Сладкое на ночь

Глава 14. Паулина

Корпоратив в ресторане тянется вяло и предсказуемо: салаты, тосты, торт, пара безобидных сплетен о коллегах. Я честно улыбаюсь, поддерживаю разговор, громко чокаюсь бокалами. Заглушаю собственные мысли и чувства. Сейчас среди коллег, многие из которых пришли с мужьями и женами, я особо остро ощущаю собственное одиночество.

— Здравствуйте, Паулина Андреевна, — мягко здоровается со мной некто с тоненьким голоском.

Вскидываю голову, улыбаюсь собственной студентке. Правда, рядом стоит знакомая фигура юриста и друга моего бывшего любовника. И милая девушка жмётся к этому корпоративному снобу.

— Добрый вечер, Паулина, какая неожиданная встреча, — замечает Натан.

— Действительно неожиданная. Жасмин, у тебя все хорошо? — мне очень нравится эта девушка. Отличница, скромная, всегда доброжелательная.

Я опять смотрю на слишком тесный контакт мужчины с моей студенткой и хмурюсь.

— Эм, да, — девушка нерешительно оглядывается на юриста.

— Твой ответственный преподаватель решила спасти тебя от меня, — усмехается прозорливый мужчина. — Не переживайте, Паулина Андреевна. У нас все законно и обоюдно, со штампом в паспорте.

— Вы женаты? — вырывается некультурно.

— Да, Натан мой муж. Вы знакомы?

— Надо же... как тесен мир, — бормочу.

— С наступающим вас, Паулина Андреевна! — появляется откуда ни возьмись Демидова в компании очередного верзилы.

— Спасибо, и тебя…

Кошусь на молчаливого мужчину. Осматриваю зал. Мало ли, вдруг и Вадим здесь.

— Ты сменила телохранителя? — вот зачем я это спрашиваю? Дура!

— Это мой муж, Илья, — хихикает девушка.

Да чтоб вас! Хватит! Остановите землю, я сойду!

Пока мысленно проклинаю этот мир, который пихает мне счастливых и влюбленных девиц с мужьями, Демидова в красках описывает свое замужество и даже за стол свой приглашает. Еще лучше. Мне только в кругу счастливых замужних студенток осталось посидеть.

Отказываюсь, на корпоратив ссылаюсь и, попрощавшись, разворачиваюсь.

— Он, кстати, в третьей городской, — тихий голос Натана прилетает острым уколом в спину.

Меня будто раскаленным прутом к земле пригвождает. Медленно разворачиваюсь, смотря на Алину. Просто если посмотрю на этого адвоката, боюсь не сдержать лицо.

— Его сильно избили... Трещина в черепе, врачи не выпускают.

Сбивчивый голос Демидовой доносится будто сквозь толщу воды.

Сжимаю дрожащие пальцы. Стараюсь сохранить самообладание. Картинка перед глазами смазывается. Музыка, смех коллег и гостей ресторана — все отходит на второй план. Я слушаю Алину, затаив дыхание. В ответ что-то бормочу.

Значит, пока я мучилась своим уязвлённым самолюбием и гордостью, он лежал избитый, один.

И никто мне ничего не сказал.

«А ты слушала?» — уточняет ехидный внутренний голос.

Больше не задерживаясь, я хватаю сумочку, висящую на спинке стула, и бегу.

Холодный воздух обжигает лицо и немного остужает внутренний пожар. Ловлю такси, называю адрес и всё оставшееся время дороги смотрю в окно, не в силах остановить дрожь в руках.

«Трещина в черепе». Эти слова бьют по голове гулко, снова и снова.

А я… я ведь строила из себя гордую, занятую, убеждала себя, что он — всего лишь мимолётная страсть.

Да и у него там девушка красивая, беременная. Вот куда я сейчас лечу как оголтелая? Может быть, и не пустят меня в палату. Может, о нем невеста заботится.

Плевать. Пусть невеста, пусть не пустят. Главное — увидеть его. Один разочек. Убедиться, что жив. В глаза посмотреть.

Приемное отделение городской больницы встречает меня тишиной, что удивительно. Подхожу к стойке регистрации, представляюсь и спрашиваю номер палаты Вадима. Надо было фамилию узнать у Натана. Что ж я так поспешила.

— А вы, собственно, кем ему приходитесь? — устало-раздраженно уточняет дежурная медсестра.

— Я его... — и опять я спотыкаюсь на этом вопросе. Запихиваю гордость поглубже, — …жена.

— Где ж вы полмесяца были? — усмехается, не поверив, девушка.

— Это вас не касается. Мне надо увидеть его. Срочно.

— К нему пускают только родственников. И вообще, часы приема давно истекли. Приходите с соответствующим документом, подтверждающим ваши слова, завтра до пяти вечера. Пустим.

— Привет, Ленка, что у тебя тут? — к стойке подходит еще одна медсестра, но постарше.

— Да вот, жена Вадима из VIP-ки объявилась, — усмехается первая.

— О, уже жена, — хмыкает, смотря на меня. — Женщина, ну вы же взрослая дама. Хоть бы сестрой прикинулись. То невесты беременные прибегают. Теперь вот жены. А всех собак на нас спускают. Мой вам совет — идите домой.

— Послушайте, я должна его увидеть. Это важно, поймите. Завтра Новый год, сделайте доброе дело в честь праздника. Обещаю, никто вас ругать не будет.

— Только врач решает, можно к нему или нет. Время позднее, врача нет. Уходите, — закатывает глаза и цокает женщина.

— Пауля? — удивлённо окликает знакомый голос. Вздрогнув, разворачиваюсь. — Ты какими судьбами здесь?

— Вовка, — расплываюсь в улыбке, увидев университетского товарища. Одного из немногих, с кем общалась. — У меня тут... Вадим с трещиной в черепе. Я должна убедиться, что с ним все в порядке.

— Хорошо. Пойдем, провожу. Ты, кстати, не думала к нам перебраться? Место есть вакантное. Я ж заведующим стал травматологии.

— Серьезно? — ахаю я, напрочь позабыв об уставших медсестрах, что еще пытаются остановить Вову. Мол, нельзя, время позднее. Вадим спит, поди, и невролог запретил.

— Сам в шоке, — усмехается Вова, подталкивая к лифтам.

Пока мы едем на несколько этажей вверх, однокурсник в красках описывает, как смог стать заведующим. Зовет работать, мол, поговорит с главврачом, маня с руками заберут. Отказываюсь, меня устраивает мой график и зарплата в частной клинике существенно больше.

— Ну, смотри. Если передумаешь, звони, — сдается мужчина. Двери лифта открываются, и мы выходим на пустынном этаже. — Так, Вадим твой в бежевой палате. Третья дверь слева. Только, Пауль, без подстав, ладно? Он нервный чуток, вещами швыряется. Девчонка к нему прибегала пару недель назад. Смазливая такая. Невеста беременная, типа. Так он ее послал, еще и стойкой от капельницы швырнул. И всей больнице потом втык был, а медсестры скидывались на новое окно, которое он разбил в порыве гнева этой стойкой.

— А почему медсестры-то? Он пусть и платил бы.

— Так в наказание. За то, что пропустили, поверив на слово.

— Ясно, я все поняла. Швыряться вещами не позволю. Только узнаю о самочувствии и сразу уйду.

— Пациент твой? — спрашивает Вова.

— Можно и так сказать, — пожимаю плечами.

— Ну, давай, увидимся еще. Кофе попьем.

Бывший однокурсник машет в сторону нужной двери и уезжает обратно вниз.

А меня вдруг охватывает такое волнение. Сердце колотится неестественно быстро, и дыхание сбивается. Что, если прогонит? Стойкой швырнет? Грубо пошлет?

— Вы что-то хотели? — из комнатки для медсестер выглядывает дежурная по этажу.

— Я к Вадиму из бежевой палаты, — строго чеканю и, более не задерживаясь, иду. Потому что, если меня и эта начнет останавливать и допрашивать, уже я что-нибудь швырну. И не в окно, а в нее.

Тихо приоткрываю дверь и захожу в полутёмную палату. Смотрю на лежащего с перебинтованной головой, с капельницей в руке. Лицо спокойное, чуть обросшее, но бледное. Отчего заживающие синяки контрастом выделяются особенно ярко.

Такой сильный, упрямый, наглый... И вдруг такой беззащитный. Мне больно смотреть на него. И слезы остановить не могу. Ближе подхожу, осторожно касаясь прохладной ладони со сбитыми костяшками.

— Вадим, — выдыхаю тихо-тихо. Боясь разбудить. — Господи, что ж ты творишь со мной...