голос. В итоге она купила ещё и камней, просто так, они ей понравились. Анди проводил её до дверей и долго кланялся вслед, на всю улицу хрипя о прекрасно проведённом времени и ещё более прекрасной работе в будущем, Вере было немного стыдно, когда на неё из-за этого оборачивались.

-

{* — песня Светланы Сургановой «Белая».

** — песня Владимира Мигули на стихи Анатолия Поперечного, «Трава у дома».}