Шкатулка с бабочкой

Глава 26

Вернувшись домой, Элен обнаружила на кухонном столе записку от Артура.

Открыв холодильник, она достала банку кока-колы и тарелку с холодным мясом и присела, чтобы перекусить в одиночестве. Глядя на настенные часы, она подумала, что сейчас делает Федерика на вечеринке? Она была слишком увлечена своим новым мужем и сыном, чтобы обратить внимание на то, что ее дочь стала уже совсем зрелой. В прошлом году с Федерикой начали происходить метаморфозы: она стремительно вырвалась из состояния «куколки» детства, превратившись в яркую девушку с глубокими, полными грусти глазами и робкой улыбкой ребенка, смущенного потерей своей прежней оболочки. С одной стороны, она была способной, благоразумной и независимой, но Элен заметила в ней и растущую потребность в защищенности и ощущении своей нужности, поскольку эти особенности Федерика унаследовала от нее самой. Размышляя об этом, Элен без особого энтузиазма вяло жевала мясо. Блистательный образ Федерики в вечернем платье тенью сожаления лег на ее сердце, и она ничего не могла с этим поделать. Она старалась не думать о Рамоне, но его лицо, как буек на волнах, постоянно всплывало в ее памяти, не желая исчезать. Его черные как уголь глаза вопросительно впивались в нее, и она почти слышала, как призрачный голос осведомляется, счастлива ли она.

Она не стала счастливой настолько, насколько ожидала. Артур был к ней очень внимателен, и Элен была ему глубоко благодарна за это. Он оказался для нее добрым ангелом с милой улыбкой любящего отца, который терпеливо мирился с резкой сменой ее настроения и вспышками раздражительности. Он воплощал в себе все то, чего ей недоставало в Рамоне. Он был неэгоистичным и терпимым, но ему не хватало харизмы, страстности и драматизма ее бывшего мужа. С Артуром ей постоянно чего-то не хватало. Ей хотелось бы, чтобы он был более симпатичным, более стройным и менее неуклюжим. Его веселые шаги вприпрыжку во время прогулки раздражали ее — она предпочла бы, чтобы он двигался степенно, а не бросался к людям, как полный энтузиазма лабрадор. Она боялась зацикливаться на первых нескольких годах брака с Рамоном, поскольку ничто в мире не могло сравниться с тем всепоглощающим наслаждением и ощущением полноты жизни. В Федерике она видела отражение той девушки, которой когда-то была сама. Безупречной, как чистый лист бумаги, ожидающий, когда кто-то начнет с любовью рисовать на нем красочную картину счастливой жизни. Она подумала о том, что ее собственная жизнь нарисовала на холсте ее судьбы. Там было много разных цветов, но у Элен не хватало смелости достаточно пристально взглянуть на все это, чтобы заметить простой факт — самые ужасные краски были ее собственным творением.

Когда на следующее утро Тоби приехал в Пиквистл Мэнор, чтобы забрать Федерику, он увидел ее сияющее лицо, улыбающееся ему из окна спальни Эстер. Она сбежала по лестнице и бросилась в его объятия.

— Это была самая прекрасная вечеринка на свете! — воскликнула она, едва скрывая улыбку удовлетворенной женщины. Она собиралась сохранить в тайне свои ночные поцелуи с Сэмом, но, оказавшись в машине наедине с дядей, не заметила, как слова сами посыпались как горох, будто она уже не могла контролировать свою речь. — Когда начался дождь, Сэм повел меня в амбар и поцеловал. Это было так романтично, — вздохнула она, обмахивая лицо автомобильным справочником вместо веера. — Снаружи барабанили капли дождя, но внутри было тепло и пахло сеном. Он зажег свечу и показал мне гнездо, где спали утки. Он был такой ласковый. Мы проговорили всю ночь. Он оказался таким понимающим и добрым, совсем не таким, как эти гадкие гоблины, с которыми мне пришлось танцевать. Сэм снова спас меня, как в тот день на озере. Хотя, честно говоря, я просто не понимаю, что он во мне нашел.

Тоби несколько нервозно усмехнулся. Он слабо представлял себе, что кто-то в возрасте Сэма захочет поддерживать долговременные отношения с такой юной девушкой, как Федерика, хотя понимал, что именно на это она и надеется.

— Я знаю, что он в тебе увидел, Федерика. Ты прекрасная молодая девушка. Меня вовсе не удивило, что он считает тебя замечательной.

— И что теперь будет? — спросила она.

Тоби вздохнул и уставился на дорогу.

— Не жди слишком многого, дорогая, — осторожно сказал он, не желая испортить ее радостное настроение, но и стараясь не допустить, чтобы она слишком уж витала в облаках.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Он значительно старше тебя, поэтому не жди слишком многого. Тогда, если он захочет остаться с тобой, это будет как подарок.

— А, ну ладно. — Она счастливо улыбнулась, опуская окно. — Мы с ним еще увидимся сегодня. Эстер пригласила меня на чай.

— Хорошо, — одобрил Тоби.

— Не беспокойся, я поеду на велосипеде. Поездка придаст мне блеска.

— Ты уже и так вся сияешь, — усмехнулся Тоби.

Артур, Элен и Хэл собрались за ланчем с барбекю, чтобы выслушать отчет о прошедшей вечеринке. Небо после ночного дождя просветлело и сейчас сияло с обновленной яркостью красок. Федерика намеревалась рассказать матери и отчиму достаточно, чтобы удовлетворить их любопытство, без упоминания о своем свидании с Сэмом. Тоби подмигивал ей и озорно улыбался, пообещав хранить ее секрет. Артур, Хэл и Джулиан играли в крокет на лужайке, а Элен сидела в тени с прохладительным напитком. Федерика была слишком рассеянна, чтобы заметить напряжение на лице матери, и даже забыла о необходимости прогулки с Растой. Но Тоби никогда не пропускал смену настроения сестры и присоединился к ней за столом.

— Феде счастлива, — сообщил он.

— Да, она счастлива, — вяло согласилась Элен. — И все это благодаря тебе и Джулиану. Думаю, что жизнь в компании двух мужчин повлияла на нее благотворно.

— Но она все еще скучает без отца, — заметил он, наливая себе чашку кофе. — Иногда я застаю ее играющей этой шкатулкой с бабочкой. Знаешь, она хранит в ней все его письма.

— Знаю. Трагично, да? — горько произнесла Элен.

— Это вполне естественно.

— Не естественно оставлять свою семью на долгие годы, как думаешь?

— Конечно нет.

— Так же, как и проживание собственного ребенка у дяди, по крайней мере когда мать живет совсем рядом.

— Так в этом причина твоей депрессии? — участливо спросил он.

— О, я не знаю, — устало вздохнула Элен. — Мне кажется, что я совершила глупость. Я оторвала их от отца, от родной для них страны, от стариков. Я снова вышла замуж за человека, который не по душе Федерике. Только поэтому я разрешила ей жить не со мной, чтобы она могла оставаться со своими друзьями. Это естественно?

Тоби коснулся ее руки.

— Папа игнорирует Джулиана и отказывается быть посаженным отцом на свадьбе собственной дочери, потому что не желает видеться с любовником сына. Он жертвует своими отношениями с сыном из-за сексуальных предрассудков — это тоже неестественно, — сказал он и сочувственно улыбнулся. — Вообще, нет смысла обсуждать, что естественно, а что нет. На самом деле естественно все, что происходит. Если Хэл счастлив с тобой и Артуром, это тоже естественно. Феде и Хэл достаточно общаются друг с другом. Они ощущают себя братом и сестрой. Представь себе, что некоторые люди посылают своих детей учиться вдали от родного дома на долгие годы. Разве это естественно?

— Думаю, что ты прав, — с благодарностью сказала она.

— Но не это тебя беспокоит, — рискнул сказать он, глядя на лужайку, где Артур только что провел красный мяч в ворота и радостно хлопал ладонями по бедрам, как большой пингвин.

Элен цинично засмеялась.

— Ты слишком хорошо меня знаешь, — сказала она.

— Можешь не сомневаться в этом.

— В такие моменты я сожалею, что бросила курить. — Она вздохнула, наполняя свой стакан. — Я довольна, Тоби. Артур очень добр. Он заботится обо мне. Делает для меня все, что в его силах. Он полная противоположность Рамону, который был, по сути, эгоистичным дерьмом.

— Тем не менее ты все еще любишь это эгоистичное дерьмо, — заметил Тоби.

— Я бы не использовала слово «любишь», — быстро перебила она, опуская глаза, в которых сверкнул огонь.

— Но Артур не заменил тебе его.

— Артур, — смиренно вздохнула она. — Артура недостаточно. — Тоби задумчиво посмотрел на сестру. Она покачала головой. — Но я уже влипла, и обратного хода нет. Вот так. Я сделала свой выбор. Посмотри, Хэл его просто обожает. Они действительно подружились, и это очень славно.

— Элен, мы все в своей жизни должны идти на компромиссы. Вряд ли тебе удастся найти мужчину, в котором будут сочетаться те качества, которые ты считаешь достоинствами Рамона, и те, которые ты ценишь в Артуре. Этого просто не может быть.

— Но я, прежде всего, не намерена расставаться с Рамоном, — прошептала она, пристально глядя на брата.

— Что ты этим хочешь сказать? — удивленно спросил он, надеясь, что ослышался.

— Не думаю, что он меня отпустит. — В ее глазах заблестели слезы.

— Боже, Элен. — Ему не хватало воздуха, и он замотал головой.

— Однажды начав, я уже не могу повернуть назад. Я должна была пройти весь путь до конца. Потом… — Она заколебалась, решая, обнародовать ли брату свою греховную тайну.

— Потом что?

— Потом я вышла за Артура, поскольку сама мысль об этом взбесила Рамона. Я прочитала это в его глазах. Я уязвила его, и это было приятно. — Она опустошила свой стакан. — Я порочная?

— Нет, Элен, не порочная, но очень испорченная.

— Никому не говори, — серьезно попросила она.

— Я буду молчать, — пообещал он. — Но ради бога, подумай, в какое болото ты влезла.

Она вяло кивнула.

— И нет никого, кто бы мог меня из него вывести, — сказала она и печально улыбнулась.

Федерика вернулась с прогулки и отправилась прямо в свою комнату, где улеглась на кровать и закрыла глаза. Она опять мысленно прокрутила все события предыдущей ночи, снова и снова просматривая отдельные сцены, наслаждаясь его поцелуями и нежными прикосновениями, как будто в первый раз. Они сидели тогда при трепещущем пламени свечи и говорили до тех пор, пока музыка на вечеринке не перестала доноситься сквозь шум дождя, а звуки отъезжающих автомобилей с гостями окончательно не стихли в ночи. Федерика блаженствовала в его объятиях и знакомила его с тайными уголками своего сознания. Она рассказала ему о шкатулке с бабочкой, об истории с Топакуай и о письмах отца, которые перечитывала, когда ею овладевала печаль. Наедине с Сэмом она вновь обрела забытые воспоминания, скрытые за суетой ее теперешней жизни, например тот случай, когда она нашла на берегу в Вине дохлую рыбу и отец рассказал ей о смерти. Он поднял раковину и, сев рядом с дочерью, объяснил, что когда существо умирает, оно освобождается от своей раковины, своих плавников, своего тела и уплывает в небеса, чтобы соединиться с Богом. Затем он сделал из этой раковины кулон и повесил его ей на шею. — Видишь ли, оболочка не имеет значения, важна душа, обитающая в ней, и эта душа бессмертна, — сказал он тогда. Но только позже, став старше, она осознала смысл его слов.

Поглаживая ее волосы, Сэм внимательно слушал, изумляясь и сопереживая увлекательным эпизодам из ее рассказов.

— Ты очень необычная, Феде, — сказал он задумчиво, целуя ее в висок.

— Что ты подразумеваешь под словом «необычная»?

— Ну, ты не такая, как все, а совсем другая. Я думаю, что ты прожила и пережила гораздо больше, чем прочие девушки твоего возраста. Опыт создает мужчину, — процитировал он, — а ты испытала гораздо больше, чем большинство женщин, которые старше тебя в два раза. Я вижу это в твоих больших печальных глазах. — Он засмеялся и снова поцеловал ее в висок. — Тебе нужен кто-то, кто будет за тобой присматривать.

Федерика уютно прижалась к нему и впервые за много лет ощутила то же чувство безопасности, которое ощущала в крепких объятиях отца.

— Я хотела бы стать старше, — вздохнула она. — Стать независимой, чтобы не надо было ходить в школу.

— Тебе осталось доучиться совсем немного.

— Ты счастливый — живешь в Лондоне. Тебе уже никогда не нужно будет делать то, чего ты не хочешь.

— Это не так. Мы всегда вынуждены делать то, чего не хотим. Что касается меня, то я предпочел бы жить в Польперро.

— Правда?

— Конечно. Я ведь по натуре не житель Лондона. Но пока я еще не готов раскланяться с ним навсегда.

— О чем же ты мечтаешь? — с любопытством спросила она.

— О коттедже с видом на море, о собаках, возможно, о свинке, о семье, о большой библиотеке и о длинном списке успешных продаж в прошлом.

Она засмеялась.

— Как это, о свинке?

— Святое дело, что за коттедж без свиньи. — Он хмыкнул. — А ты о чем?

— Я хотела бы заниматься фотографией и путешествовать по всему миру, — заявила она и затем добавила: — И еще я хотела бы однажды вернуться в Качагуа. Не знаю почему, но я тоскую по дому дедушки и бабушки больше, чем по своему собственному.

— Я уверен, что наступит день, когда это сбудется.

— Я также хотела бы жить в Лондоне и стать очень богатой и знаменитой, как мой отец.

— Ну, думаю, ты и этого добьешься, — сказал он. — Но может случиться и так, что ты осуществишь свои мечты и поймешь, что они всего лишь пустые корабли без парусов.

— Ты можешь научить людей знанию, но мудрость, мой дорогой мальчик, постигают только на опыте, — произнесла Федерика с итальянским акцентом Нуньо.

Сэм рассмеялся.

— Так, значит, ты прислушиваешься к речам старого Нуньо! — в восхищении воскликнул он.

— Я ничего тут не могу поделать — он повторяет свои изречения так часто, что они просто отпечатываются в памяти.

— И это очень неплохо. Ты вряд ли встретишь человека мудрее его.

Федерика лежала в постели и улыбалась, вспоминая их разговоры. Она грелась в его объятиях, пока ее одежда не высохла, а сквозь амбарные щели не просочились первые лучи рассвета, провозглашая наступление нового дня. Они беседовали как старые друзья, и с каждым нежным прикосновением и каждым поцелуем она расставалась со своими комплексами и страхами. Когда под утро она тихо прокралась в комнату Эстер, то уже не смогла заснуть. Все, о чем она могла думать, — был Сэм. В глубине своего сердца она всегда знала, что Сэм предназначен для нее.

Тоби и Джулиан сидели на террасе, занимаясь просмотром газет и комментируя прочитанное, когда по лестнице спустилась Федерика, намереваясь отправиться на велосипеде в Пиквистл Мэнор. В доме было тихо, поскольку Элен вместе с Артуром и Хэлом отправилась на чай к родителям. Тоби отложил газету и внимательно посмотрел на Федерику.

— Ну как? — спросила она. — Я хорошо выгляжу?

Он задумчиво кивнул.

— Как по мне, ты выглядишь прелестно, — сообщил он, улыбаясь и снимая квадратные очки, придававшие ему вид композитора-песенника времен семидесятых.

— По правде говоря, я не очень уверен, что ты прилагала для этого особые усилия, — заявил Джулиан, почесывая подбородок.

— Неужели? — спросила она, глядя на свои джинсы и туфли-лодочки.

— Дорогой, она выглядит прекрасно, — настаивал Тоби.

Но Джулиан покачал головой.

— Нет, нет, — бормотал он. — Пожалуй, надень тренировочные туфли вместо этих лодочек. Думаю, это то, что надо.

Через пару минут Федерика появилась перед ними уже в белых гимнастических туфлях.

— Дорогой, ты оказался прав, — изумленно сказал Тоби.

— На то я и фотограф, — ответил Тоби, постукивая пальцем по скуле и подняв брови. — Тут нужен хороший глаз.

— Дорогая, ты выглядишь слишком чопорно, — заметил Тоби. — Расслабься и будь веселой. Помни, что он гораздо старше тебя.

— Будь строгой и говори «нет», — добавил Джулиан. — Что бы он ни попросил у тебя, отвечай «нет».

Федерика сделала круглые глаза и рассмеялась.

— Это заставит его сильнее увлечься, — пояснил Тоби.

— Этот мошенник точит свои грязные когти на нашу Федерику, — прошептал Джулиан, усмехаясь ей.

— Я хочу услышать, как ты это скажешь, дорогая, — попросил Тоби.

Федерика хихикнула, собираясь уходить.

— Давай! — крикнул ей Джулиан. — Это наиважнейшее слово в словаре женщины.

— НЕТ! — выкрикнула в ответ Федерика, скрываясь за углом.

Тоби посмотрел на Джулиана и пожал плечами. Оба они подумали об одном и том же. Они должны оказаться рядом с ней, если все это плохо кончится.

Федерика катила на велосипеде по узким дорогам с обочинами, поросшими дикой петрушкой и лютиками, с удовольствием напевая про себя модный в этом сезоне мотив. Когда она повернула за угол на шоссе, то первое, что она заметила, было отсутствие автомобиля Сэма. Она перестала мурлыкать и нахмурилась. Прислонив велосипед к стене, она побежала к дому. В летние месяцы, когда погода была хорошей, Ингрид любила, чтобы все двери оставались открытыми, для того чтобы садовые деревья и многочисленные кусты роз наполняли комнаты щедрыми природными ароматами. Это также позволяло бесчисленным животным, спасенным Эстер, свободно приходить и уходить из помещения. Ласточки, из года в год гнездившиеся над крыльцом, влетали в открытые окна, а одинокая храбрая мышь прокрадывалась в кухню, чтобы полакомиться из собачьей миски. Федерика прошла через комнаты на лужайку, где армия загорелых мужчин в бейсбольных кепках и шортах цвета хаки разбирала навес. Она обнаружила Эстер и Молли, лежавших на траве в халатах и с чашками кофе в руках.

— Хай, Феде, — устало произнесла Эстер, глядя на нее сквозь темные очки.

— Мы не стали возиться с одеждой, — сообщила Молли. — Мы выдохлись вчера, как старые клячи.

— Но это была славная вечеринка, — заметила Федерика, пытаясь забросить удочку в отношении Сэма.

— Преотличнейшая вечеринка, — согласилась Эстер. — Давай, присоединяйся к нам.

Федерика уселась на траве и стала рассеянно играть с ромашками.

— Ты выглядишь удивительно хорошо для человека, проведшего всю ночь на ногах, — сказала Молли, оглядывая ее всю с ног до головы.

— С кем это ты испарилась так надолго? Я даже не услышала, когда ты легла спать, — спросила Эстер, растирая свои красные глаза.

— Боюсь, что ничего особенного не было, — пробормотала Федерика, стараясь напустить побольше туману.

— Черт побери. Ты покраснела, — голосом прокурора констатировала Молли.

— Он тебя целовал?

— Нет, нет. Мы просто разговаривали, — неубедительно возражала Федерика.

— Разговаривали? — насмешливо произнесла Молли. — На вечеринках люди не разговаривают — они обнимаются и целуются.

— Ну, боюсь, что мы только говорили.

— И о чем это? — спросила Эстер, сморщив нос.

— Он говорил о себе, — сообщила Федерика. — Вообще-то в кустах его стошнило, что было не очень элегантно. Потом начался дождь, так что мы побежали в амбар и спрятались там. Я слушала его рассказы примерно до четырех утра.

— Вот бедняжка. Ты пропустила собственную вечеринку, — пожалела ее Эстер. — Он оказался очень занудным?

— Ужасно, — ответила Федерика.

Молли посмотрела на нее подозрительно.

— Не будь слишком легковерной, Эстер, — предостерегла она сестру, ухмыляясь Федерике. — Я не верю ни одному твоему слову.

— Молли, она не могла целоваться с парнем, которого стошнило.

— Возможно, его вовсе не тошнило, — заявила Молли, поднимая брови.

— Слушайте, какое это имеет значение. А что было у тебя, Эстер?

Эстер захихикала.

— Я целовалась с двоими, — сообщила она. — Но во второй раз меня подловил Нуньо и заставил с собой танцевать. Знаешь, он потрясающий танцор, ты бы просто удивилась.

— Он сегодня еще не являлся на свет Божий, завис где-то на подходе, — засмеялась Молли. — Мама рисует на берегу и считает, что прием был прекрасным, даже с учетом того, что перетоптали все ее орхидеи, а Джо Хорниш ездил под дождем по лужайке и оставил на ней множество следов. Папа в ярости и сказал, что больше не намерен финансировать нашествия вандалов.

— А что с полисменами? — осмелилась спросить Федерика, опуская голову, чтобы спрятать глаза, опасаясь, что они ее выдадут.

— Сэм с Беном укатили в Лондон, — доложила Эстер.

— О, — выдавила из себя Федерика вместе с натянутой улыбкой.

— Я думаю, что он получил такую дозу общения с пьяными подростками, что ему этого хватит до конца жизни, — сказала Молли.

В голове Федерики воцарился мрак. Ее щеки горели от разочарования и осознания того прискорбного обстоятельства, что ею снова пренебрегли. Он даже не удосужился дождаться ее, чтобы попрощаться. Пробыв у подруг достаточно долго, чтобы не вызвать подозрений, она отправилась домой, орошая дорогу обильными слезами, открывшими старую рану, которую нанес ей много лет назад любимый отец. Вернувшись в коттедж, она побежала в свою комнату и в отчаянии бросилась на кровать. Она действительно поверила, что он любит ее, так же, как верила раньше, что ее любит отец. Она открыла шкатулку с бабочкой и со стыдом вспомнила, как разделила с ним свои самые сокровенные тайны, пригласила его в свой мир только для того, чтобы узнать, что это его не особенно интересовало. Осознавать такое было очень больно.

Когда Тоби вернулся с моря, он увидел велосипед Федерики, небрежно брошенный на гравий, и понял — что-то случилось. Он взбежал по лестнице и нашел ее плачущей над письмами отца. Не спрашивая ни о чем, он обнял ее, поскольку сразу догадался, что произошло. Это было именно то, чего он так боялся.

— Каждый, с кем я сближаюсь, убегает, — прошептала она, вытирая слезы о рубашку дяди.

— Это не так, — возразил он. — Мы всегда будем с тобой.

— Он такой же, как папа. Почему они уходят, не проронив ни слова? Я чувствую себя такой никчемной.

— Они не заслуживают тебя, Феде. Ты гораздо лучше, чем они.

— Но я люблю Сэма, — всхлипнула она.

— Дорогая девочка, ты еще очень юная, и любовь твоя так наивна.

— Нет, это не так. Я действительно люблю его.

— Он тоже еще молод, Феде. Чего ты ждала? Ему нужна дружба на один день, но сейчас он уже наслаждается свободой. Дорогая, ты ведь еще учишься в школе.

Она посмотрела на него несчастными глазами.

— Но мне больше никто не нужен, — прошептала она. — В мире нет другого такого, как Сэм.

— Я знаю, — утешал он. — Ты должна набраться терпения. Вам обоим еще следует повзрослеть. С его стороны было крайне безответственно подавать тебе надежду. Он должен был уважать твои чувства.

— Он такой хороший и добрый, — сказала она. — Он никогда не обидел бы меня преднамеренно.

— Конечно нет. Но твои ожидания не оправдались, вот и все. Я ненавижу, когда тебя обижают. У меня большое желание надрать ему уши.

— Я тебе не позволю, — сквозь слезы улыбнулась она.

— У тебя все будет в порядке, Феде, — заверил ее Тоби, сжав в своих теплых объятиях.

Но в тот момент она не верила, что ее сердце когда-либо оправится от такого удара.

В тот вечер Федерика прогуливалась вдоль скал в компании Расты. Ее воспоминания о прошлой ночи были безнадежно испорчены. Она больше не ощущала ничего, кроме обиды и жалости к себе. Куда бы она ни бросила взгляд, повсюду мерещился Сэм. Знакомое ощущение опустошенности сжимало ее сердце, напоминая о несчастливых временах в ее жизни, когда ее любовь швырнули ей обратно, как нечто ненужное. Она боялась, что уже никогда не наберется храбрости, чтобы снова полюбить. Сидя на траве, она прижала к себе Расту и зарылась лицом в его влажную шерсть. А потом она сделала глубокий вдох, выбросила свои надежды в море и смотрела, как они утонули без следа.