Глава 11

Когда они свернули за угол в переулок, где находился дом, в котором выросли она и ее брат, Элен ощутила, как вздрогнуло сердце в груди. Она опустила окно, чтобы вдохнуть знакомые запахи своего детства. Но на улице стоял январь, и в воздухе царил мороз, так что она ничего не почувствовала. Они проехали по гравию в ворота и увидели, как белый дом постепенно вырастает перед ними, словно старый верный друг, совсем такой же, каким он был всегда, милый ее душе и взору, несмотря на зиму, оголившую ветви деревьев, окружавших его стены.

Услышав шум автомобиля, Джейк и Полли, которые провели предшествующие несколько часов, слоняясь по комнатам в томительном ожидании, выбежали к парадной двери, чтобы приветствовать желанных гостей. Полли мгновенно отметила, что дочь кажется похудевшей и мрачной, и была удивлена, насколько хорошо выглядят дети. Федерика бросилась в ее объятия и в возбуждении прижалась к ней изо всех сил.

— У тебя есть собственная комната, Феде, и я приготовила тебе к чаю шоколадные коржики, потому что помню, как они тебе нравились, когда я пекла их для тебя в Чили, — сказала Полли, обнимая внучку, вцепившуюся в нее, как маленькая мартышка. Хэл ухватился за ноги матери и просился на руки.

— Хэл, милый, ты уже слишком большой, чтобы тебя носить. Тебе уже целых четыре года, — засмеялась Элен, радостно целуя отца. — Господи, как хорошо быть дома. Я чувствую себя гораздо лучше.

— Пойдемте туда, где теплее. В кухне натоплено, можно поговорить там, — предложила Полли, подталкивая Федерику своими большими руками.

— Хорошая поездка, Тоби, — одобрил Джейк, слегка похлопывая сына по спине. — Очень здорово, что ты сам их привез.

— Никаких проблем, папа, — ответил тот, благодарный отцу за похвалу. Последнее время такое проявление чувств с его стороны было большой редкостью.

Полли поставила на стол побитый заварочный чайник, который когда-то уронил Тоби, и коллекцию разномастных кружек, собранную за долгие годы. Затем она заполнила поднос шоколадными коржиками, бисквитами, кусками торта и сэндвичами. Полли с тревогой смотрела на дочь. Та выглядела неплохо, но ее блеск потух, как у увядшего цветка. Пренебрежение мужа высосало из нее жизненную силу и лишило обычной энергетики. Полли захотелось свернуть Рамону шею, но она решила подождать, чтобы поговорить с Элен о ее блуждающем по миру муже наедине. Дети пригрелись у плиты, поглощая чай со сладостями, как оголодавшая саранча. Они быстро осваивались, а Хэл, увидев шоколадный торт, мгновенно забыл о своей застенчивости.

— Как прекрасно снова оказаться дома. Здесь все так же, как и в былые дни. Ничего не изменилось, — произнесла Элен, окидывая комнату одним быстрым взглядом и зажигая сигарету. Она медленно вдохнула дым, смакуя первую порцию никотина. За последние годы мать почти не постарела. Она была очень проворной для своих шестидесяти лет, с гладкой кожей, почти не тронутой морщинами, и сияющими глазами человека, которого природа благословила крепким сложением и хорошим здоровьем. Если бы не небрежно сложенные седеющие волосы и одежда, подобающая почтенной даме, которую она носила, она выглядела бы не старше пятидесяти. Волосы отца превратились в благородное серебро, смягчившее его грубые черты, что делало его уже менее похожим на выдубленного ветром контрабандиста, которого он здорово напоминал, когда был смоляным брюнетом. Он по-прежнему говорил мало, но все замечал. А если уж он начинал говорить, то моментально завоевывал внимание всех присутствующих.

— Как хорошо, что вы вернулись, — с энтузиазмом сказала Полли, и ее щеки зарумянились от приятного возбуждения при виде дочери и внучат. — У меня есть прекрасные друзья для Федерики и Хэла, — радостно добавила она. — Ты помнишь семью Эплби?

Элен посмотрела на Тоби.

— Это что, та безумная семейка, которая живет в Пиквистл Мэнор? — спросила она, улыбаясь брату и вспоминая, как детьми они всегда старались вовлечь в разговор старого Нуньо Тревельяна, каждый раз как только встречали его, поскольку тот был самым выдающимся оригиналом в Польперро. Тогда ему было слегка за шестьдесят, но он ходил на носочках и держал спину очень прямо, важно кивая всем встречным своей черепашьей головой, как будто был здешним мэром. Он родился в Корнуолле, но, тем не менее, говорил с псевдоитальянским акцентом, поскольку провел всю свою молодость в Италии, изучая искусство. Этот чудак даже сменил свое имя с Найджела на Нуньо. Он проживал в Пиквистл Мэнор со своей дочерью, любительницей птиц Ингрид, ее мужем — писателем Иниго, и шумной пятеркой их диких отпрысков.

— Ну, они вовсе не сумасшедшие, дорогая, оригинальные, возможно, но не безумные, — парировала Полли.

— Оригинальные! — хмыкнул Джейк, криво ухмыляясь и обнажая кривоватые волчьи зубы. — Обычно Полли так и говорит, — он засмеялся.

— У Ингрид и Иниго пятеро детей, — сказала Полли, игнорируя высказывания мужа. — Дайте мне вспомнить. Среди них один или двое подходят Феде и Хэлу по возрасту. — Она закатила свои светло-голубые глаза, пытаясь припомнить поточнее.

— Значит, так, — прервал ее Тоби, — Сэму должно быть уже пятнадцать лет, так что он уж точно не подходит Феде в друзья. — Он вспомнил достаточно самоуверенного парня, редко общавшегося с кем бы то ни было и постоянно погруженного в изучение биографического словаря.

— О Боже, конечно нет. Я говорю о Молли и Эстер, — запротестовала Полли.

— Ах да. Молли, должно быть, девять, а Эстер — семь, — припоминал Тоби. — Идеальные партнеры для игр. Они ходят в местную школу, так что вполне подойдут малышке для общения.

— Феде будет рада, — сказала Элен, наблюдая за детьми, которые с радостным смехом играли с подарками Рамона.

— Люсьен и Джои примерно такого же возраста, что и Хэл, — добавила Полли. — Думаю, нам следует как-нибудь пригласить их на чай.

— Я помню Ингрид, — рассмеялась Элен, — она так же увлечена животными, как и ты, Тоби. Если в пределах пяти миль появлялось какое-либо раненое создание, она находила его, отправляла в клетку и лечила.

— Да, а если они не были ранены, то считались таковыми, и она устраивала для них настоящий курорт, — Тоби хмыкнул. — Ты помнишь этих блохастых ежей, которых она держала в буфетной?

— А тот гусь, который оказался так свиреп, что они неделю не могли пользоваться кухней, пока заживала его нога, — добавила Элен, улыбаясь брату.

— Она по-прежнему проводит весь день на скале, рисуя чаек, — сообщила Полли. — И превосходно рисует. — Она восхищенно вздохнула. — А бедные дети живут как цыгане.

— Скорее как знатные цыгане, Полли, — ехидно поправил ее Джейк.

— Верно, как знатные цыгане, но они как беспризорные. Ингрид такая рассеянная, а Иниго проводит весь день, запершись в своем кабинете, где пишет, или же слоняется по дому и критикует все, что ему попадается на глаза. Я всегда полагала, что это не лучший образ жизни. Но, тем не менее, они славные ребята, даже при полном отсутствии у них дисциплины.

— Так вы полагаете, что они для нас подойдут? — озабоченно спросила Элен, стряхивая пепел в мусорное ведро.

— Конечно да. И Федерике не помешает немного свободы, — уверяла ее Полли, вспоминая время, когда девочке не разрешалось и шагу ступить за ворота без присмотра няни или матери. Полиция патрулировала улицы, а военные ввели комендантский час. Вина дель Мар был достаточно спокойным местом, но в пригороде детям гулять не рекомендовалось. — Сельская местность откроет им мир добра, — добавила она, получая удовольствие при мысли о том, как хорошо детям будет играть на побережье и бегать по полям со своими новыми друзьями. Федерика была еще ребенком, хотя и казалась по своему умственному развитию молодой женщиной в детском теле. Полли подумала, что наступило самое подходящее время для того, чтобы она сполна насладилась детством, прежде чем стать взрослой навсегда.

Когда Федерика устроилась в своей новой кровати, она повернулась на бок и уставилась на шкатулку с бабочкой, стоявшую на прикроватной тумбочке. Было так темно, что она попросила мать оставить открытой дверь на лестничную площадку, чтобы в комнату попадал свет, несколько разбавлявший ночной мрак, поглотивший, казалось, все в этой незнакомой ей стране. Она смотрела на шкатулку и черпала в ней смелость, как в маленьком осколке дома и напоминании об отце, за который можно было держаться, пока он не приедет и, как прежде, не заключит ее в свои крепкие объятия.

Элен разрешила Хэлу первую ночь спать вместе с ней в одной постели. Вначале она не осознавала, что нуждается в нем так же, как и он в ней, и что он будет спать у нее и последующие шесть месяцев. Это закончилось, когда, наконец, вмешалась Полли и тактично заметила, что, возможно, для здоровья ребенка такая зависимость от матери не будет на пользу. Но та первая ночь была очень важна для них обоих. Элен прижалась к его теплому тельцу в надежде придать ему уверенность и искупить вину за то, что оторвала его от отца и дома. Она знала, что дети еще достаточно малы, чтобы справиться с травмой, нанесенной резкой сменой привычного образа жизни, знала, что они обзаведутся друзьями и в один прекрасный день почти забудут, что когда-то жили в Чили. Понятно, что для Хэла это пройдет довольно легко, но с Федерикой дело обстояло не так просто. Она подумала о Молли и Эстер Эплби — ее надежды были связаны именно с ними. Она решила как можно скорее познакомиться с ними поближе. В Чили у Федерики почти не было друзей, поскольку по характеру она считалась не слишком общительной, что, возможно, являлось следствием того, что три года Феде была единственным ребенком в семье. Элен закрыла отяжелевшие веки и позволила сну овладеть ее сознанием, смывая все неприятности прошлого и оставляя лишь мечты о прекрасной новой жизни, которая только начиналась для них. Но воля Рамона продолжала довлеть над ее мыслями и отравлять существование, пока она еще не набралась сил, чтобы противостоять ей.


— Бедная Элен, — вздохнула Полли, закрывая одеялом свои почтенные груди. — Но поступила она правильно. Мне никогда не нравилось, что она живет там, в Чили, где некому присмотреть за ней. Сейчас мы, слава Богу, снова вместе, и мы о ней позаботимся.

— Не позволяй ей заставить тебя суетиться вокруг нее, Полли. Ты ведь знаешь, что она способна на это, — заметил Джейк, забираясь в постель.

— Элен нуждается в нас.

— Да, это верно. Но не слишком усердствуй, иначе она обратит тебя в рабство, как в былые дни, — предостерег он жену, отворачиваясь и выключая свет.

— Она стала другим человеком. Ей пришлось многое пережить, и сейчас, как никогда прежде, ей требуется наша поддержка, — настаивала она.

— Не говори потом, что я тебя не предупреждал, — пробормотал он, прежде чем глубоко вздохнуть, показывая, что слишком устал, чтобы продолжать разговор.


Молли и Эстер Эплби заинтересованно смотрели на тоненькую, дрожащую девочку, которая застенчиво стояла рядом с ними. Их мать пригласила ее мать на чашку чая, сообщив им, что Феде, представленная как Фэйдэй, только что приехала в Англию и совсем никого здесь не знает. Они должны были помочь ей освоиться. В типичном для Ингрид стиле она подвела детей друг к другу и предложила им пойти и поиграть, пока она будет занята с мамой девочки.

— Феде — какое странное имя, — заявила Молли, подозрительно прищуривая свои зеленые глаза.

— Это сокращение от Федерики, — хриплым голосом ответила Федерика.

— Это тоже забавно, — сказала Молли.

— Мой отец родом из Чили, — пояснила Федерика и увидела, как две девичьи физиономии непонимающе уставились на нее. — Это в Южной Америке, — добавила она. Обе они представляли себе, что такое Южная Америка, основываясь на карте, которую их няня нарисовала на стене детской, и кивнули.

— Твой отец черный? — спросила Эстер.

— Нет, — шокированно ответила Федерика. — Хотя у него черные волосы, — сказала она, улыбаясь при мысли о нем.

— А у нашего папы черная меланхолия, — заявила вдруг Молли и засмеялась. — Если хочешь, мы прогуляемся с тобой и покажем, где и что тут имеется.

Феде радостно кивнула.

Федерика позаимствовала ботинки и пальто, которое было ей слишком велико, и последовала за ними из дома в зимний сад. Их дом представлял собой большой белый особняк с высокими подъемными окнами, широкой террасой и спуском на лужайку, выложенным из огромных каменных ступеней. Земля была твердой и блестящей от хрустящего слоя инея, который Федерика видела впервые. Снег ей уже доводилось видеть раньше, поскольку отец несколько раз брал ее на курорт Ла Парва в Андах, но иней был для нее в диковинку. Они направились по лужайке к заледеневшей глади озера, видневшейся в глубине сада.

— Давайте покатаемся по льду, — предложила Молли, осторожно спускаясь к озеру. Федерика последовала за ней, делая первые нерешительные шаги по скользкой поверхности.

— Будь внимательна, чтобы не упасть, — предостерегла ее Молли.

Федерика не хотела идти на лед. Она боялась, что тот может треснуть, и испуганно наблюдала, как обе девочки продвигаются к середине озера, и понимала, что если она хочет сделать их своими друзьями, то должна последовать за ними. Она в нерешительности застыла на блестящей поверхности. Успокоенная тем, что лед выглядел твердым и безопасным, она покатилась за ними.

— Давай, Феде! — закричала Молли, улыбаясь ей. — Молодец!

— Готова спорить, что ты никогда не делала этого в Чили, — сказала Эстер. Она была права, и Федерике оставалось только кивнуть.

— Разве это не здорово? Я хотела бы научиться кататься по-настоящему, с коньками, — поделилась Молли. — Я надеюсь, папа купит мне их, и я буду вращаться как фигуристка. — Она неуклюже продемонстрировала оборот вокруг своей оси. Эстер попыталась скопировать ее, но упала на попу. Они засмеялись, и Федерика тоже, впервые ощутив дух товарищества. Она тоже попробовала сделать несколько оборотов, которые привели и ее к падению на лед.

— Вот так, — показывала Молли, делая большие шаги и поднимая одну ногу в воздух. Эстер и Федерика копировали ее движения, подсмеиваясь над своими беспомощными потугами.

— Смотрите, там Сэм, — воскликнула Эстер, махая брату, спускавшемуся к ним с лужайки.

— Уходите со льда! — кричал он. — Там опасно.

— Испортил нам все удовольствие, — сказала Молли, переводя дыхание. — Пошли, — произнесла она с сожалением, скользя в его направлении.

Внезапно раздался протяжный треск, похожий на рев чудовища, проснувшегося в глубине воды. Молли засмеялась, а Эстер испуганно вскрикнула. Федерика, которая несколько отстала от них, перешла на бег, пытаясь поскорее покинуть лед. Она не знала, что по льду невозможно бежать. Рокочущий звук стал еще более громким и устрашающим. Она попыталась бежать быстрее, но ее ноги стали заплетаться. Внезапно она споткнулась и упала на грудь, с ужасным хрустом ударившись подбородком о поверхность льда. Пытаясь подняться, она увидела на льду кровь и закричала от ужаса. Когда она поднялась на колени, едва дыша после падения, лед треснул, и она погрузилась в ледяную воду озера. Паника сдавила ее горло, и ее крик прозвучал всего лишь как громкий шепот. Она попыталась выбраться на окружавший ее лед, но тот ломался в руках, как сахарная глазурь на торте. Ее пальто оказалось слишком большим и сковывало движения. Она попыталась двигать ногами, но они уже онемели от сильного холода. Она начала тонуть и завизжала от страха, когда вода добралась до ее шеи.


— С тобой все в порядке, — послышался спокойный голос. Она открыла свои наполненные страхом глаза и увидела бледное лицо Сэма Эплби, смотревшего на нее сверху вниз с того места, где он лежал на льду возле полыньи, вцепившись в ее руки. — Все нормально. Я держу тебя, — сообщил он, глядя ей прямо в глаза, чтобы придать уверенности. — Сейчас я тебя вытащу, поэтому, когда я скажу «давай», начинай работать ногами изо всех сил, — проинструктировал он ее.

— Я их не чувствую, — всхлипнула она.

— Ничего, ты сможешь. А теперь ДАВАЙ! — Федерика начала энергично брыкать ногами, а Сэм медленно потянул ее из черной дыры. Лед снова зловеще затрещал, но Сэм упорно продолжал тащить, в то время как Федерика продолжала исступленно работать ногами, понимая, что от этого зависит ее жизнь. Наконец она вытянулась на льду, как неуклюжий мокрый тюлень, задыхаясь и плача от перенесенного шока. — А сейчас мы поползем отсюда, хорошо? Нам нельзя идти, понимаешь? — Она кивнула, стуча зубами в не меньшей степени от страха, чем от холода. Сэм обхватил ее рукой, и вместе они стали продвигаться к мерзлой траве. Ее тело так заледенело, что она едва могла двигаться. Казалось, что прошло невероятное количество времени, прежде чем они коснулись твердой почвы. Оказавшись на земле, Сэм, чтобы не терять времени, подхватил Федерику на руки и побежал по саду в дом. Молли и Эстер следовали за ним, как пара испуганных гусят.

Девочки ворвались в гостиную, чтобы сообщить о случившемся своей матери и Элен, а Сэм поднялся по лестнице, громко зовя Беа, няню младших детей, которая находилась в детской, присматривая за Люсьеном, Джои и Хэлом. Увидев в руках Сэма всхлипывающую девочку, она задохнулась от ужаса и отправилась с ними в комнату Молли.

— Что случилось? — закричала она, когда Сэм опустил ребенка на пол.

— Это снова Молли. Тупая девчонка! — с чувством воскликнул он. — Девочка может умереть. Быстро сними с нее одежду, пока она не заработала воспаление легких, — проинструктировал он ее, выходя из комнаты. Элен и Ингрид промчались по лестнице и ворвались в спальню, где Федерика, голая и дрожащая, упала в объятия матери, продолжая рыдать.

— Ты думала тогда о том, что можешь умереть? — спросила Молли позже, когда Федерика отогревалась перед камином в гостиной, обряженная в одежду Эстер.

— Да, я действительно подумала об этом.

— Ты такая храбрая — не побоялась выйти на лед, — восхищенно сказала Эстер. — Получается, ты впервые каталась на льду?

— Да. Но не думаю, что смогу сделать это снова, — ответила она и засмеялась.

— Прости меня, — произнесла Молли и застенчиво улыбнулась, скручивая прядь темно-рыжих волос за ухом.

— Все нормально. Ты ведь не знала, что лед может не выдержать, — вежливо успокоила ее Федерика.

— Как хорошо, что там оказался Сэм, — сказала Эстер.

— Старшие братья тоже могут пригодиться, — засмеялась Молли. — Он проявил себя как герой, — признала она.

— Он вел себя очень храбро и спас мне жизнь, — сказала Федерика, пережевывая печенье и испытывая радостное ощущение при мысли о том, как Сэм нес ее в дом. — А сколько ему лет?

— Пятнадцать, — сообщила Молли. — Мне девять, а Эстер семь, на год больше, чем тебе. У мамочки было два выкидыша между Сэмом и мной, так что нас могло бы быть семеро.

— Мне бы понравилось, если бы нас было семеро, — призналась Эстер.

— Ничего, теперь нас шестеро, — сказала Молли, улыбаясь Федерике.

— О да, так и есть, — с радостью согласилась Эстер. — А теперь давай мы покажем тебе дом, — добавила она, глядя на сестру в ожидании ее одобрения.

Молли кивнула.

— Прихвати кусок торта, и я представлю тебя Мармадюку.

— А кто это — Мармадюк?

— Это скунс, которого мама спасла на прошлой неделе. Он живет в шкафу на чердаке, потому что иногда так воняет, что приходится предоставлять ему отдельные апартаменты.


Элен проследила за тем, как девочки исчезли в дверях гостиной, и ощутила приступ огромной благодарности не только к Сэму, спасшему жизнь Федерики, но и к его сестрам, с готовностью принявшим ее в свою компанию.

— Ваши девочки очень добры, — сказала она Ингрид, которая сидела, покуривая сигарету с элегантным сиреневым мундштуком, одетая в совершенно необычный жакет из лоскутов, выглядевший как стеганое одеяло. Ее волосы спускались с плеч буйными рыжими прядями, а на шее висел большой золотой монокль, который она время от времени подносила к глазам, чтобы лучше видеть. Элен никогда раньше не обращала внимания, что один глаз Ингрид был голубым, а другой — зеленым.

— Молли такая же, как Сэм, — оба они думают, что лучше всех остальных, потому что считают себя очень умными, — сказала Ингрид. — Эстер очень мила, но не слишком сообразительна. Зато она, как и я, хорошо рисует.

— Я глубоко признательна Сэму. Если бы он не оказался там, я даже боюсь думать, что могло случиться.

— Да, бедняжка наверняка могла погибнуть, — спокойно констатировала Ингрид, щелкая зажигалкой, чтобы зажечь сигарету Элен. — Молли всегда заходит на шаг дальше, чем следует. — Она вздохнула. — Мне жаль, что вы разошлись с Рамоном.

— Мне тоже, — сказала Элен, удерживая сигарету дрожащей рукой и вдыхая желанную порцию никотина.

— Понадобится время, прежде чем ты сможешь прийти в себя, но это обязательно произойдет, — подбодрила ее Ингрид, заметив, как сигарета задрожала в руке Элен. — Знаешь, а я помню, как ты сбежала с Рамоном. Ты была так молода. Я ведь старше тебя лет на десять. Я тогда еще подумала, что это необычайно романтично. Он — брюнет и иностранец, а ты блондинка, англичанка. В этом была некая экзотическая прелесть. Меня даже беспокоило, как ты сможешь привыкнуть к жизни на другой стороне света. Это ведь совсем не то, что уехать в Лейчестер, не так ли? — Она рассмеялась, обнажив неровные белые зубы. Когда Иниго много лет назад ухаживал за ней, то говорил, что она напоминает ему прекрасный портрет, криво повешенный на стене. Ей нравилось несовершенство в вещах, и она полагала, что нет ничего скучнее идеала.

— Да, это было экзотично и прекрасно одновременно. Но потом осталась только горечь. Дети опечалены, но я должна заметить, что уже чувствую себя по-другому, — откровенно призналась Элен.

— Дети нуждаются в стабильности — и один из родителей может им ее дать. В сущности двое — это уже экстравагантность, — заметила Ингрид, играя одним из локонов, свисавших с ее шеи. — Я подняла детей практически в одиночку. Для Иниго детьми являются лишь его книги. Мне остается только надеяться, что люди будут их покупать. Честно говоря, они очень занудны, и я не могу одолеть больше одной страницы. Меня вообще никогда не интересовала философия. Я предпочитаю вещи, к которым можно прикоснуться.

— Такие, как животные? — предположила Элен.

— Совершенно верно.

В тот же момент, двигаясь на носочках, появился старик Нуньо.

— О, приветствую двух прелестных девиц, — произнес он с сильным итальянским акцентом и театрально поклонился.

— Па, ты ведь помнишь Элен Требеку? — спросила Ингрид.

— Ну конечно, ведь она прекраснее самой Елены Троянской. Дорогая Элен, сделайте меня бессмертным своим поцелуем! Видеть вас — это истинное удовольствие, — торжественно произнес он и снова поклонился. Ингрид нахмурилась, а он, заметив это, неодобрительно поднял на нее лохматую бровь.

— Элен уехала из Чили, чтобы снова жить здесь, — сказала Ингрид, игнорируя его красноречивую мимику.

— Могу себе представить, как жарко в Чили.

— По крайней мере, это верно во всем, что касается сердечных дел, — рассмеялась Ингрид. — Ты будешь чай, папа?

— Я бы предпочел нечто покрепче чая, кара миа. Не обращайте внимания и считайте, что меня здесь просто нет, — сказал он, проходя мимо дивана к шкафчику с напитками.

— Тебя не так-то легко игнорировать, па.

— Я слышал, что юный Сэмюэль посвящается в рыцари за храбрость. Теперь он сэр Сэмюэль Эплби, а я награжу его орденом Коньков, чтобы мы все помнили о его корраджио.

— Я так признательна ему, — сказала Элен, жалея, что с ней нет Тоби, чтобы вместе посмеяться над главным эксцентриком Польперро.

— Я полагаю, что своим благородным поступком он завоевал сердце прелестной девушки, как в сказаниях прошлого, — сказал Нуньо, вопросительно поднимая брови.

— Да, это меня вовсе не удивило бы, — сообщила Элен. — Я тоже полюбила его.

— Сердца завоевывались и меньшими подвигами, чем этот, — заявил он и, прихватив свой стакан, вышел из комнаты.

— Он пришел, он выпил, он прокомментировал, он удалился, — вздохнула Ингрид, стряхивая пепел в фарфоровое блюдце.

— И если Сэм женится на моей дочери, то можно будет сказать, что день не прошел даром, верно? — Они обе рассмеялись и налили еще по чашке чая.


Когда Федерике вместе с матерью и Хэлом подошло время уходить, ей уже казалось, что она может остаться здесь навсегда. Молли и Эстер представили ее Мармадюку, который приветствовал их таким невыносимым запахом, что им втроем пришлось бегом отступать по коридору, зажимая носы и весело хихикая. Ей также показали детеныша лисицы, проживавшего в вентиляционном шкафу, и галку, которая устроилась на кухонном кресле Ингрид и непринужденно попивала чай, видимо, вполне ощущая себя членом этой добродушной многочисленной семьи. Довольно странный поросенок, больше похожий на миниатюрную коричневую корову, слонялся по дому с видом хозяйской собаки и отзывался на кличку Пэблс. Он даже питался в буфетной из собачьей миски вместе с Пушкиным, кобелем бернской овчарки, который ухитрился смахнуть со стола посуду одним движением своего хвоста с белым кончиком. Федерика была просто очарована.

Будучи всего шести лет от роду, Федерика влюбилась в галантного героя, спасшего ее из ледяной купели в озере. Когда он появился в холле, чтобы спросить ее о самочувствии, Феде внезапно охватила робость и слова прозвучали как пустая оболочка без наполнения.

— Ты уже выглядишь лучше, — заметил он, окидывая взглядом неуклюжего ребенка с раскрасневшимися щеками, смотревшего на него с благодарностью. — У тебя губы были синие. У меня такие бывают, когда я по ошибке засовываю в рот ручку не тем концом. — Он засмеялся.

— Я не могу выразить, как благодарна тебе, Сэм, — сказала Элен. Сэм был высоким, почти шести футов ростом, и смотрел на нее сверху вниз.

— С превеликим удовольствием я сделал бы это когда угодно, но, честно говоря, было несколько холодновато, так что я предпочел бы не повторять такое, по крайней мере в ближайшее время, — ответил он и снова засмеялся.

Элен усадила Федерику и Хэла в машину. Федерика забралась на заднее сиденье и наблюдала, как Сэм машет им рукой вместе с сестрами, которые затем пустились бежать за автомобилем по шоссе.

— Очаровательные люди, правда? — сказала Элен.

— Они мне действительно понравились, — согласилась Федерика. — А скоро мы сможем снова к ним приехать?

— Ты будешь ходить в одну школу с девочками, Феде, так что постоянно сможешь с ними встречаться.

— Здорово, — ответила та и стала смотреть в окно, постепенно погружаясь в свои детские мечты.

Загрузка...