Сладкое на ночь

Глава 4. Вадим

— Бар придётся закрыть раньше времени. Партия задерживается. С поставщиком уже связались, доставит в лучшем случае завтра, — докладывает Сева.

— Сколько бутылок осталось? — спрашиваю, просматривая документы.

— Ва-аа-адь, ты меня совсем не слушаешь, — капризный голос бьёт по нервам.

Моя нынешняя девушка жалуется. И чего я тяну с расставанием? Давно пора точку поставить. Нет, чего-то ещё ожидаю. Хотя до сегодняшнего дня меня вроде как всё устраивало. И даже её высосанные из пальца «проблемки», на которые нужны «денюжки» не раздражали. Скорее вызывали умиление и скуку.

— Я занят, — коротко и без эмоций отвечаю, откладывая документы. — Сева, посчитал?

— Да, одна коробка, двенадцать бутылок. Этого мало. Тем более сегодня женский день, а девочки в отрыв уходят сами знаете как.

— У нас вроде на складе белое вино в неликвидах, — постукивая пальцами по столешнице, вспоминаю. Сева кивает. Редко в клубах вино пьют. Тем более белое.

— Ну вот, значит, сегодня вино у тебя в приоритете. Три бокала по цене двух.

— Может, мы льда будем больше добавлять? — предлагает бармен. — Тогда и сибирскую растянем до утра.

— Не мудри. Марку надо держать и не экономить, растягивая капли. Мне разговоры не нужны, что в клубе коктейли водой бодяжат.

— Понял, шеф.

— Что там ещё у нас?

— Не хватает людей, шеф. Двое не вышли на смену после выходных, — подскакивает Серый.

— Вызывай резерв. Этих халтурщиков потом ко мне отправь, будем разбираться и прощаться. И что у нас со светом? Кара?

— Илья уже решил вопрос, техники занимаются лампами, — докладывает девушка.

— Отлично. Есть ещё вопросы? Официантки все на смене? Гоу-гоу готовы?

— Да. Все работаем в штатном режиме, — кивает менеджер.

— Замечательно.

Разворачиваюсь к притихшей и обиженной Тине. Сидит, губы дует. Как-то всё неестественно. Притворно. Показушно. Вон Пончик тоже злилась. От неё аж искры летели. И взглядом одним пригвождала к земле.

— Поезжай-ка ты домой, Тина, — предлагаю сухо. — У меня работы выше крыши.

— Мы же хотели вместе поужинать! — вскидывает голову, смотря ошарашенно. — Ты меня динамишь, Вадим!

Блондиночка запрыгивает на любимого конька и начинает скакать вокруг меня. Её истерика набирает обороты. Аж мои подчинённые не решаются прервать и обходят нас по широкой дуге. Я смотрю на эту игру одной актрисы. И зачем-то представляю, как бы ругалась Пончик Андреевна.

Наверняка старалась бы не привлекать внимания. Шипела сквозь зубы и ледяным взглядом меня уничтожала. Нет, Пончик бы совершенно точно не стала бы играть на публику. Невольно улыбаюсь, вспоминая её отповедь на парковке.

— Что ты улыбаешься?! Ты этого хочешь, да, Вадим? — продолжает девушка. Понять бы, о чём именно она спрашивает. Как-то я прослушал её монолог.

— Да, Тина, — устало киваю и оборачиваюсь на замершего в дверях охранника: — Вызови такси.

Серый исчезает, а у моей, определённо уже бывшей, слов цензурных не находится. Тина испуганно таращится. Не верит.

— Вадя, — всхлипывает.

— Давай без второго акта. Поезжай домой, к родителям. Ты меня бросаешь и забываешь. А я, козёл, не заслуживаю тебя и умру в одиночестве, всю жизнь жалея, что не смог удержать такую замечательную девушку.

— Но…

— Вещи завтра заберёшь, я освобожусь к обеду и заеду за тобой.

— Какая же ты скотина, Вадя! — выплёвывает девушка, разворачивается и выходит из пока ещё закрытого клуба.

Наверное, она права. Честно говоря, мне плевать. Вздыхаю, разминая плечи. Давно нужно было поставить точку. Сам виноват, тянул.

— Налей воды, Сев, — подхожу к бару.

— Может… — и машет мне бутылкой десятилетнего. — Отметить, так сказать.

— Нечего пока отмечать, — фыркаю и получаю минералку.

Оставив персонал готовиться к открытию, еду на встречу с клиентом. Из-за Аверина мне работы прибавилось. И я кручусь как белка в колесе. В десятом часу приезжаю вновь в клуб.

Меня сразу же оглушают биты. Стробоскопы ослепляют. Народ толпится у входа, внутри их ещё больше. Танцпол живёт своей жизнью. Официантки снуют между столиками. Бармен не успевает коктейли готовить. Всё под контролем. Все на своих местах.

Ненавижу шум и толпу. Особенно когда настроение на нуле. Но я научился отфильтровывать ненужное. Привычно иду к бару. Сева мне наливает минералки. Стягиваю дурацкий галстук, пиджак тоже в сторону. Не привык я к костюмам. Но в деловом мире приходится носить.

Разворачиваюсь к залу. Скольжу взглядом по толпе слишком активных девочек. Сегодня что-то раньше обычного стартанули красотки. Краем глаза улавливаю жёлтое облачко, сидящее в тени софитов на одном из диванчиков.

Присматриваюсь, не веря собственным глазам. Пончик Андреевна собственной персоной. Сидит в ярко-жёлтом платье. Белое вино в бокале крутит. Волосы волнами блестят, накрасилась. Ничего от строгой училки не осталось. А платье-то все выдающиеся части манящего тела обтягивает. На груди Пончика основательно залипаю, аж в горле пересыхает.

— Повтори, — машинально прошу, отодвигая пустой стакан.

Я слежу за ней, словно сталкер за жертвой. Она единственная, кто не сливается с общей картинкой клуба. Выделяется своей сдержанностью. Улыбкой немного усталой. Осанкой.

Её подруги шоты заказывают. Щёлкают сто селфи в секунду. Хохочут и с визгом бегут на танцпол. Тянут её за руку, приглашая повеселиться вместе. Но Пончик мягко отказывает, на вино показывает. Так себе вино, чтобы из-за него остаться одной.

— Ксюшка, — останавливаю официантку, — шампанское за третий столик отнеси, комплимент от клуба.

— Да, шеф.

Девчушка тут же забирает бутылочку, на поднос укладывает фужеры и бодренько несёт. К столу подходят остальные женщины. Улыбаются, радуются, в ладоши хлопают. Одна из них показывает на себя и смеётся.

Пончик охотно меняет вино на шампанское. Отпивает и нос морщит.

Девочки доходят до кондиции. Пончик с блаженной улыбкой сидит, подрагивает в такт музыке. Не её это мир. Слишком взрослая, уставшая для этих дешёвых развлечений. Я жду. Терпеливо. Словно охотник добычу. Момент подходящий ловлю. И когда подруги снова вливаются в толпу, оставив её одну, встаю.

Диджею киваю. Молчаливо прошу сменить трек и двигаюсь. Медленно. Свет плавно потухает до интимного полумрака, замедленный ритм плывёт по залу. Тягучая романтичная мелодия льётся из колонок. Народ недовольно гудит, но мне плевать.

Толпа расступается, оглядывает. Я чувствую на себе взгляды. Липкие, слащавые, цепкие. Разные. Но не реагирую. Вижу цель — не вижу препятствий.

Останавливаюсь прямо перед женщиной. Она взгляд поднимает. Не торопится, рассматривает всего, прежде чем наши глаза встречаются. Удивлённо брови вскидывает. Во взгляде растерянность и ещё что-то, что она пытается скрыть за строгостью.

Прежде чем она откроет рот, хватаю тёплую ладонь, вытягиваю из-за стола. Пончик Андреевна протестующе ахает, что-то говорит, но из-за музыки не слышно почти. Я, словно крейсер, тяну её прямо в центр танцпола. Разворачиваюсь, в себя впечатываю. Ближе, теснее. Не даю вырваться.

Она особо и не делает попыток. Лишь напрягается и упирается, хочет дистанцироваться. Комкает рубашку на груди. Губы пухлые поджимает и глазами сверкает. Так и думал. Не хочет устраивать скандал на потеху публике. Она ведь не такая.

Склоняюсь и шумно вдыхаю запах её духов возле уха. Сладкий, чуть пряный. Андреевна вздрагивает, сильнее ладонями упирается. Очень старается отстраниться.

— Пончик, ты безумно вкусно пахнешь, — шепчу в ухо.

Её полная грудь расплющивается об мою. Я чувствую её жар. Её прерывистое дыхание. И веду в медленном танце, наслаждаясь её близостью.

— Вы в своём уме? — шипит и резковато тянет мою руку, так нагло опустившуюся ниже талии.

— Нет, — хмыкаю, едва задевая губами мочку уха.

— Оно и видно, — дёргается назад. В глаза смотрит, гневно молниями сверкает. — Отпустите меня немедленно!

— Нет, — повторяю спокойно.

Усмехаюсь, замечая, как вся краснеет от возмущения. Она не только вкусно пахнет, но и эмоциями вкусно фонтанирует. Трогает меня, сама не замечает. Сильнее завожусь от этих невинных прикосновений. От груди мягкой, вздымающейся. От тела, податливого и горячего в моих руках.

— Чертовски хороша, Пончик Андреевна, — пахом прижимаюсь к её бёдрам, потираюсь, показывая собственное желание.

Ошеломлённо округляет глаза. Брови сводит на переносице.

— Хам! — дёргает выше головой, но не вырывается. Дышит лишь прерывисто, чуть приоткрыв рот. И смотрит. Глаз не отводит, не сдаётся.