Шаг из тьмы

5.38.25 Первая премьера сезона в театре Фредди

— Охренеть, я стучу-стучу, а они дрыхнут!

Вера дёрнулась и тут же ощутила, как её прижали обратно к подушке. Было темно и тепло, почти жарко, в тусклом свете из окна комната выглядела совершенно незнакомой. Незнакомая посуда на столе, и стол незнакомый, и вид за окном.

«Где я?»

Где-то недалеко раздался тихий голос Булата:

— Не, я всё понимаю, но я тут жду, вообще-то. И ещё меня просили передать, что шут не хочет без вас начинать представление, так что вас ждёт вся толпа. А вы тут дрыхнете. Совесть поимейте хоть чуть-чуть.

— Свет включи, — тихо приказал голос министра Шена совсем рядом, Вера замерла от шокирующей волны, прокатившейся по всему телу — это он был той "подушкой", на которой она так удобно лежала.

Вспыхнул свет, заставив её крепко зажмуриться, она потянулась к глазам, но вовремя себя одёрнула — макияж. Попыталась сесть ровно, министр перестал её удерживать, но руку не убрал, Вера ощущала, как тепло его ладони скользит по спине и остаётся на талии.

В дверном проёме сутулился Булат, неловко рассматривая поднос в руках, на подносе был десерт, и судя по недовольному сопению повара, этот десерт их сильно заждался.

— Ну чё, вы есть будете или в холодильник поставить?

Министр посмотрел на часы и встал:

— Уноси, и здесь всё прикажи убрать, когда мы уйдём. — Повернулся к Вере и сказал: — Я буду через пять минут, — и вышел из комнаты. Сначала пошёл к выходу в коридор, но вернулся на полпути и скрылся в спальне.

Булат развернулся уходить, но замялся, вернулся и посмотрел на Веру. Повздыхал, невесело усмехнулся и пробурчал:

— Я так понимаю, тебя теперь на кухне можно не ждать, ты теперь леди?

— Я такая же, как и вчера, Булатик, — попыталась улыбнуться Вера, чувствуя на бедре беззвучный "дзынь", — просто у меня теперь, скорее всего, не будет на это времени. Каша классная, кстати. Как ты её такую делаешь, я её всего пару раз варила, она либо твёрдая внутри, либо разваривается до склизкости.

Повар так расцвёл, как будто его хвалили два раза в жизни, и те в далёком детстве, опёрся о косяк с видом умудрённого наставника, упёр поднос в бедро, свободной рукой потёр заросший подбородок, и стал объяснять:

— Тут, понимаешь, главное — из котла сразу не высыпать. Вот она когда немножко недоварилась, самую капельку внутри твёрдая, я её выключаю, масла туда с кулак, и крышкой казан накрываю плотно. И она минут пятнадцать стоит. Потом можно мешать и подавать сразу. Я тоже не умел, меня батя научил, полковой батя, не родной. Родной не готовил. Это… Так ты придёшь? Я теперь учёный, у меня книжка есть. Называется… не помню, как называется, что-то там про еду. Нормальная книжка, восемьдесят шесть страниц. Ну, я их ещё не прочитал, но…

Из двери спальни за его спиной вышел министр, нахмурился:

— Ты ещё здесь?

— Да блин! Спрятал Веру, гад, даже поговорить…

— Иди.

Булат надулся и пошёл к выходу, бросив на Веру прощальный собачий взгляд, обещающий ждать столько, сколько придётся, и страдать каждую секунду.

Министр вошёл в столовую, указал Вере на дверь спальни:

— Там уборная, горячая вода, большое зеркало. Я приказал отнести туда ваши вещи из кабинета. Можете приходить сюда, когда захотите, стража вас пропустит. Дорогу запомнили?

Вера смотрела на пустые чашки на столе — она совершенно не помнила, как пила. Подняла глаза на министра, тихо сказала:

— Может, хватит уже подсыпать мне всякую химию?

Он фыркнул и тихо рассмеялся, качая головой, посмотрел на неё, как на дитя неразумное, вздохнул:

— Такого вы обо мне мнения, да?

— Считаете, у меня нет причин?

— Ладно, признаю, утром я использовал современные достижения фармакологии. Но признайте, это пошло вам на пользу.

— Вам — пошло, несомненно. Сейчас зачем было это делать?

— Вера, я ничего вам не подсыпал…

«Дзынь.»

— …я сам отрубился, мы просто сегодня мало поспали. Хорошо хоть, что нас разбудили, а то проспали бы весь бал.

«Дзынь.»

— Идите умывайтесь, нас ждут. В театре Фредди первая премьера в сезоне, это всегда событие, поторопитесь, пожалуйста.

Она встала и молча пошла в спальню.

«Спасибо, хоть на наркотики пока не подсадили. Хотя, кто знает, что будет дальше, с таким началом.

Как превосходно врёт, а? Ни единый мускул не дрогнул. Талантище.

Надо искать ему замену, срочно, сегодня.»

Спальня оказалась серо-синей, просторной и ярко освещённой, с большим шкафом, комодом и кроватью под балдахином. Камин выглядел роскошно, на полке над ним стояли две явно цыньянские вазы, рядом с комодом была приоткрыта почти невидимая дверь в другую комнату. Вера вошла и увидела в центре королевских размеров ванну, утопленную в мраморный подиум с лавками, на этих лавках легко было представить прелестных банщиц, натирающих мочалками кого-то, кто лежал внутри, откинувшись головой на бортик и позволяя себя обслужить. В углу была отдельная душевая с медными трубами и керамическими кранами, в другом углу — странной формы унитаз и биде, всё мраморное и явно старинное. В третьем углу стоял столик с зеркалом и табуретом, на столике в центре лежала зубная паста и стакан с зубными щётками, красной и серой. Сбоку валялись бритвенные принадлежности, которые явно сгребли в сторону, чтобы освободить место для Вериной сумки и косметики. Её пластмассовые коробочки с логотипами выглядели в этом древнем антураже как ошибка, которой место в списке ляпов хорошего фильма, как будто актёр, играющий гладиатора, забыл снять часы. «Нельзя так думать, стоп. Я не ошибка, я — особенность. Не просто диковинка, а… инновация. Да, я ноу-хау, я ошеломлю новыми возможностями, открою перспективы, а потом прочно и незаметно войду в их жизнь. Пройдёт совсем немного времени, и они поймут, что жить без меня не могут. Осталось найти этих "их". И убедиться, что они не боятся министра Шена. И что не будут пичкать меня наркотиками. И испытывать на мне амулеты. И облизывать… Так, всё, соберись, Вера.»

Она быстро привела себя в порядок, замазала засос и вышла в гостиную. Министр сидел в кресле, читая криво сколотые бумаги, увидел её, встал и осмотрел с ног до головы.

— Повернитесь.

Вера развернулась спиной, он поправил её причёску и скомандовал:

— Порядок, идём.

Взял её за руку, так привычно, как будто делает это каждый день, а она впервые захотела свою руку забрать.

«Рано. Сначала найди лучше, потом увольняйся.»

Они быстро прошли по анфиладе вдоль крыла, стиль интерьеров от коридора к коридору плавно перетекал от тяжеловесной классики в сторону помпезного местного барокко, с резным камнем, яркими тканями и цветными зеркалами. Спустя миллион лестниц, они оказались в маленькой полутёмной комнате с синими бархатными стенами, диваном, крохотным камином и двумя креслами у перил балкона, далеко напротив Вера рассмотрела такие же балконы, там все места были заняты.

Министр усадил Веру в кресло, вызвал пятёрку теней, двоих забрал, троих оставил с Верой, быстро шепнув ей, что скоро вернётся, и вышел. А Вера опёрлась на мягкий бортик и стала рассматривать зал внизу — почти квадратный, с короткими балконами по бокам и одним длинным напротив сцены, там сидели монархи со свитой и ещё с десяток людей, которых Вере представляли, но они уже перепутались в голове. Одна девушка ей запомнилась, в отвратительном розовом платье, настолько перегруженном оборочками, что напоминало увядающий пион. А может быть, она просто сама по себе была Вере неприятна, поэтому она искала в ней недостатки.

Партер был забит, Вера впервые задумалась о том, сколько людей сегодня приглашено на бал, попыталась умножить количество мест на количество рядов, и прибавить балконы, получилось что-то под полтысячи, она решила, что ошиблась, и бросила это занятие, продолжив рассматривать зал. Оркестровой ямы почему-то не было, зато сцена выглядела огромной и замысловато многоэтажной, в центре стоял большой низкий стол странной V-образной формы, и одиннадцать стульев, по пять вдоль боков и один во главе угла, центральный был похож на трон, Вера в предвкушении потёрла руки.

Вернулся министр, отпустил охрану и сел рядом с Верой, придвинув своё кресло почти вплотную, наклонился к её уху что-то сказать, но в этот момент раздался первый оглушительный аккорд, и она ничего не услышала.

На сцене зажёгся свет, и на верхний уровень высыпали ярко одетые и загримированные карлики, человек двадцать разом, сразу создавая атмосферу балагана — кто-то катился кувырком, кто-то шёл на руках, кто-то вдвоём тащил упирающегося третьего, от их яркости разбегались глаза, зал шумел и смеялся, как будто эти ребята были давно зарекомендовавшими себя любимчиками.

Последними вышли угрюмые карлики с музыкальными инструментами, часть Вера узнала, часть — нет, из знакомого было три вариации контрабаса, две гармошки, балалайка и невероятно огромный саксофон, выглядящий так, как будто по нему стадо коней пробежалось. Актёры с шумом и дракой расставили инструменты на двух верхних ступеньках сцены, и начали играть. И только тут стало понятно, что инструменты больше, чем должны быть, потому что карлики играли на них вдвоём или втроём. Первая партия "весёлых" дёргала струны, водила смычками или оттаскивала в сторону половину гармошки, растягивая меха, а вторая партия "угрюмых" зажимала струны, нажимала на кнопки и делала прочую ответственную работу. Выглядело это настолько дико, что было непонятно, как они вообще умудряются звучать, тем более, звучать сносно.

Мелодия была весёленькая и легкомысленная, сразу настраивающая на волну пофигистичной жизнерадостности, а в сочетании с движениями актёров, жизнь вообще казалась раем — какие проблемы могут быть у человека, который родился здоровым, сильным и способным играть на гармошке самостоятельно?

Из-за компании их тоже хотелось пожалеть — "угрюмые" выглядели задолбанными этими безответственными "весёлыми", а "весёлых" подавляли такие скучные "угрюмые". Даже инструменты было жалко, такой способ игры выглядел издевательством, но благодаря звуку, это как-то сглаживалось.

Музыка закончилась, раздались аплодисменты, музыканты поклонились и расслабились, некоторые побросали инструменты, некоторые на них уселись, кто-то достал бутерброд, кто-то настольную игру.

Свет на верхних этажах сцены притух, на нижнем разгорелся ярче, откуда-то с неведомого потолка за занавесом свесился ещё один карлик и звонко ударил в литавры, стало тихо.

На нижний этаж вышел карлик в заплаканном гриме, кудрявом парике, короне и мантии. Длинные штаны волочились за ним на метр, делая походку глуповато-детской, его встретили тихими аплодисментами.

"Король" дошёл до центра сцены, посмотрел в зал грустным взглядом, посмотрел на часы и прополз под столом на своё место. Сел на трон, достал леденец на палочке и стал облизывать. Где-то за сценой громко затикали часы, замолчали. На сцену вышел, пошатываясь, толстый карлик в жёлтом костюме, зал тихо засмеялся, министр Шен наклонился к Вериному уху и шепнул:

— Министр сельского хозяйства, он часто пьёт на рабочем месте. Гад.

Вера немного отодвинулась, стараясь делать это незаметно — её напрягало это дыхание в шею.

"Пьяный министр" на сцене решил пролезть под столом, но застрял, уронил стул, от него отлетела ножка. Толстяк немного подёргался, махнул рукой и остался лежать, раскорячив ноги и демонстрируя залу красные трусы в дыре между штанинами.

"Король" печально шмыгнул носом и опять посмотрел на часы.

На сцену вышел следующий карлик, в синей форме с шевронами, несущий на плечах грудастую карлицу в синем платье и шляпке. Зал громко зааплодировал, засмеялся, кто-то один смеялся громче всех, Вера поискала его глазами и нашла на балконе напротив — мужчина в форме, рядом женщина в синей шляпе. Вера с вопросительной улыбкой посмотрела на министра Шена, он кивнул:

— Министр внутренних дел, опрометчиво женился по любви в семнадцать лет, всю жизнь за это расплачивается.

Вера улыбнулась и промолчала, стала смотреть на сцену — там пара в синем подходила к столу, "министр" сделал движение наклониться, но женщина ударила его по лысине, указывая на край стола, где его можно было легко обойти. Он озарённо хлопнул себя по лбу и обошёл, сел на стул, посмотрел на часы. Его жена достала вязание, свесив связанную часть на лицо мужу, он не отреагировал.

Дальше вошли двое карликов, одетых в яркие и расшитые камнями костюмы, шёпотом разговаривая между собой, синхронно проползли под столом и уселись рядом, министр шепнул на ухо Вере: "Теодор и Хаким", она кивнула, не отвлекаясь от сцены.

Следующим вышел Рональд, Вера сразу узнала — этот карлик был с накладными плечами, гордой осанкой и звонкой походкой, он вышел в центр, повернулся вокруг себя, демонстрируя залу красно-чёрный мундир, и пролез под столом, сев слева от короля.

Тут же выбежал запыхавшийся карлик в рванье, снял шапку, вытер ею пот со лба, и виновато поклонился сидящим за столом:

— Простите ради бога, там дорогу размыло, я… — дальше его слова потонули в хохоте и аплодисментах, министр Шен сказал Вере: "Министр транспорта и путей сообщения, полнейшая бездарь", овации стихли, актёр продолжил: — Моя карета опрокинулась на подъёме… — аплодисменты опять его перебили, министр пояснил: "Он любит богато украшенные кареты, но покупает их по дешёвке, экономия получается на ходовой части, в итоге он постоянно ломается и всюду опаздывает".

"Министр транспорта" извинился ещё раз и сел за стол, а с другой стороны сцены вышел толстый карлик в строгом костюме, вроде тех, которые обычно носил министр Шен, его карманы выглядели раздутыми и торчали во все стороны, из них понемногу сыпались золотые монетки, звонко отскакивая от сцены. Он подошёл к месту слева от короля, остановился, недовольно глядя на сидящего там "Рональда", упёр руки в бока и процедил:

— Пересядь.

"Рональд" посмотрел на него, помолчал и отвернулся. "Рубен" достал из кармана слиток золота и грохнул им о стол. "Рональд" сунул его в карман, вздохнул и звонко свистнул. На сцену вышли трое карликов в форме генеральской сотни, и выкатили игрушечную лошадку на колёсиках.

Зал тихонько засмеялся.

Лошадку подтащили к "Рональду", он на неё сел, её со скрипом покатили вокруг стола и остановили возле места справа от короля. "Рубен" сел слева, "Рональд" сел справа, лошадку укатили.

На сцену вышел седой старик в мятом халате и колпаке, внимательно глядя под ноги, нашёл монетку, поулыбался, нашёл следующую, стал собирать их, набрал полные ладони. Сел за стол, начал раскладывать монетки на столбики и напевать: "Детский сад, детский сад, школа, у-ни-вер! На ремонт, на ремонт, и учи-те-лям!"

Вера посмотрела на министра, он промолчал.

Откуда-то сверху, из-за занавеса, грохнулся в центр сцены новый персонаж в спецовке, вокруг него рассыпались обломки камня и грязь. Он встал, поправил каску, отряхнул задницу и смущённо пробурчал басом:

— Прошу простить, аварийная ситуация.

Все понимающе закивали, он подошёл к королю и протянул руку, с нажимом повторяя:

— Аварийная. Ситуация.

Король невинно похлопал глазами и протянул ему леденец.

Эмчеэсник развернулся к "Рубену" и указал глазами на свою ладонь, тот отвернулся, сложив руки на груди и насвистывая.

Протянутая рука прошлась по всем министрам, все делали вид, что ослепли или заняты. Старик в колпаке с тяжким вздохом отдал столбик "на ремонт", эмчеэсник просиял и жестом подозвал кого-то с потолка, оттуда спустился на верёвке карлик в такой же робе и каске, забрал деньги и втянулся обратно. Эмчеэсник снял каску, положил на стол и сел.

Остался только один свободный стул, все постепенно стали на него смотреть. Громко зацокали часы.

"Рубен" встал, протопал к этому стулу, и с силой пнул его. Стул улетел со сцены, "министры" засмеялись, парочка в камешках обменялась пятюнями.

На месте стула в полу открылся люк, оттуда выбрался карлик с крепко зажмуренными глазами, в чёрном комбинезоне и с огромным мечом за спиной, зал встретил его аплодисментами, редкими, но громкими. "Министр Шен" приоткрыл глаза на миллиметр, встал в наглую позу, и сверху вниз посмотрел на "Рубена".

"Рубен" выдержал его взгляд пару секунд, потом отвернулся и буркнул:

— Опаздываешь! — и тихонько посеменил на своё место.

"Министр Шен" ногой захлопнул люк, достал из кармана складной стул, пижонским взмахом разложил и уселся, закинув ноги на стол, повелительно махнул рукой и сказал с акцентом:

— Твоя мочь начинать!

Вера кусала губы, чтобы не улыбаться, у неё щека горела от пристального взгляда министра, но она не оборачивалась.

На сцене все зашевелились, встал один из парочки Теодор-Хаким, Вера их не различала, и громко, с надрывом объявил:

— Приветствую всех вас, коллеги!

"Министр Шен" демонстративно достал огромный альбом и начал рисовать. Вера не могла понять, откуда он его вытащил, заподозрила магию.

Спикер с намёком прокашлялся, глядя на "министра Шена", тот проигнорировал, медленно перевернул страницу альбома, дав залу на миг увидеть рисунок — схематичную голую женщину.

Зал грохнул хохотом и зааплодировал, Вера посмотрела на балконы напротив — там все смотрели на неё.

Министр обнял её за талию, положил подбородок на плечо и шепнул на ухо:

— Поклёп, я никогда не рисовал на совете министров.

«Дзынь.»

Она попыталась мягко убрать с талии его руку, не получилось. Шепнула:

— Хватит.

Министр сделал вид, что не услышал.

Аплодисменты стихли, "спикер" на сцене прокашлялся ещё раз, покачал головой и повторил:

— Приветствую! Главный вопрос сегодняшнего заседания…

— Аварийная ситуация! — указал пальцем на потолок эмчеэсник, на него зашикали и зацокали языками, он смутился и замолчал. Спикер продолжил:

— Итак, господа! Главный вопрос, и главная проблема на сегодня — у его величества развязался шнурок!

Король захныкал и закивал. Лежащий под столом "министр сельского хозяйства" резко очнулся, сел и спросил:

— Левый или правый?!

Зал засмеялся, Вера вопросительно полуобернулась к министру Шену, он шепнул: "Потом".

— Правый, — кивнул спикер, "министр" расслабился и махнул рукой:

— А и хрен с ним тогда, — и опять завалился под стол, бубня: — Правый пусть творит что хочет.

"Министры" обменялись понимающими взглядами, "спикер" развёл руками:

— И всё же. Шнурки его величества — это очень, очень…

Его перебил громкий храп "министра Шена", который положил альбом на грудь, сверху сложил руки, и уснул.

Настоящий министр тихо рассмеялся и сказал:

— Неправда, я никогда не спал на заседаниях. Фредди получит.

"Министры" на сцене обменивались взглядами, указывали друг другу на храпящего "министра Шена", тихо переговаривались, всё чаще звучало слово "разбудить". Наконец "Рубен" прокашлялся и указал "Рональду" на "министра Шена":

— Разбуди его!

— Ну право слово, — вздохнул "Рональд", — не будили бы вы лихо, пока тихо, а?

"Рубен" грохнул о стол золотым слитком. "Рональд" кивнул, свистнул, ему выкатили лошадку, он подъехал к "министру Шену"… "министр Шен" приоткрыл один глаз и молча посмотрел на "Рональда". "Рональд" сделал вид, что просто мимо проезжал, и уехал дальше, скрывшись за сценой.

Зал тихо зааплодировал, "министр Шен" потянулся и убрал ноги со стола, сел в позу "сколько я зарезал, сколько перерезал", и медленно обвёл взглядом всех за столом.

В зале повисла такая тишина, что стало слышно, как скрипит колок на балалайке, который крутит один из "весёлых" музыкантов. Рядом стоящий "угрюмый" отвесил ему подзатыльник и отобрал инструмент.

"Министр Шен" медленно поднял указующий перст, прицелился в "Рубена" и заявил:

— Ты есть собака!

— Да как ты смеешь?! — встал "спикер", "министр Шен" достал из кармана огромный револьвер и выстрелил в него. "Спикер" упал вместе со стулом, вокруг стала разливаться голубая лужа."Министр Шен" убрал револьвер, и медленно повторил, указывая на "Рубена":

— Ты есть собака.

— Я не ем собак, — процедил "Рубен", "министр Шен" усмехнулся и развёл руками:

— А я — ем. Ты есть жирный.

"Рубен" посмотрел на коллег за столом, все отводили взгляды. Он пихнул локтем сидящего рядом "министра внутренних дел", тот приподнял вязание жены, осмотрелся, печально вздохнул и вернул вязание на место.

"Министр Шен" опять указал на "Рубена" пальцем и заявил:

— Ты есть жирный, ты есть навариться и не делиться, а королю шнурка кирдык — тоже ты. Собака.

— Да как ты смеешь?! — вскочил второй "министр" из парочки в камнях, поскользнулся на голубой луже "крови", упал и затих, лужа стала растекаться быстрее, потекла под ноги парочке в синем. Дама с вязанием деликатно постучала мужа по лысине:

— Дорогой, здесь сквозняк, давай пересядем.

"Дорогой" встал и пошёл обходить стол, осторожно выглядывая из-под вязаной занавески. Слева от короля за столом остался сидеть только "Рубен", дальше стоял пустой стул синей парочки, потом два трупа и пьяный под столом. Справа на пустой стул "Рональда" уселся "министр внутренних дел", дальше сидел мятый "министр транспорта", потом старик, прикрывающий ладонями монетки, потом эмчеэсник с каской и "министр Шен".

"Министр Шен" похлопал по плечу сидящего рядом эмчеэсника и сказал:

— Самый болтливый сдохнуть, все молчать, ты говорить. Денег мало — разбудить, — закинул ноги на стол и "уснул".

В зале раздались тихие аплодисменты, потом громче, и ещё громче, затихли.

Эмчеэсник прокашлялся, встал, опять прокашлялся и осторожно начал:

— На повестке дня сегодня… аварийная ситуация.

— Бред сивой кобылы! — с чувством заявил "Рубен", развёл руками, и с выражением завёл: — В нашей прекрасной, цветущей стране…

С потолка грохнулся в центр сцены здоровенный кусок камня, разлетелся осколками, "Рубен" продолжил, не запнувшись:

— …с богатыми недрами, плодородными землями…

Камни посыпались один за другим, "Рубен" повысил голос:

— …где каждый, обладающий упорством и желанием трудиться…

Сверху на груду камней упал карлик с прищуренными глазами, отряхнул яркий цыньянский костюм, достал из кармана ворох ткани и начал расстилать прямо перед троном.

— …может жить той жизнью, которую заслуживает любой карнец, имея достаток…

"Цыньянцы" посыпались с потолка лавиной, помогли друг другу подняться, вместе расстелили ковёр, подаставали из карманов еду и посуду, накрыли поляну, и стали весело есть и пить, чирикая на непонятном языке.

— …стабильный заработок и уверенность в завтрашнем дне, никаких "аварийных ситуаций" нет, и быть не может. Основа нашей политики — стабильность, уважение к старости и развитие юности!

— Денег дайте на развитие! — прохныкал старик с монетками, протянул ладонь, "Рубен" кивнул:

— На государственные программы поддержки образования…

— Нету поддержки! — простонал старик.

— …с каждым годом выделяется всё больше средств…

— Где они?! — развёл руками старик.

— …в этом году освоено полмиллиона…

— Кем освоено?!

— …а в следующем году запланировано…

Эмчеэсник взял каску и треснул по голове спящего "министра Шена", тот дёрнулся и встал. Увидел толпу пирующих перед троном "цыньянцев", потрясённо раскрыл рот, осмотрелся и звонко свистнул.

Из-за занавеса выкатили "Рональда" на лошадке, "министр Шен" требовательно указал ему на "цыньянцев", "Рональд" на них посмотрел и проехал мимо, скрывшись с другой стороны сцены.

"Министр Шен" громко отодвинул стул и пошёл к "цыньянцам", они смотрели на него. Он остановился рядом с ними, взял у одного из тарелки здоровенное красное яблоко и громко откусил, глядя ему в глаза. "Цыньянец" сладко улыбнулся и протянул всю тарелку:

— Твоя кушать-наслаждаться, моя дать ещё, моя владеть много, твоя будет тоже владеть много, кушать вкусно, садись.

"Министр Шен" посмотрел на него без выражения, бросил яблоко и пошёл к "Рубену". Эмчеэсник надел каску и полез под стол.

"Министр Шен" подошёл к "Рубену" и пнул ногой его стул. У "Рубена" из кармана выпал звенящий мешочек. "Министр Шен" ехидно указал на него пальцем — Золото видеть, деклараций не видеть — удивительный штука.

— Это не моё, — процедил "Рубен".

Со своих мест сорвались седой старик, резко протрезвевший "пьяный", "министр транспорта" и эмчеэсник, схватились за мешок и стали кататься по полу, измазываясь в голубой луже и роняя стулья. "Министр внутренних дел" тоже приподнял шторку и попытался рыпнуться, но жена ударила его по лысине и он сел обратно.

"Цыньянцы" перед троном весело наблюдали драку и пили, поднимая бокалы, звали "министра Шена" к себе, он стоял мрачный и смотрел то на драку, то на невозмутимого "Рубена", то на "короля" с леденцом. Наконец подошёл к цыньянцам, гордо выпрямился и спросил:

— Твоя знать, что такое карнский "одна нога здесь, другая — там"?

— Не знать, — замотали головами "цыньянцы".

"Министр Шен" плотоядно оскалился и вытащил из-за спины меч, с предвкушением обещая:

— Я тебе сейчас показать.

Цыньянцы выхватили мечи и кинулись на него все разом, подняв тучу пыли. Вспыхнул свет в зале, сверху упал занавес, закрыв нижний уровень сцены, а верхние два оставив видимыми, там музыканты подхватили инструменты и грянули весёлую песню, приплясывая и посвистывая, зал зааплодировал.

На тонкую полоску сцены перед занавесом выехал на лошадке "Рональд" в сопровождении ещё десятка солдат на лошадках, приподнял ткань, заглянул, обернулся к залу весь в голубой краске, сделал страшные глаза и опустил занавес на место, махнул солдатам, и они медленно уехали обратно.

Зал аплодировал всё громче, хлопки стали ритмичными, на сцену вышли все актёры, выстроились в ряд и поклонились. Министр шепнул Вере на ухо:

— Третий справа — Фредди.

Она вздрогнула от его голоса — настолько ушла в представление, что забыла, где находится, и кто рядом. Министр всё ещё обнимал её за талию, она посмотрела на третьего справа — мужчина был немного выше остальных, и сильно крупнее в плечах, на нём был синий мундир с шевронами. Когда у него на шее сидела актриса, это было не так заметно, но теперь он выделялся.

Министр Шен взял Веру за плечо, развернул к себе, откровенным жестом поправил её волосы, медленно проводя взглядом от груди до глаз. Она прошипела, не разжимая губ:

— Хватит.

— Почему? — бессовестно улыбнулся министр.

— Все уже поняли, кто платит за мои рубины, хватит.

— Ну что вы, госпожа Вероника, — он погладил её по плечу со стороны зала, она кожей чувствовала сотни взглядов.

— Я сейчас испорчу вам представление, хватит, я сказала.

Он медленно убрал руки, опёрся на бортик рядом с ней, послал ей влюблённый взгляд, ласково шепча:

— Злюка.

Вера улыбнулась ему в сто зубов и прошипела:

— А вы меня наркотой накачайте — я стану мила и сговорчива.

«Не подавай ему идею, дура.»

Улыбка министра увяла, он сказал с ноткой обиды:

— Ничего в вашем чае не было…

«Дзынь.»

— …вам так сложно признать, что вы устали и не выспались из-за собственных завихрений в голове, а потом отошли, успокоились и расслабились? В этом нет ничего страшного, Вера, все ошибаются, вы не исключение. Надо уметь признавать, что погорячились и сделали поспешные выводы.

Она стала рассматривать зал, видела боковым зрением, как отводят глаза те, кто на неё смотрел, слышала неразборчивые шепотки, нутро щекотало ощущение, что обсуждают её, все на неё пялятся, все думают, что она с ним спит.

— Вера? — министр придвинулся ближе, по спине скользнула его ладонь, погладила талию, вверх почти до неприличия, вниз. Он придвинулся ближе и шепнул ей на ухо кошачьим тоном, всемогущим и всеведущим, но великодушно-ленивым: — Я помню, что вы не умеете извиняться, я не настаиваю. Просто сделаем вид, что ничего не произошло.

«Ох-ре-неть. Он не настаивает, чтобы я извинялась. Он сделал меня виноватой в том, что я не хочу с ним миловаться. Он ходил к шлюхе, он вломился в мою постель, он мне сказал, что у нас "деловые отношения", он мне отравы в чай подсыпал, и недоволен тем, что я недовольна? Я извиниться должна? За то, что мне плохо, обидно и… Ох-ре-неть. Я для него не человек, я автомат, который улыбается, когда в него кидаешь монетки. Надо бежать от него.»

В зале начал медленно гаснуть свет.

Министр Шен потянул за спину ту прядь волос, которая скрывала след от поцелуя Эрика.

Абсолютная темнота опустилась на зал раньше, чем кончилась прядь.

«Не увидел.»

Засветилась фиолетовым сцена, музыканты заиграли медленную тягучую мелодию, кто-то вышел из-за занавеса. Вера пыталась смотреть, но ничего не видела, все мысли сосредоточились на ощущениях от того, как её платье медленно стягивают с плеча. «Если на балконе напротив есть маги, которые видят в темноте…»

Оглушительно затрещала ткань, Вера схватилась за платье, еле слышно шепнув:

— Хватит.

Министр накрыл её руку своей, сказал на ухо, касаясь кожи губами:

— Тише, всё, я понял. Не переживайте, у вас есть второе такое же.

На сцене начали петь что-то о полной луне и ночных мотыльках.

Ладонь министра Шена погладила её руку, плечо, остановилась на шее, мягко обхватив за горло. Вторая рука продолжила стаскивать платье с плеча, кончики пальцев тронули кожу, провели линию под ключицей, потом над. Горячее дыхание на шее поднялось выше, прошлось по краю волос, тронуло ухо. Вера стояла с открытыми глазами и ничего не видела, ощущая себя так, как будто её пробует на вкус ядовитая змея, решая, голодна ли она прямо сейчас.

— Не страшно? — голос звучал как чужой, холодный, хрипловатый то ли от возбуждения, то ли от ярости, то ли от ужаса.

— Мне всегда страшно, я уже привык, — шепнул министр, опять прикусил её ухо, усмехнулся, пустив по шее мурашки резким выдохом, — обещаю, если вы останетесь без уха, моё отношение к вам не изменится.

— Не могу обещать того же по поводу вас без языка.

— Так цените моё красноречие?

Вера прикусила губу, медленно качая головой, с восхищением шепнула:

— Как вы очаровательны в своей неиспорченности.

— В смысле?

— Забудьте.

— Нет. — Её шея опять подверглась нападению. — Вера, говори.

— Нет.

— Почему?

— Вам не понравится мой ответ.

— Теперь я ещё больше хочу его услышать.

— Нет.

— Это "нет" в смысле "уговори меня" или "нет" в смысле "я ляпнула ерунду и теперь стыжусь в этом признаться"?

— А "нет" в смысле "я вам ничего не скажу" бывает?

— Не бывает. Ты мне всё скажешь.

Его пальцы на шее сжались самую малость сильнее, ещё не больно, но в этом шаге Вера увидела всю свою дальнейшую жизнь.

«Насколько шут разбирается в ситуации? Действительно ли министр настолько охреневший, что вообще ничего не боится, и настолько всемогущий, что его боятся все? Или я всё-таки кого-нибудь найду?

Рональд в пролёте, надо искать в других странах. Ну или идти к Рубену.»

— Вера… Ты, конечно, всегда…

В дверь постучали, резко и требовательно, как будто случилось что-то срочное. Министр вернул на место платье и пошёл открывать, ничего не спросил, ему ничего не сказали, зашелестели бумаги, щёлкнула замком дверь.

Он сел на короткий диван у боковой стены и достал маленький фонарик, стал читать бумажки. Вера медленно выдохнула с невероятным облегчением.

Актёры на сцене допели, поклонились, опустился ещё один занавес, загорелся свет. Вера отошла от перил, чтобы никто не видел её лицо, внутри сжимался в узел запоздалый страх, её почти тошнило от этого ощущения, от смеси полнейшего бессилия и отчаянных попыток что-то придумать, найти вариант, выкрутиться.

Она посмотрела на платье — верхний ряд кружева, которое она пришивала, порвался на шве и торчал нитками.

— Мне нужно зашить платье.

Министр поднял на неё глаза, посмотрел на свою работу, самодовольно усмехнулся и махнул рукой:

— Оторвите верхний ряд, никто не заметит.

— Заметит.

Он посмотрел на неё так, что ей стало понятно — ему плевать, он считает это тупыми женскими заморочками.

Она достала амулеты, нашла зелёную трубочку и провернула.

Перед лицом возникла мускулистая спина в чёрном, кто-то сзади тронул Веру за руку, мягко поддержал за плечо, спросил:

— К Доку? Хотите отдохнуть?

— Да, я плохо себя чувствую.

"Тени" повернулись к министру, он подошёл, отодвинул всех, остановился перед Верой. Она смотрела в пол, ковёр качался.

— Вы правда плохо себя чувствуете, или просто хотите зашить платье?

Она схватилась за рот и согнулась в спазме, молясь о том, чтобы её не стошнило прямо сейчас, на этот роскошный ковёр.

— Забирайте, — скомандовал министр.