Глава 35

Осень 1998 г.

Последующие два лета пролетели в калейдоскопе вечеринок, нудных ланчей в компании светских леди и в бесконечных визитах к гинекологу: Федерика никак не могла забеременеть, а Торквилл был уверен, что у нее есть какие-то женские проблемы. Однако с точки зрения врача у нее все было превосходно.

— Нужно подождать, ведь вы замужем совсем недолго, и вам всего двадцать два, — ободряюще говорил он. — Возможно, вас что-то угнетает. Постарайтесь больше расслабляться.

Тот факт, что Федерика немедленно не забеременела, Торквилл воспринимал как личное оскорбление.

— Едва ли любой другой мужчина так часто занимается любовью со своей женой, как я, — жаловался он, — а ты такая чувственная, что можешь быть символом плодородия, так в чем же дело?

Федерика ощущала обиду. Сидя дома в одиночестве перед камином, посещая бесконечную череду магазинов или работая над списком литературы доктора Лайонела Свенборо, она заглушала ее пирожными и шоколадными рулетами. Торквилл овладевал ею в любой свободный момент, задирая юбку и предметно демонстрируя свою потенцию. Каждый раз, когда он кончал, то обязательно похлопывал ее по ягодицам.

— Я свое дело сделал, малютка, теперь слово за тобой, — говорил он доверительно Федерике, пока она, выполняя его указания, в течение получаса лежала с поднятыми вверх ногами, чтобы помочь сперматозоидам в их борьбе с гравитацией.

Федерика отчаянно хотела ребенка, но в этом желании таилось определенное противоречие. Она чувствовала, что еще слишком молода, чтобы возложить на себя тяжкое бремя связанных с этим забот, но в то же время стремилась угодить мужу. Каждый новый менструальный цикл сопровождался горькими слезами отчаяния и болезненной необходимостью доклада о своей очередной неудаче. Когда она осмелилась предложить ему самому посетить доктора, он резко возразил, что у него все в полнейшем порядке и проблема заключается только в ней самой.

Когда вокруг жалобно застонали холодные меланхолические ветры октября, Федерика нашла утешение в своих книгах, своем шоколаде и своих воспоминаниях.

А потом умер Нуньо.

При таких исключительных обстоятельствах Торквилл позволил Федерике отправиться на похороны в Польперро автомобилем с личным шофером.

— Но я буду ждать тебя до наступления ночи, — сказал он. Когда Федерика пояснила, что это совершенно невозможно, поскольку до Польперро несколько часов езды, он неохотно согласился и разрешил ей там переночевать. — Я буду скучать без тебя, малютка, — добавил он, обнимая ее, — мне нужно, чтобы ты всегда была со мной.

Федерика была очень опечалена смертью Нуньо, но радостный подъем от предвкушения возвращения в Польперро приглушил ее грусть. Она ожидала этого дня с таким воодушевлением, что забыла о привычной осторожности и постоянно звонила матери и Тоби из телефонной будки, чтобы обсудить все детали предстоящей встречи. Она даже ухитрилась, ссылаясь на постигшее ее горе, избегать секса с Торквиллом.

Похороны состоялись в маленькой деревенской церкви. Те, кто в ней не поместились, выстроились вдоль аллеи, ведущей к церкви, поплотнее укутавшись в свои пальто и шляпы. Ингрид надела черную шляпу с вуалью, чтобы никто не увидел ее слез. Иниго вел ее под руку с опущенной головой и покрасневшими глазами.

— Теперь мы с тобой заняли место на вершине погребального костра, — мрачно произнес он, когда они уселись в первом ряду.

— Не знаю, как ты, дорогой, но я намерена перевоплотиться в прекрасную птицу, вот увидишь, — ответила она, помещая монокль в глаз с тем, чтобы прочитать листок с распорядком службы. Все остальное время службы Иниго провел в размышлениях на тему реинкарнации.

Молли и Эстер постоянно вытирали мокрые от слез лица, а Сэм сидел, неотрывно уставившись на гроб. Он думал о своем обожаемом деде, и его глаза тоже наполнились влагой.

Федерика приехала поздно. Сломанный грузовик на полчаса задержал ее машину в автомобильной пробке, и ей оставалось только плакать от отчаяния. Вся в поту, она протиснулась в церковь в тот момент, когда преподобный Бойбл занял свое место в нефе. Обессиленная Федерика рухнула на скамью между Тоби и Джулианом, которые были очень растроганы ее появлением и крепко взяли ее за руки, чтобы поддержать в этот трудный час. Преподобный Бойбл в ожидании, пока Федерика устраивалась на месте, нервно прокашлялся.

— Никто из нас никогда не забудет Нуньо, — начал он. — Он был одним из немногих оригиналов в этой жизни, редкостным лучом света, согревавшим всех нас. Нам будет очень не хватать тепла этого света. Но сейчас он светит нам вместе с Богом. Так возблагодарим же Господа за жизнь нашего дорогого друга Нуньо, который так много дал нам всем.

Ингрид начала всхлипывать, и ее плечи задрожали в попытке сдержать рыдания. Сэм продолжал смотреть на гроб, будто погрузившись в транс. Федерика потихоньку оглядывалась и молчаливо приветствовала членов своей семьи, которые смотрели на нее как на чужую.

— Я уверена, что она несчастлива, — прошептала Полли мужу. Джек вздохнул и кивнул в знак согласия. — Она набрала вес, но у нее довольно хрупкое сложение. Значит, такой ее сделало несчастье, — добавила она, сообщив то же самое Элен, которая сидела по другую сторону от Джейка. Тоби держал Федерику за руку, и ее переполнило всепоглощающее ощущение утраты не только Нуньо, но и каждого из них. За последние несколько лет она потеряла Польперро, а теперь, когда она возвратилась, ей безумно захотелось остаться. Но она понимала, что это невозможно — Торквилл ждет ее уже завтра.

Сэм медленно поднялся на кафедру, чтобы произнести речь. Его манжеты не были застегнуты и порхали вокруг кистей рук, как белые голуби. Федерика наблюдала за ним. С момента последней встречи его волосы поредели, особенно спереди и на макушке. С побледневшим лицом он окинул взглядом собравшихся. Ему не нужны были записи, поскольку он заранее не обдумывал, что именно собирается сказать. Он снял очки, глубоко вздохнул, как бы собираясь с силами, и затем начал твердым и четким голосом.

— Нуньо был для меня самым лучшим и близким другом, — сказал он. — Он научил меня всему, что я знаю, и я обязан ему за все, что я смог сделать в своей жизни. — Когда он стал цитировать выдержки из «Пророка», его серые глаза остановились на Федерике. — Да будет все лучшее, сделанное вами, на благо вашего друга, — произнес он медленным и почти артистическим голосом. — Если ему суждено увидеть вас в нищете, то дайте ему увидеть вас и в изобилии. Но не ищите друга, чтобы убить часы безделья. Всегда ищите его, чтобы прожить с ним вместе часы жизни, потому что назначение его в том, чтобы утолить ваши нужды, но не пустоту вашего бытия.

Федерика не опустила взгляд и пристально смотрела в его глаза. Ее потрясла волна сострадания и сожаления. Она с ностальгией вспомнила те прекрасные мгновения, которые они пережили вместе в прошлом, особые мгновения неизъяснимой нежности и взаимопонимания. Но когда она попыталась сосредоточиться на них, они растаяли, как утренний туман, оставив только безысходность настоящего и печальное лицо Сэма.

— Я всегда проводил с Нуньо часы жизни, — твердым голосом продолжал он. — Он утолял мою жажду знаний и жажду мудрости. Он также помог мне лучше узнать самого себя и научил меня не стремиться к тому, чтобы меня понимали или мною восхищались другие. Его самого многие никогда не понимали, и это давало ему огромную внутреннюю свободу, поскольку он всегда оставался самим собой. Мне всегда будет не хватать его блестящих цитат, его педантизма, его нарочитого итальянского акцента и его неповторимого юмора. Но больше всего мне будет не хватать его мудрости, без нее я стану потерянным человеком. Все, что у меня сейчас есть, — это те слова, которым он научил меня в прошлом и которые я буду хранить и повторять в своей памяти, чтобы жизнь стала светлее.

Федерика слушала журчание его речи, которая лилась без конспекта и ограничений, от самого сердца. Он говорил не спеша, держась обеими руками за кафедру, создавая этим определенную атмосферу и одновременно обеспечивая себе поддержку. Он отвел глаза от Федерики только в тот момент, когда посмотрел на гроб, как бы обращаясь непосредственно к Нуньо.

Когда он закончил, никто не пошевелился и не произнес ни звука. Были слышны только тихие шаги Сэма, медленно возвращавшегося на свое место.


Гроб Нуньо предали земле на маленьком кладбище, расположенном рядом с церковью. Семья и близкие друзья стояли вокруг и провожали его в последний путь. Снова в ту же землю, с которой начиналась жизнь.

— Как он умер? — шепотом спросила Федерика у Джулиана, который печально стоял рядом с ней.

— Очевидно, он знал, что пора уходить, — ответил тот, наклонившись и говоря ей прямо в ухо. — Это случилось днем в четверг. Он поцеловал Ингрид, потом попрощался с Иниго и отправился в свой кабинет, где уселся в любимое кожаное кресло с томиком Бальзака. — Федерика удивленно подняла брови. — Ингрид и Иниго подумали, что он отправился на сиесту, но не поняли, что он действительно сказал им «прощайте навсегда».

— Он был непредсказуем до последней минуты, — сказала она, поймав печальный и отсутствующий взгляд Сэма. Он смотрел на нее, но не видел. — Сэм очень сильно переживает, — добавила она, дружески ему улыбнувшись.

Но горе затуманило его глаза. Очнувшись от печальных мыслей, он повернулся и побрел вместе с семьей к ожидавшим машинам, и они отправились обратно в Пиквистл Мэнор.

Федерика подвезла Джулиана и Хэла в своем автомобиле с шофером. На Хэла машина произвела впечатление, а на Джулиана — нет.

— Почему ты не научилась водить, Феде? — спросил он.

— Мне это не нужно.

— Нет, нужно, это вопрос независимости. — Федерика нервно глянула на него и кивнула в сторону шофера. Джулиан понимающе поднял брови. Она знала, что Пол все докладывает Торквиллу.

— Я думаю, что иметь шофера — это классно, — заметил Хэл. — И шикарную машину тоже. Ты очень удачно вышла замуж, Феде.

Джулиан посмотрел на Федерику и увидел, что она улыбается брату. Но за этой улыбкой он заметил неуверенность, поскольку в ее глазах пропал прежний радостный блеск. Он взял ее руку и крепко сжал, а Федерика молча ответила ему тем же, — она не хотела, чтобы кто-либо распознал мучившие ее сомнения.


Атмосфера в Пиквистл Мэнор была значительно менее мрачной по сравнению с тяжестью, нависшей над всеми в церкви, как невидимая пелена ядовитого газа. Все разбавляли свою печаль в вине, а Ингрид попросила гостей не оплакивать Нуньо, а радоваться тому, что он жил с ними. Гостиная постепенно наполнилась дымом сигарет, алкогольными парами и теплом набившихся в нее людей. Конечно, все говорили о Нуньо. Когда Люсьен принес промокшего ежика, найденного на дороге, Ингрид разрыдалась, припомнив об антипатии Нуньо к блохастым животным, и разом опустошила полстакана водки.

Элен обняла дочь и рассыпалась в комплиментах относительно ее костюма от кутюр. Затем она пустилась в свой обычный монолог о Хэле.

— Дела в школе не особо хороши, — ханжески твердила она. — Мы провалили экзамены. У нас есть мозги, но мы не желаем ими воспользоваться. — Она безнадежно вздохнула. — У нас сейчас тяжелые времена, но нужно собраться с силами, и все исправится.

Федерика почти не слушала ее, что было обычным, когда мать начинала демонстрировать свое беспокойство о Хэле. Она почувствовала облегчение, когда вмешался Джейк и перевел разговор на другую тему.

— С Хэлом все в порядке, Элен. Твоя проблема состоит в том, что ты мешаешь ему стать самостоятельным, — мудро заметил он.

— Он нуждается в своей матери, папа, — обиженно парировала она. — Мне все равно, что вы все говорите. Я не могу бросить его на произвол судьбы без своей поддержки.


Молли была настолько уязвлена изменой Федерики, что даже не поздоровалась с ней. Увидев, как та приближается сквозь толпу в своем идеальном черном костюме, идеальных черных туфлях и идеальной черной шляпе, она повернулась и направилась в другую сторону. Но Эстер осталась на месте и обняла подругу с той же дружеской симпатией, которую демонстрировала на протяжении всех прошлых лет.

— Ты прекрасно выглядишь, — доброжелательно сообщила она, отметив про себя ее раздавшиеся формы и бледную кожу и гадая, в чем же причина таких изменений.

— У меня все хорошо, — сказала Федерика.

— Как Торквилл? — спросила Эстер, думая о том, будет ли Федерика с ней так же откровенна, как раньше в их тайной пещере. Однако ее ожидало разочарование.

— Он — мечта, а не мужчина, — последовал ответ, полный напускного энтузиазма. — Жаль, что его нет сегодня с нами. Я ненавижу, когда приходится с ним расставаться, даже на минуту.

— Как хорошо, — формальным голосом отреагировала Эстер. — Это прекрасно, когда чувствуешь в мужчине родственную душу. Я вот пока еще нахожусь в стадии поиска.

— Значит, никого?

— Никого. Вокруг будто пустыня, — вздохнула она. — А у Молли вошло в привычку знакомиться со строителями, — добавила она, пытаясь оживить разговор. — Она почти счастлива, находясь на строительной площадке.

— Это похоже на Молли. Как мне повезло, что Торквилл нашел меня так рано. Но ты еще очень молода и пока можешь не слишком озадачивать себя поисками. Наслаждайся свободой, пока она у тебя есть.

— Ты права. Кстати, а у Торквилла случайно нет каких-нибудь знакомых красавчиков, а? — Они рассмеялись, но этот смех прозвучал несколько натянуто.

— Сэм очень расстроен, — сказала Федерика, наблюдая, как он хмуро подходит к отцу.

— О, он просто подавлен, — согласилась Эстер. — Но какую хорошую речь он произнес.

— Он такой талантливый.

— Я знаю и очень им горжусь. — Она вздохнула и прикоснулась к руке Федерики, с мольбой глядя на нее. — Пойди и поговори с ним. Он очень нуждается в поддержке.

— Сэм, мне так жаль, — сказала Федерика, выждав, когда Иниго удалился искать успокоения в тиши своего кабинета.

— Федерика. — Он поцеловал ее в щеку. — Я рад, что ты смогла приехать. Мы здесь уже почти забыли, как ты выглядишь. — Федерика нерешительно улыбнулась, припоминая их последнюю встречу. — Давай уйдем, а то у меня здесь скоро начнется приступ клаустрофобии, — предложил он. Сэм повел ее по коридору в кабинет Нуньо. Войдя в комнату, он плотно прикрыл дверь, отсекая шум голосов. — Теперь ты узнаешь, почему Нуньо так любил здесь сидеть. Здесь тихо и уютно, — сообщил он, располагаясь в старом кожаном кресле деда. Федерика присела на диван, избегая дырок в коже, сквозь которые виднелась белая набивка, и аккуратно скрестила ноги. — Я все еще ощущаю его запах, — продолжал он. — Это единственная комната во всем доме, которая буквально наполнена его присутствием, даже сейчас. Я прихожу сюда и чувствую, что он жив и может войти в любой момент и застать меня за чтением книги из области эротики.

— Только не говори мне, что у Нуньо есть эротические книги, — засмеялась она.

— Да, конечно. Нуньо был большим поклонником литературной эротики, — ответил он. — Но к реальной жизни это не имело никакого отношения.

— Он должен был сделать это когда-то, чтобы родилась Ингрид.

— Однажды да, но потом он забыл об этом навсегда.

— Неужели?! — воскликнула она, опуская глаза, поскольку взгляд Сэма смущал ее. — Он был на редкость необычным человеком, — вздохнула она, меняя тему беседы. — То, что я знала его, для меня большая удача.

— И для тебя, и для всех нас. — Он поднялся и стал перебирать бумаги на старинной работы столе, за которым проводил время Нуньо. — Но как же Торквилл смог тебя отпустить?

— Он не мог запретить мне приехать на похороны Нуньо, — холодно ответила она, втайне надеясь, что он не повторит слова, высказанные во время того памятного ланча.

— С момента замужества ты здесь почти не появлялась.

— Я знаю.

— Полагаю, все еще проходишь этот поглощающий время курс литературы?

— У меня теперь другие курсы, — отрезала она. — И они занимают мое время полностью.

— Феде, — произнес он серьезным голосом, усаживаясь в рабочее кресло Нуньо и опустошая его стакан. — Ты ведь любишь Польперро. Только не говори, что ты не скучаешь по этим местам.

— Конечно, скучаю. Но дело в том, что у Торквилла совсем другая жизнь, и мы занимаемся другими делами.

— Но ты даже не навещаешь своих родственников. Раньше семья была для тебя всем.

Федерика неловко заерзала на диване. Ей не понравилась эта внезапная атака на выбранный ею стиль жизни.

— Семья для меня действительно все, Сэм, но сейчас я замужем, — сказала она напряженным голосом. — Все в этом мире меняется, и яле хочу больше об этом говорить.

— Ты замужем, но ты несчастлива, — произнес он, внимательно глядя на нее.

Федерика окаменела. Да, она набрала вес, ну и что?

— С чего ты решил, что я несчастлива? Ты судишь обо мне сугубо со своей точки зрения, — возразила она. — А я не хотела бы сидеть здесь и писать книжки.

— Ты захотела бы сидеть здесь и заниматься фотографией.

— Ну, конечно, — засмеялась она, — но это было так давно, я ведь тебе уже говорила. Я обожаю Лондон и не хочу жить где бы то ни было еще.

— Ты живешь в прекрасной витрине магазина. Но за ней ничего нет, Феде. Если два года назад я беспокоился о тебе, то сегодня ты меня просто тревожишь.

— Ради бога, Сэм, это смешно. Что тебя так тревожит?

Он снова встал и подошел к окну.

— Потому что ты — мой старый друг, — тихо сказал он, глядя на мокрый сад.

— Потому что ты поцеловал меня однажды в амбаре?

— Потому что я поцеловал тебя однажды в амбаре, — повторил он с горькой усмешкой и мысленно добавил: «и потому, что я дал тебе уйти, когда не должен был отпускать».

— Я беспокоюсь, Феде, потому что ты выросла на моих глазах и стала членом моей семьи. С того момента, как я вытащил тебя из озера, и до тех времен, когда ты пришла и заплакала у меня на плече, я был тебе старшим братом. Я забочусь о тебе. Господи, Федерика, да посмотри на себя. — Он повернулся и впился в нее своими серыми глазами, а его бледное лицо исказило страдание. Федерика почувствовала, как грудь сжалась и выдавила наружу ее жалость к себе. — Дорогая, ведь ты — уже не та, что раньше. Он изменил тебя. Та Феде, которую я знал, не носила костюмы от кутюр с соответствующими сумочками. Та Феде, которую я знал, не скрещивала ноги с видом королевы. Та Феде, которую я знал, не улыбалась строго от кончика носа и ниже. Она улыбалась глазами и всем лицом. Она была прекрасным лебедем на озере, но супруг обрезал ей крылья.

Они уставились друг на друга, не зная, что делать дальше. Сэм безнадежно смотрел на Федерику, подавляя желание заключить ее в свои объятия и снова поцеловать. Только в этот раз он бы не остановился и целовал ее всю свою жизнь.

Федерику охватил неприятный жар. Она сконфуженно смотрела на него, в то время как ее истинная сущность отчаянно сражалась с той личностью, в которую она превратилась сейчас. Наконец одинокая слеза прервала эту битву, но она так и не узнала, кем же сейчас является.

— У меня все в порядке, — холодно заявила она. — Я довольна и счастлива. Я понимаю, ты просто разволновался из-за смерти деда, — запинаясь, произнесла она. — И я тоже. Но я люблю Торквилла, а он любит меня. Не думаю, что ты поступаешь правильно, критикуя мой стиль жизни, — добавила она, прежде чем покинуть комнату.


Сэм развернулся и бросил унылый взгляд на озеро. Небо было укутано плотными и почти черными облаками, а струи мелкого дождя слегка колыхались на ветру. Несколько пожелтевших листьев кружили в печальном хороводе на брусчатке под окном. Они как Федерика, подумал он, сорваны и брошены на произвол по чьей-то воле. Он вспомнил робкую неуклюжую девочку, лазившую с Эстер по пещерам и забавлявшуюся бивуачными кострами, которую он почти не замечал. Потом она превратилась в забавную девушку-подростка, замиравшую, когда он заговаривал с ней, и красневшую от своей первой влюбленности, но он снова ее не замечал. Он не мог вспомнить точно, когда именно впервые обратил на нее внимание. Возможно, что чувство прокралось в его сердце незаметно, вызвав неожиданную ревность, заставившую его удивиться силе собственных переживаний.

Он беспомощно наблюдал, как она выходила замуж за Торквилла. С самого начала этой истории признаки несчастья горели на ней большими неоновыми буквами, но никто не попытался заставить ее их увидеть. Он вспомнил мудрые слова Нуньо: «Ты можешь дать людям знания, но мудрость, мой дорогой мальчик, постигается только на опыте». Федерика ничему не научилась. Сколько же ей еще предстоит падать, прежде чем она обретет способность к самоанализу и внутреннюю силу? Он погрузился в старое кожаное кресло Нуньо и сосредоточился на разработке плана ее спасения.


Федерика вернулась в гостиную и постаралась забыть о странном разговоре с Сэмом. Она изобразила на лице любезную улыбку и прислушалась к беседе окружавших ее людей. Но в ее ушах звучало эхо его слов, и как ни пыталась она их игнорировать, все же сердцем понимала, что он был прав — она не была счастлива.

Шофер доставил ее в коттедж Тоби и Джулиана, где она собиралась переночевать. В течение всего обеда Раста просидел возле ее стула, положив ей на колени свою постаревшую белую морду и глядя на нее преданными глазами. К ним присоединились Элен, Артур и Хэл, так что они смогли вдоволь наговориться за вечер. Забравшись под одеяло, она вспоминала семейную встречу, прошедшую как в старые добрые времена. Коттедж совсем не изменился, а приглушенный аромат моря, смешанный с запахами осеннего увядания, взволновал ее чувства и наполнил ностальгией по беспечным дням не такого уж далекого детства. Сегодня все дружно ударились в воспоминания и смеялись над старыми, бесконечное число раз рассказанными историями, которые уже давно превратились в семейный фольклор. Даже Хэл забросил свои тинейджерские заботы и с энтузиазмом присоединился к семейной компании. Элен была счастлива, поскольку счастлив был Хэл, а Федерика радовалась тому, что снова обрела себя.

Но все без исключения заметили происшедшие в ней изменения и были встревожены этим обстоятельством.

Покидая на следующее утро Польперро, она испытала грандиозный приступ тоски по родному дому. Предстоящее возвращение в Лондон с монотонной каруселью обедов и вечеринок с коктейлями, ланчей для леди и шопинга ужасало, а мысль о настойчивых попытках Торквилла оплодотворить ее вызвала содрогание. Она посмотрела на свою сумочку из крокодиловой кожи и наманикюренные ногти и вздохнула. Неужели во всей этой внешней мишуре есть хоть капля смысла?


Тоби проследил за отъездом Федерики и подумал, что не знает, когда снова сможет ее увидеть. По мере того как месяцы превращались в года, она все больше удалялась от них, как маленький плот, едва удерживающийся на плаву среди мощных подводных течений моря разочарований. Замужество не стало воплощением ее мечты и тем, чего желала бы для нее семья. Тоби вынужден был признаться самому себе, что потерял ее.

— Встреча с Феде заставила меня ощутить безнадежную печаль, — сказал он Элен.

— О, с ней все в порядке. У всех нас случаются свои взлеты и падения, — возразила она, будучи слишком озабоченной плачевным состоянием собственного брака, чтобы разделять сомнения относительно брака дочери. — Торквилл любит ее, — добавила она, не желая выглядеть слишком эгоистичной. — Они вместе справятся со своими проблемами.

— Я бы не был столь уверен в этом, — ответил он, возвращаясь в дом.

Элен разозлилась. Вокруг все только и говорили о Федерике. Какой несчастливой она выглядит. Как она набрала вес. Как может разрушиться ее брак. Можно подумать, что ни семье Эплби, ни другим жителям Польперро нечего было больше обсудить. Когда и Артур решил внести свою лепту в развитие этой поднадоевшей ей темы, терпение Элен лопнуло.

— Бога ради, Артур. Ты ведь ровным счетом ничего не знаешь о ее замужестве. Ты даже ни разу толком не поговорил с ней. Я не понимаю, почему ты вдруг решил без спроса постучаться в ее внутренний мир, — раздраженно воскликнула она.

Терпение Артура тоже потихоньку таяло под непрерывными атаками ее сомнительного толка юмора. Похоже было, что она получала удовольствие, споря с ним по любому поводу. Если причин для размолвки не было, она их изобретала, предпочитая барахтаться в собственных проблемах, а не пытаться найти выход из порочного круга саморазрушения.

— Послушай меня, Элен. По известным причинам я не вызываю симпатий у Федерики, но она росла на моих глазах, и меня очень беспокоит ее состояние.

— Не больше, чем меня, — огрызнулась она. — Она моя дочь, а не твоя.

Артур только вздохнул и прищурил свои маленькие карие глазки, преодолевая страстное желание закричать на нее.

— Я всего лишь предлагаю сделать что-нибудь, чтобы помочь ей. Совершенно очевидно, что она переживает тяжелые времена в своей жизни. Она нуждается в нашей помощи, — мягко произнес он.

— Ну и что ты намерен предпринять? Ворваться в их дом на белом скакуне? — презрительно засмеялась она. — Феде вовсе не нужна наша помощь. Если она ей понадобится, мы узнаем об этом от нее самой. Она с головы до ног одета от кутюр, денег у нее больше, чем у царя Мидаса, а ее муж поклоняется земле, по которой она ходит. Ее несчастный вид очень просто объясняется похоронами Нуньо, если ты помнишь об этом обстоятельстве, которое вовсе не является поводом для веселья.

— Но она никогда нас не навещает.

— У нее нет времени.

— Она любит свой родной дом, наши края, семью Эплби.

— Она ушла далеко вперед, но никто не желает это признать. Мы все остались позади, но мне это нравится. Она выбрала для себя лучшую жизнь вместо того, чтобы торчать здесь, в этом захолустье.

Артур, охваченный приступом ярости, уставился на нее. Он крайне редко выходил из себя, но на этот раз Элен зашла слишком далеко.

— Вот как! Ладно, мадам, если вас не устраивает ваша участь, почему бы вам не удалиться отсюда! — закричал он, в бешенстве бросая подвернувшиеся бумаги на пол. Элен удивленно смотрела на него. Он никогда еще не повышал голос. — И прошу, спрячь свои деньги в то место, где у тебя располагается рот, поскольку я устал от твоей бесконечной трескотни! — С этими словами он вышел из комнаты.

Загрузка...